Джоанна, со снисходительной усмешкой следившая за приготовлениями подруги, высоко подняла брови. Несколько минут она озадаченно смотрела на вдохновенно строчившую Ксави и наконец, не выдержав, перегнулась через ее плечо. Пробежав глазами пару строчек, Джоанна охнула и почти в ужасе спросила:
— Это что?!
— «Смешные жеманницы», — невозмутимо ответила Мари, не отрываясь от работы.
— Это?!!
— А что? По-моему, неплохо. Дословно я, конечно, не вспомнила, но смысл, мне кажется, полностью сохранен. — Ксави с гордостью оглядела свое творение.
— Это ты называешь «сохранен смысл»?! — Джоанна рванула свиток из-под гордо стоящего посреди стола башмака:
«Като. Предлагаю считать сегодняшний день самым отпадным.
Мадлон (Альманзору). Эй, парень, сколько можно тебе долбить одно и то же? Ты что, ослеп? Кресел мало!
Маскариль. Только не падайте от вида виконта: он нынче едва не отбросил коньки, оттого и рожа бледная».
Джоанна уронила свиток и заботливо прижала ладонь ко лбу Ксави.
— Ты уверена, что это Мольер?
— Ну-у, — протянула та. — В общем-то где-то…
— А ну-ка, дай сюда первоисточник! Та-ак…
«Cathos. Cette journee doit etre marquee dans notre almanach comme une journee bienheureuse.
Madelon (a Almanzor). Allons, petit garcon, faut-il toujours vous repeter les choses? Voyez-vous pas qu'il faut le surcroit d'un fauteuil?
Mascarille. Ne vous etonnez pas de voir le vicomte de la sorte; il ne fait que sortir d'une maladie qui lui a rendu le visage pale comme vous le voyez»[100].
— Это как называется?! — взъярилась Джоанна. — Эм Лозинский! Бэ Пастернак!! Тэ Щепкина- Куперник[101]!!!
— Я же сказала, что смысл сохраняю, — защищалась Ксави. — А стиль потом подработаем. Ты же сама говорила, что ты по натуре не Пушкин, а Белинский!
— Так ты что же, на роль Пушкина претендуешь?! — Джоанна неожиданно успокоилась, обошла стол, села на лавку. Сложив по-ученически руки на столе, она положила на них подбородок и с интересом уставилась на Мари: — Ну-ну! Перышко тебе… В руки…
Глава 53
Чтоб они так играли, как они пьют нашу кровь!
Утром в покои Натальи Алексеевны, слегка пошатываясь, вошла Джоанна. Она устало опустилась на лавку и протянула царевне увесистую пачку бумаги.
— Вот. Ксави за вчерашний день натворила, а я всю ночь переводила полет ее мысли на нормальный русский язык. Можно ставить.
— Куда ставить? — удивилась Наталья Алексеевна.
— На сцену.
— А зачем?
Некоторое время собеседницы непонимающе глядели друг на друга.
— Ой! — спохватилась Джоанна. — Я хотела сказать: «Можно представлять».
— А-а! А я-то было подумала… Уж больно вы не по-нашему изъясняетесь.
«Ха! „Не по-нашему“! — подумала Джоанна. — Видела бы ты, матушка, что тут вчера было написано! Решила бы, наверное, что у нас крыша поехала».
— Так что? — поинтересовалась она вслух. — Будем набирать труппу? Ну, комедиантов.
— Да где ж их возьмешь? — пригорюнилась царевна. — Куншта-то давеча выгнали по причине дурости и великой непристойности. Зело нахален был и политесу не знал.
— А своих, что ли, нет?
— Ой, да какие у нас комедианты? Баб полон двор. А мужеские роли на тиятре кому представлять? Кто не с Петенькой на войне, тот в науках занят, в Приказах. Не мужиков же маркизами да графами обряжать?!
— А почему бы не попробовать? — пожала плечами Джоанна. — Вон по дворцу сколько холопов — и чинны, и с виду ничего, и политесу, небось, насмотрелись тут у вас.
— И то! — обрадовалась Наталья. — А я еще Романова Никиту Ивановича, дядьку, позову. Он хоть и стар, а умен и образован. Да еще из купцов кого. Иди, свет мой, поспи! А я почитаю пиесу и актеров к вечеру соберу в комедияльном анбаре. Там и поговорим.
— Ну что, Степан, поклонишься ты, как должно, или тебе подмога нужна? — улыбнулась Наталья Алексеевна.
— Боюсь, это неизлечимо, — Ксави разглядывала кандидата в актеры, словно редкостный экспонат. — Тут поможет только цианистый калий!
Степан, наряженный в немецкий камзол, стоял взмокший и с тоской поглядывал на дверь — может, отпустят?
— Значит так, — вмешалась Джоанна, — если подвести итоги, то они получаются неутешительными. Первое: Анна с Марфой жеманятся натурально — это хорошо, но вот связать два слова и при этом вспомнить третье — уже выше их сил, а это плохо.
Пышнотелые Анна и Марфа — сестры Александра Меньшикова, смущенно зарделись и хихикнули в рукав.
— Второе, — неумолимо продолжала Джоанна. — Если кто-нибудь скажет, что Тихон держится на сцене лучше Степана, плюньте обманщику в ухо. И третье — у нас нет еще двух исполнителей мужских ролей. Так что неделя работы выброшена псу под хвост. Что имеют сказать присутствующие?
Анна и Марфа опять хихикнули. Степан украдкой оттянул ворот и еще раз оглянулся на дверь. Ксави постукивала носком туфельки по ковру и тихо напевала:
Наталья Алексеевна внимательно оглядела всех и неожиданно улыбнулась:
— А я разумею, мы по-иному сделаем. Что, если Степан с Тихоном не Маскарилью
