патриарх, который предложил пять тысяч золотых бизантинов, или бизантов (золотая монета, имевшая хождение на Ближнем Востоке. —
Горячие головы предлагали в традициях рыцарства предпринять последнюю, отчаянную контратаку против неверных, но патриарх воспротивился этому. Он разъяснил, что если атака захлебнется, а рыцари погибнут, то их женщины и дети будут проданы в исламское рабство и души их не попадут в рай. Он сказал: «Арабы их не убьют, но заставят отречься от веры Христовой, и души их будут потеряны для Господа».
Поэтому Ираклий посоветовал Балиану просить мира, и тот отправил к Саладину парламентера для переговоров. Сначала Саладин не был склонен принять предложение. Он мрачно ответил: «Наши мудрецы говорят мне, что Иерусалим можно очистить, только пролив кровь христиан, и что следует отомстить за мусульман, которых ваш Готфрид убивал на улицах и даже в храме».
Все же султан подсластил эту горькую пилюлю, заметив, что он готов еще раз посовещаться об этом с мудрыми людьми. Второе посольство горожан, отправленное к Саладину, тоже вернулось ни с чем, и наконец явилось третье, во главе с самим Балианом. Он спрашивал у султана о его условиях для сдачи Иерусалима и просил лишь милосердия для людей, находившихся в городе.
«Вы недостойны милосердия, — отрезал Саладин. — Завтра мы станем вашими господами, будем убивать вас, а женщин и бедняков сделаем рабами».
На это Балиан ответил встречной угрозой: «Если мы отчаемся получить пощаду и будем знать, что выхода все равно нет, то мы готовы встретить смерть, как подобает мужчинам. Мы будем отчаянно драться с вами, мы пойдем в огонь и не посрамим себя. Ни один из наших не будет ранен прежде, чем он сам ранит десять врагов. Мы подожжем дома в городе и снесем священную для вас скалу, так что вам придется оплакивать ее утрату. Мы убьем всех мусульман-пленников, а их у нас тысячи. Мы уничтожим свое имущество, чтобы оно вам не досталось. — Выждав эффектную паузу, Балиан тихо добавил: — Какую же выгоду вам принесет этот дух мстительности? Вы можете потерять здесь все».
Угроза разрушить Святой город и Скалу Пророка не могла не задеть Саладина. Глядя на мрачно- решительное лицо своего благородного противника, султан понимал, что этот человек не бросает слов на ветер. И все же Саладин не хотел, чтобы его мечта о взятии Святого города завершилась простым торгом. Нужно было, чтобы его цель была достигнута в результате полной победы. Этого требовала история. Это он обещал сделать своему народу и своему пророку.
«Вот что я решил, — наконец ответил он Балиану. — Я проявлю милосердие к вашим людям так, чтобы не нарушить клятвы. Они капитулируют, как если бы город был взят силой. Я разрешу всем сохранить свою собственность. Тех, кто сможет заплатить выкуп, я освобожу, а все прочие станут моими рабами».
Время неопределенности кончилось. Теперь уже разговор шел не о свободе, а только о ее цене. Балиан и Ираклий выговаривали право безопасно уйти из города для наибольшего числа бедных христиан (около 20 тысяч), поскольку за них могли заплатить богатые. Прошло еще сколько-то времени, и стороны не раз обменялись посланиями, пока не договорились о цене: десять бизантинов за каждого мужчину, пять — за женщину и по одному — за ребенка.
Балиан и патриарх знали, что располагают тридцатью тысячами из казны госпитальеров — столько прислал в свое время Генрих II в качестве штрафа за убийство Томаса Бекета. На эти деньги можно было купить свободу для семи тысяч христиан. Еще тысячи можно было освободить благодаря средствам, собранным на улицах города.
Глава 10
САМЫЙ МИЛОСЕРДНЫЙ И ЧЕЛОВЕКОЛЮБИВЫЙ
Хорошо зная историю, султан отложил на два дня свой триумфальный вход в Иерусалим, чтобы сделать это в пятницу, 27 числа месяца раджаб 583 г. мусульманского летосчисления (то есть 2 октября 1187 г. по христианскому летосчислению). В эту годовщину восхождения пророка на небеса, во время которой он лицезрел Аллаха, город снова стал мусульманским. Внутри городских стен Саладин с достоинством принимал поздравления в присутствии своего победоносного войска. Ему воздавали хвалу эмиры и ученые, дервиши и аскеты, поэты и законники. Они целовали край ковра у его стоп, приносили дары, декламировали панегирики.
Не в пример крестоносцам, взявшим Иерусалим в 1099 г., султан не устраивал резни. Скорее, опасность угрожала зданиям. Двери храма Гроба Господня были заперты. Среди советников Саладина были радикалы, которые сравнивали храм с «навозной конюшней» и требовали разрушить его, чтобы прекратить паломничество христиан в Палестину.
«Если разрушить это здание до основания и расчистить это место, так чтобы даже следов от него не осталось, — заявлял один из них, — тогда люди больше не будут приходить сюда и у этих отмеченных проклятием странников пропадет охота даже думать об этих местах. Если же оно останется здесь, их паломничеству не будет конца».
Разрушить или сохранить храм? Вопрос этот вызвал горячие споры в совете. Более здравомыслящие эмиры возражали, что паломников привлекает в Иерусалим не храм, но место, где совершилось Распятие. «Они будут приходить сюда, даже если срыть Голгофу», — сказал один из таких советников. Другой эмир, знаток истории, напомнил, что в 1098 г., перед тем как крестоносцы взяли Иерусалим, мусульмане на своем совете говорили о том же самом и решили тогда оставить в покое храм Гроба Господня по чисто политическим соображениям. Разрушить главную святыню христиан — значило бы только усилить их ненависть к мусульманам и жажду мести.
Саладин спокойно слушал все эти споры. Наконец он объявил свое решение. Он сказал, что храм Святого Гроба Господня трогать не следует. Хороший мусульманин должен уважать святые места всех религий. Через три дня храм снова был открыт для христиан, только за небольшую плату.
Победители обнаружили, что храм на Скале Пророка был превращен в церковь. Христиане покрыли поверхность скалы мраморными плитами, чтобы люди больше не ходили по тому месту, где некогда ступала нога пророка, и чтобы исчезла аура, присущая этому месту. Там был построен храм с мраморными колоннами и с резьбой по камню, изображавшей животных, в том числе нечистых свиней. В нише за входом крестоносцы устроили исповедальню — место, особенно священное по их вере. Она была украшена фресками, изображавшими блудницу, стоявшую перед Иисусом, ту, о которой он сказал фарисеям: «Пусть тот из вас, кто сам без греха, первым бросит в нее камень».
Саладин велел убрать все, что было сделано христианами, и освободить Скалу от мрамора. Когда это было выполнено, обнаружилось, что часть Скалы стесана. Христиане срезали несколько каменных глыб и продали в Константинополь. В нише на месте исповедальни мусульмане восстановили собственное святилище с любимой ими колонной Авраама, где он, согласно их верованиям, намеревался принести в жертву своего сына. Мусульмане сняли с купола установленный там христианами золоченый крест, протащили его по улицам и доставили Саладину, который отправил его в подарок багдадскому халифу, чьим вассалом султан формально продолжал оставаться. Халиф же велел врезать этот подарок в одну из ступеней лестницы главной багдадской мечети, чтоб мусульмане наступали на него, когда будут идти на молитву.
В находившейся по соседству мечети Аль-Акса храмовники устроили свои квартиры и конюшню для своих лошадей. Теперь здание было расчищено, приведено в порядок, вымыто розовой водой (которую специально привезла из Дамаска сестра Саладина) и подготовлено к первой проповеди. В михрабе, нише, которая указывала священную для мусульман сторону света, прежние жильцы устроили отхожее место. Эту нишу также вычистили, выскоблили, отреставрировали и по приказу Саладина стены ее выложили прекрасными мраморными плитами, на которых было воспроизведено его имя. Надпись гласила: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Я повелел восстановить священный михраб и отстроить заново мечеть
