оставался на юге Франции, но оба монарха уже знали, какое сильное впечатление произвели вести о катастрофе на английского принца.
Теперь они слушали рассказ архиепископа Иосии об утрате Святой земли. Велики были его гнев и отчаяние, а позднее эти чувства нашли отражение в печальной ламентации «Плач о Сионе»: «Посыпь голову пеплом и оденься во власяницу, о Иерусалим! Там, где раньше был воздвигнут надежный оплот веры, милосердие лишено уважения, а вера утратила подобающее ей место. В сердце Иерусалима шакалы выкармливают своих щенков. Неверные бросают камни в святилище, и египтяне разрушают созданное израильтянами».
Выслушав архиепископа, Генрих и Филипп также опустились на колени и дали обет стать крестоносцами. Было решено, что французы станут носить на своих накидках красные кресты, англичане — белые, а фламандцы — зеленые. Оба короля согласились организовать поход в Палестину в течение года. Там же было решено собирать в Англии и во Франции налог на борьбу с Саладином.
На какое-то время сложилось впечатление, что папская пропаганда священной войны сработала успешно. Снова появилась благоприятная возможность направить в русло Крестового похода энергию европейской знати, погрязшей в разрушительных междоусобных конфликтах. Феодалы должны были объединиться против общего врага во имя торжества христианства. Таким образом, рыцари получали возможность удовлетворить присущую им воинственность, но — ради возвышенной цели. Генрих Плантагенет, постаревший и уставший от бесконечных междоусобиц, был готов откликнуться на призыв Ватикана и договориться с молодым королем Филиппом по поводу Вексена. Последний же возобновил свое требование заключить брак между его единокровной сестрой, красавицей Алисой, и принцем Ричардом.
Но дух священного мщения оказался недолговечным. Вскоре стороны снова вспомнили о своих мелочных раздорах. Генрих не собирался лично отправляться покорять Святую землю и предпочел бы с помощью этого предприятия избавиться от неудобной для него молодой родни. По его мнению, он достаточно уже послужил делу крестоносцев, дважды в год посылая штрафные деньги храмовникам и госпитальерам. Кроме того, он хотел по-прежнему обладать и Вексеном, который Филипп рассматривал как приданое Алисы, и самой этой красоткой. В июле Плантагенет не выдержал и даже разразился кощунственной бранью: «Зачем мне почитать Христа? Для чего я должен совершать подвиги во славу Того, кто лишает меня земной славы и позволяет какому-то мальчишке ущемлять мои интересы?»
В августе, в результате новой встречи в Жизоре, между монархами произошла ссора. Филипп в гневе приказал срубить знаменитый вяз. После того как это было сделано, Генрих объявил ему войну. Но у английского короля не было ни здоровья, ни настроения, чтобы воевать на самом деле. Рим оказал давление на обоих правителей, требуя примирения. Они снова встретились в ноябре, и Генрих был шокирован, заметив близость Ричарда и Филиппа. Подтвердились слухи о том, что воинственный сын Генриха — содомит. Несмотря на это, Ричард снова потребовал, чтобы его сделали наследником английского престола, но получил злобный отказ.
«Теперь я убедился в том, что прежде казалось невероятным», — прошипел старый Плантагенет. Хотя в действительности его возмущение было больше показным. После того как Ричард поклялся в вассальной верности Филиппу за свои французские владения, встреча закончилась безрезультатно.
В Ватикане были шокированы тем, что два монарха продолжали заниматься дрязгами. Папский легат пригрозил отлучением от церкви всем тем, кто не прекратит вражду и не объединится ради спасения дела христианства, но посланника папы встретили враждебно. Филипп Август насмешливо заявил, что Риму нужен мир в Европе только потому, что он «пахнет английским золотом». Ричард же в приступе ярости едва не обнажил против легата меч.
Через полгода Ричард присоединился к военному походу Филиппа против своего отца. Они осадили короля в его родном городке Ле-Ман и сожгли город. Этого Генрих простить не мог. Покинув горящий Ле- Ман со своими людьми, он остановился на холме в окрестностях города и в гневе и горе проклял сына.
«Ты подло лишил меня города, который я любил больше всего на свете! — кричал он, обратясь в сторону, где стоял Ричард. — Я отплачу тебе той же монетой. Я отниму у тебя то, что ты больше всего любишь».
Ричард во весь опор поскакал преследовать отступавшее войско отца. Чтобы задержать его, один из адъютантов Генриха, Вильям Маршалл, который в свое время был наставником Ричарда в фехтовании, поскакал назад и подстерег принца, когда тот был один на дороге.
«Не убивай меня, Маршалл! — в страхе крикнул тот, увидев своего учителя. — На мне нет брони».
«В таком случае пусть дьявол убьет тебя, а я не стану», — отвечал тот и с этими словами вонзил копье в живот коня Ричарда.
Через несколько недель Генрих все же был схвачен в Баллане, покинутый почти всеми своими людьми. Его неверные слуги сбежали с остатками королевских сокровищ. Как писал по этому поводу Геральд Уэльский, «подобно тому как мухи ищут мед, волки — падаль, а муравьи — зерно, придворные следуют не за хозяином, а за его достоянием». Старый король в это время был уже при смерти, и от него добились признания Ричарда наследником, повеления освободить Элеонору из заточения и отказа от Алисы, с тем чтобы Ричард мог на ней жениться после возвращения из Крестового похода. Также Плантагенет вынужден был отказаться от важных пограничных крепостей и от прав на Вексен.
Ричард, однако, чувствовал угрызения совести зато, как он поступил с отцом (это чувство не покидало его потом всю жизнь). Он стоял на коленях у его постели со слезами на глазах. Генрих же, повернувшись к сыну, бросил ему в лицо: «Молю Бога, чтобы я не умер, пока не отомщу тебе за все».
Это были последние слова старого короля. Его перевезли в Шиньон, где через несколько дней он скончался и был похоронен в церкви Монахинь в Фонтевроле. Ричард на похоронах имел вид человека, убитого горем и мучимого чувством раскаяния. По свидетельству Геральда Уэльского, летописца этих событий, когда Ричард приблизился к гробу, в котором лежал Генрих, из носа покойного вытекла струйка крови. Это было зловещее знамение, означавшее, что принц повинен в гибели отца.
2. Коронование льва
После похорон Ричард ненадолго отправился в Англию на церемонию коронации. Народ с нетерпением ждал будущего монарха, человека уже достаточно знаменитого. Поэты и певцы соревновались в искусстве прославления принца. В одной песне говорилось, что Ричард «молод годами, но зрел сердцем». Народу обещали, что будущий властитель — «украшение рыцарства, чья речь содержит истину, идущую от сердца».
Освобожденная Элеонора готовила сыну достойную встречу. Для этого, по ее мнению, необходимо было совершить несколько поездок по городам страны и освободить как можно больше политических заключенных, отправленных в тюрьмы ее мужем. Как отметил хронист, королева-мать «лично знала, как отвратительно для людей быть в заточении и какая радость — получить свободу».
Величественная церемония коронации Ричарда состоялась 3 сентября 1189 г. в Вестминстере. В воздухе витали радость грядущего обновления и надежда на лучшие времена. Общие чувства выразил в восторженных строках трубадур своего времени Бертран де Борн: «Мне любо, когда старики передают власть молодым, уступая им дорогу, и когда в каждой семье заводится столько детей, что хотя бы один из них чего-нибудь добьется. Мне это по душе, ибо тогда мир обновляется больше, чем весенней порой, когда поют птицы и расцветают цветы. Это хорошо, когда старых властителей или властительниц сменяют молодые».
На коронации молодого короля золото было повсюду: золотые канделябры, три золотых меча, золотой королевский скипетр, золотое шитье на королевских туфлях, золотой крест и, конечно, золотая корона, украшенная драгоценными камнями. На королевской печати, которую нес брат Ричарда принц Джон, были изображены на красном поле три льва и корона над их головами, а надпись по-латыни гласила: «Корона и эмблема короля Ричарда, могучего воина». У алтаря наследный принц принес три клятвы, включая обет искоренять врагов католической церкви. Он был обнажен до пояса, и архиепископ
