Саладину это предложение пришлось по душе. Принять его — значило бы заставить врагов резать друг друга. А если бы Конрад действительно взял Акру, Ричарду пришлось бы прекратить наступление на Иерусалим. Принцу Сидонскому предоставили великолепный шатер, словно он был царем или халифом, в его честь устраивали роскошные пиры, он вместе с братом султана объезжал мусульманский лагерь. Посла решили задержать на несколько дней, чтобы эмиры успели обсудить, с одной стороны, предложение Ричарда, а с другой — предложение маркиза Конрада.
Во время всех этих странных переговоров был даже установлен особый царский шатер на нейтральной территории, в котором аль-Адель и король Ричард встречались, пировали и обсуждали различные предложения и проблемы, по словам арабского историка, «заверяя друг друга во взаимной приязни и доброй воле». 16 октября король Ричард передал принцу великолепного боевого коня в подарок султану.
Наконец Саладин снова собрал эмиров на совет, чтобы они вынесли решение по обоим предложениям со стороны крестоносцев. Они ответили султану, что предложение короля, если только оно искреннее, более предпочтительно для мусульман. Весь опыт предыдущих войн учил, что честное соглашение с местными баронами невозможно: они всегда изменяли своим клятвам.
Итак, предложение Конрада не было принято, и его посол, которого некоторое время принимали по- царски, покинул лагерь Саладина. Но и брачные предложения Ричарда не превратились пока в реальность. Они вызвали ужас в самом лагере крестоносцев, и не только у Иоанны, но и у епископата. Если Коран запрещал мусульманам браки с неверными, то такой же запрет существовал и в Библии — об этом, например, прямо говорилось в книге Второзакония. Наконец Ричард написал Саладину: «Христиане не одобряют моего намерения выдать замуж мою сестру без разрешения папы римского, главы церкви. Поэтому я отправил гонца к папе, который вернется через три месяца. Если папа согласится, то все будет кончено. Если же нет — я отдам твоему брату руку одной из племянниц, для чего подобного согласия не требуется».
На это письмо Саладин не ответил. Все слишком усложнилось, и к тому же никак нельзя было терять три месяца зря. Ричард сделал еще одну попытку решить дело дипломатическим путем и попросил султана о личной встрече через нового друга аль-Аделя. Эмиры были рады принять такое предложение, но Саладин написал в ответном письме: «Царям не годится воевать друг с другом после того, как они встретились с миром. Сначала надо разрешить наш спор. Только тогда мы сможем встретиться прямо и поговорить о серьезных делах. Только тогда мы сможем заложить основу подлинной дружбы между нашими народами».
3. «Вперед!»
Пока в октябре продолжались эти полуфантастические переговоры, обе армии не сидели без дела. Экспедиции фуражиров с обеих сторон время от времени вступали в мелкие стычки на равнине Рамлы. Саладин получил неприятные сведения о том, что окрестные крестьяне постоянно снабжают войско крестоносцев хлебом и мясом, а значит, рассчитывать на голод в стане противника уже не приходилось. От перебежчиков он также узнал, что король Ричард собирается вскоре уйти из Яффы и отправиться в поход на Рамлу.
Поэтому султан продолжал разрушать крепости и города, которые могли достаться крестоносцам. Он полюбовался великолепием церкви Святого Георгия в Лидде, прежде чем приказал разрушить ее. Следующей его жертвой стала крепость в Рамле, вместе с находившимся в ней собором Святого Иоанна. Жителям было велено покинуть город, а в утешение им было разрешено взять с собой зерно из государственных запасов. 4 октября Саладин с восхищением осмотрел прекрасно построенную крепость Латрун, известную также под названием Торон, а затем велел сровнять ее с землей. В начале месяца рамадан султан тайно совершил трехдневное путешествие в Иерусалим, чтобы осмотреть запасы оружия и боеприпасов, а также распорядиться об укреплении некоторых фортов. Священный город был готов к обороне.
В конце октября армия крестоносцев наконец оставила гостеприимную Яффу и, пройдя через Язур, стала лагерем в развалинах Лидды и Рамлы. Среди этих мрачных руин их войску пришлось задержаться на 22 дня, в основном из-за непогоды. Несколько недель их поливал проливной дождь с градом. Сильный ветер срывал палатки, лошади увязали в грязи, хлеб пришел в негодность, кольчуги на рыцарях ржавели, земля превратилась в болото, и идти дальше стало совершенно невозможно.
А в лагере Саладина, опустошившего окрестные земли, обсуждали всякого рода политические новости и слухи. Сначала султану ошибочно сообщили о смерти французского короля по дороге домой. Разумеется, это не огорчило его, но вслед за тем пришла поистине горькая новость о кончине Таки-аль- Дина в Сирии. Саладин близко знал этого свирепого военачальника. Оплакав его, султан прочел из Корана: «Мы вернем ему все, что мы должны ему». Непримиримая ненависть его племянника к крестоносцам делала его могучим воином, и то, что случилось, было ударом не только по джихаду, но и по единству империи. Эта трагедия спровоцировала раздоры претендентов на провинции Междуречья, и пришлось послать туда часть войск, чтобы усмирить смутьянов. При этих обстоятельствах Саладин едва ли мог ожидать серьезной поддержки с востока. Защищать Иерусалим ему придется силами своих сирийцев, египтян, турок и курдов.
Арьергард армии Саладина стоял на холмах на пути следования войска захватчиков, и отряды бедуинов время от времени атаковали коммуникации противника, когда султан ввел свои главные силы в Иерусалим. Саладин полагал, что осада не начнется до наступления сухого сезона весной, но уверенности в этом не было, и он опасался, что в городе недостаточно припасов для ведения войны. «Если будущей весной не придет помощь, нам придется туго», — писал султан одному из окраинных эмиров. Правда, в это время он получил подкрепление из Египта под командованием искусного военачальника Абу иль-Хаиджи.
12 декабря, когда распогодилось, крестоносцы снова отправились в поход. Из Рамлы они отправились в Торон, чтобы устроить лагерь среди развалин этой некогда сильной крепости. Там они провели сутки и двинулись в другой опустошенный поселок, Бейт-Нубу, в трех милях от Торона. Теперь их войско находилось в двадцати милях от Иерусалима. И снова его задержали дождь и снег. По иронии судьбы, в этих жалких условиях католические воины воспрянули духом. Они находились на землях Иудеи, страны своих молитв и мечтаний. Где-то здесь бродил пешком сам Спаситель и проповедовал народу истину Евангелия. Иерусалимский Скорбный путь был теперь почти рядом с ними. Все они хотели принять участие в предстоящем, как им казалось, славном триумфе. Даже раненые в Яффе хотели чувствовать свою сопричастность к общему подъему. Многих из них принесли на носилках в Бейт-Нубу, хотя дорога находилась под контролем бедуинов, и неизвестно было, есть ли у них указания щадить раненых и безоружных.
Крестоносцы сравнивали себя с «освободителями» 1099 г., а своего короля — с Готфридом Бульонским, который девяносто два года назад залил улицы Иерусалима кровью мусульман и иудеев и фактически был первым королем, но скромно правил лишь в качестве «защитника храма Гроба Господня». Его эпитафия гласит:
