Главное внимание нацист уделяет ФРГ. Его доклады, «украшенные» воспоминаниями о лично пережитом, наци встречают с горячим одобрением.
«Коршун» Восточного фронта
Блестящую послевоенную карьеру в Южной Америке сделал некто, не состоявший на службе ни в РСХА, ни в СС. В качестве символа новой политической обстановки в ФРГ нацистам необходим был кто-то из старых кадров, которого не надо было бы перелицовывать из эсэсовского убийцы в обычного солдата.
Такую фигуру уже создали Гитлер и нацистская пропаганда, перья борзописцев, глотка Геббельса и фон Офен. Крупные заголовки фашистских газет и восторженные корреспонденции сделали его «орлом Восточного фронта», фюрер наградил его, одного из немногих, «Рыцарским крестом» — высшей степенью ордена «Железный крест» — с золотой дубовой ветвью, мечами и бриллиантами. Эрих Кернмайр назвал его в «Дойче националь-цайтунг» «бессмертным героем Германии».
Речь идет о полковнике Гансе Ульрихе Руделе.
Рудель, сын священника, родом из Верхней Силезии. В 1936 г., двадцати лет, добровольно пошел служить в нацистский воздушный флот. Мечтал летать на пикирующих бомбардировщиках, тех, что, подобно коршуну, камнем падают вниз на беззащитную жертву, мечтал сбрасывать на бреющем полете смертоносные бомбы.
О начале его жизненного пути рассказывают по-разному. По одной версии, высказанной в помпезном издании в честь этого нацистского «героя», он в 1938–1939 гг. учился на штурмана в летной школе в Хильдесхайме. По другим данным, Рудель в эти годы в составе легиона «Кондор» свирепствовал против национально-революционных сил республиканской Испании.
В немецкой военной истории есть немало одиозных фигур, преподносимых молодежи ФРГ в качестве «прототипа героя».
Во время первой мировой войны это, например, лейтенант пехоты Эрнст Юнгер. Кровавые ужасы войны привели его в восторг. Его «подвиги» были отмечены высшим прусским орденом «За заслуги». В романе «Стальные грозы» Юнгер прославил войну и нарисовал образ «идеального героя». Варварская резня изображалась им как мужественный «доблестный поединок», массовое убийство с помощью совершенной техники — как «спортивное испытание» солдата.
Однако Руделю и ему подобным не нужны были «героические образы», чтобы оправдать свои злодеяния. Выстрелить, убить — что может быть проще! Важна цель, она оправдывает средства. В эскадрилье его характеризовали как «очень холодного, резкого, необщительного и лишенного чувства юмора». Он был фанатически предан национал-социалистским идеям, не допуская и тени критического отношения к ним.
Понятно, почему Гитлер наградил Руделя обоймой орденов. Понятно, почему Рудель был желанным гостем в доме матерого нациста Геббельса. В новогоднюю ночь 1944 г., когда голодные немецкие солдаты мерзли в окопах, Рудель веселился у горящего камина на вечеринке у Геббельса. Летели в потолок пробки шампанского, наполнялись бокалы, чокались гости, и среди них — Вилфред фон Офен. Здесь скрепились его отношения с Руделем, которые продолжались и после войны.
Карьере Руделя, командира суперэскадрильи «Иммельман», пришел конец 8 мая 1945 г. Спасаясь от возмездия, Рудель бежал на запад к американцам. Главное — не попасть в плен советским войскам, ибо кровавых следов от зверств убийц с воздуха не сосчитать было на огромном пространстве между Ленинградом и Крымом.
В мемуарах Рудель назвал это поспешное бегство в Китцинген «блестящим воинским подвигом». Что же было на самом деле? 27 июня 1953 г. гамбургский еженедельник «Ди цайт» писал: «Рудель улетел на последнем самолете и сдался в плен американцам. Весь наземный обслуживающий персонал аэродрома он бросил на произвол судьбы. Впоследствии, оправдываясь, он ссылался на то, что генерал Шернер приказал спасать машины».
Однако о «спасении» машин не могло быть и речи. На авиабазе в Китцингене самолеты эскадрильи приземлялись так, что выходили из строя, причем делалось это преднамеренно — ни одна исправная машина не должна была достаться американской армии. А «воинский подвиг» был не чем иным, как спасением собственной шкуры. Такова оборотная сторона легенды о «герое», созданной вокруг Руделя нацистской пропагандой.
В середине апреля 1946 г. Рудель и другие были отпущены на свободу. В то время как сотни тысяч немецких солдат еще находились в плену, асы из «Иммельман» уже делали свою послевоенную карьеру. Начали они с транспортной конторы в городе Кесфельд в Вестфалии.
«Первые крупные заказы стекольной промышленности, — писал Рудель, — из Вестфалии намеренно направлялись прежде всего в Южную Германию, другие рейсы — на север британской зоны». Было ли случайностью, что Рудель точно указал здесь главное направление маршрута «оси Б — Б» организации ODESSA, называя его «новой ареной действий эскадрильи «Иммельман»?
Через несколько лет генеральный прокурор ФРГ начал против Руделя дознание по подозрению в тайном заговоре. Как видно из архивных материалов, полковник нацистских. ВВС «отрицал оказание им крупным нацистам какой-либо помощи в организации бегства».
В 1960 г. прокуратура ФРГ была, по всей видимости, полностью удовлетворена этим объяснением. Мы же хотим вернуться к фотографии, сделанной на борту парохода, где бежавший в Аргентину Эйхман заснят с двумя господами.
Много раз мы внимательно разглядывали лица двух незнакомцев. Особенно интересовал нас человек, стоящий справа от Эйхмана. Так как он был без головного убора, можно было хорошо рассмотреть форму его головы, благодаря короткой стрижке ясно видно было слегка оттопыренное левое ухо. Легкая тень падала на глаза и правую сторону лба, но это не мешало разобрать черты лица.
Еще и еще раз обращались мы к фотографии. Улавливалось определенное сходство с кем-то, но пока это было, лишь подозрение. Мы раздобыли различные иллюстрированные альбомы, опубликованные в прессе снимки, рассматривали, сличали и сравнивали с фотографиями спутников Эйхмана.
В самом деле, сходство прояснялось и поражало. Один из спутников Эйхмана был похож на Руделя.
Но доказательств у нас не было. Их должен был предоставить нам сам Рудель. Но как? Под каким- нибудь предлогом посетить его, представиться вымышленным именем, как Поморин однажды это успешно уже проделал? Но вряд ли удастся поймать Руделя на ту же удочку.
В конечном счете родилось следующее письмо, которое за подписью одного нашего знакомого и с указанием его адреса мы направили Руделю:
«Глубокоуважаемый, дорогой господин полковник!
Мы, группа старых зенитчиков, поспорили между собой, и только Вы можете разрешить наш спор. Один из нас принес старую газету и показал фото, копию которого я прилагаю. Он утверждает, что на снимке изображены Вы, господин полковник, и я с ним согласен. Ибо я еще хорошо помню Ваши фотографии, опубликованные в доброе старое время.
Глубокоуважаемый господин полковник, мы заключили пари на ящик шампанского, утверждая, что правы мы. Пожалуйста, сообщите нам, кто же выиграл шампанское. Я особенно буду Вам благодарен, если Вы пришлете нам еще одно Ваше фото с автографом.
Сердечный привет от всех нас.
С уважением…».
С волнением ожидали мы ответа. Не была ли наша «липа» слишком грубо сработана? Или письмо оказалось написанным в тоне, который должен был понравиться бывшему «герою»?
Через неделю пришел ответ на специальном бланке со штампом отправителя — стилизованным золотым дубовым листом с скрещенными мечами и сверкающими блестками на острие.
«Дорогой господин… — писал Рудель, — фото имеет тень [!] некоторого сходства, но я сам не могу сказать, что именно такая фотография была опубликована в газете. Итак, я сказал бы: результат вашего спора — ничья! 31 марта я вновь на длительное время уезжаю в Южную Америку. Сердечный привет всем,
