расчленением, мы должны быть готовы включить северо-западную, а возможно, и южную Германию в орбиту западноевропейской группировки'. Вудвард усиленно подчеркивает, что Форин оффис не согласился с начальниками штабов и выступил против раздела Германии, а заявление о возможности использования части ее против СССР было сочтено фантастическим [37].
Но так ли обстояло дело в действительности? Вывод Вудварда ничем не подтвержден. Если предложения начальников штабов действительно были отклонены, то почему нет ссылки на соответствующий документ Форин оффиса? Видимо, потому что осенью 1944 года английское правительство продолжало сколачивать антисоветский блок. 'По моим указаниям,- сообщает Идеи,- Форин оффис совместно с начальниками штабов изучил проблему так называемого западного блока. И хотя Черчилль все еще был настроен скептически, он согласился ее обсудить. Он писал мне, что все западноевропейские страны очень ослаблены и спрашивал, каким образом Англия может защитить их, до того как будет воссоздана сильная французская армия' [38].
Возникает вопрос: от кого собирались 'защищать' Западную Европу Черчилль и Иден? Очевидно, ответ может быть только один - от своего союзника в тяжелой войне, которая еще была далеко не закончена. Факты, просочившиеся на страницы мемуаров и некоторых исторических исследований, не оставляют сомнений в одном: не Советский Союз, а Англия предусматривала возможность разрыва союзнических отношений и 'поворот фронта'. Не мифический 'советский империализм', а вполне конкретный, осязаемый английский империализм готовился вовлечь народы Европы в пучину, которая впоследствии получила название 'холодной войны'.
Характерно, что, обвиняя СССР в 'экспорте революции', Вудвард стремится в то же время обелить действия английских военных властей в Италии, оказывавших в 1943-1945 годах поддержку монархической реакции против левых сил, скрыть мотивы вооруженного вмешатель-ства во внутренние дела Греции в конце 1944 года и т.д. Он, например, утверждает, что цель английской политики в Греции якобы заключалась в 'примирении' сторон. Иное мнение об этом у У. Макнейла. 'В каждой из этих стран,- пишет он, рассмотрев английскую политику в Греции, Италии и Бельгии,- действия англичан, казалось, были направлены на поддержку монархии и наиболее консервативных элементов против республиканцев и радикалов... Эти действия могли быть и были истолкованы во многих странах как направленные против свободного выражения воли населения, ибо они поддерживали непопулярных королей и людей, сотрудничавших с нами' [39]. Американский автор здесь прав.
Особое внимание английская буржуазная историография уделяет Крымской конференции руководителей трех держав (4-11 февраля 1945 г.). И отнюдь не потому, что она явилась важным этапом в согласовании военно-политических планов антигитлеровской коалиции с целью быстрейшего окончания войны, а также в решении ряда вопросов послевоенного мирного урегулирования. Внимание, которое уделяется Ялте, объясняется прежде всего стремлением государственных деятелей Англии и США, а также историков и публицистов, выступающих с позиций ревизионизма, обнаружить те ошибки и промахи, которые позволят им 'объяснить', почему в заключительные месяцы войны в Европе события развивались совсем не так, как хотелось бы реакционным кругам западных держав. При этом нередко зачеркиваются выводы, сделанные в первые послевоенные годы, если в них имеется хотя бы намек на объективную оценку Ялты. 'Ялта,- пишет по этому поводу А. Верт,- изображалась как 'высшая точка единства большой тройки', и в то время ее результаты очень приветствовались в большей части американской прессы. После того как разразилась 'холодная война', та же Ялта стала изображаться как 'Мюнхен', в котором Англия и Соединенные Штаты 'капитулировали перед Сталиным', главным образом потому, что в период Ялты Рузвельт был 'слабым и больным человеком', позволившим себя обмануть...' [40]. И хотя эта характеристика относится к американской историографии, она полностью применима и к английской.
Действительно, в 1945-1947 годах положительные оценки Крымской конференции преобладали. 'В целом она была встречена с одобрением всеми, за исключением фашистских стран',- писал в 1946 году К. Инграм. Большое значение принятых в Крыму решений признавал Г. Батлер. Исмей также отмечает, что в 1945 году результаты конференции как в США, так и в Англии были встречены положительно. Черчилль признает, что крымские решения получили в парламенте, как и вообще в Англии, широкую поддержку [41].
Однако в начале 50-х годов Крымская конференция, ее решения стали подвергаться грубым нападкам. Одним из 'пионеров' в этом, как и по ряду других вопросов, выступил Ч. Уилмот. 'Величайшая победа Сталина', - так назвал он главу своей книги 'Борьба за Европу', в которой идет речь о работе Крымской конференции. Рузвельт, отмечает Уилмот, считал себя 'независимым арбитром', чья задача состояла в том, чтобы 'сохранить гармонию между Черчиллем и Сталиным', а американцы в целом оказались весьма подозрительными к 'послевоенным намерениям' англичан. '...Ялта, - подчеркивает У. Макнейл,- для западных держав, и в частности Рузвельта, была своеобразным Ватерлоо'. С клеветой на СССР выступает во второй части своей книги об А. Бруке А. Брайант. Он заявляет, что Советское правительство в период Ялты якобы было заинтересовано не в разгроме Германии, а в установлении своего 'преобладания в Европе', что оно не только стремилось 'захватить восточную половину Польши и балтийские государства', но и подчинить 'остальные христианские страны коммунистическому рабству'. 'В обмен за присоединение на договорных началах к Организации Объединенных Наций и некоторые мелкие уступки Сталин получал в Ялте почти все, что он просил у Польши (!?), а затем взял и все остальное',- заявляет Б. Кольер. 'Сверхмюнхеном' называет Крымскую конференцию Дж. Фуллер. Л. Вудвард считает, что условия вступления Советского Союза в войну против Японии говорили о 'возвращении к империализму' царей. С обвинениями в адрес Ф. Рузвельта в конце 50 - начале 60-х годов выступили также генерал Л. Холлис, К. Эттли и А. Иден [42].
Такие, не только резкие, но и совершенно необоснованные, заявления и оценки объясняются прежде всего тем, что те, кто их выдвигает, подходят к событиям войны, в данном случае к решениям Крымской конференции, с позиций ревизионистского толка, с заранее выработанными критериями, поставленными на службу идеям антикоммунизма. 'Ялтинское соглашение,- справедливо подчеркивал в 1956 году Э. Холт,- было подвергнуто сильной критике на той основе, что оно предоставило свободу рук России в Восточной Европе и тем самым привело к усилению коммунизма на Балканах, ''железному занавесу'' и ''холодной войне''' [43].
Буржуазные критики Ялты не хотят понять, что в процессе освобождения от гитлеровского ига широкие народные массы выступили за прогрессивные, демократические преобразования. И никакие решения или действия Англии и США не могли остановить их справедливую борьбу. Что касается обвинений в адрес Ф. Рузвельта, то они, конечно, несправедливы. Президент США понимал, что какие-либо планы, нацеленные против СССР, нереальны. В сложившихся условиях сохранение единства и сотрудничества держав антигитлеровской коалиции отвечало прежде всего интересам самих западных держав.
Следует подчеркнуть, что многие представители английской буржуазной историографии критику решений Крымской конференции ведут на основе, согласно которой к моменту ее созыва поражение Германии стало 'очевидным' фактом и, следовательно, у западных держав не было никакой необходимости идти на 'уступки' СССР, в частности добиваться его присоединения к войне против Японии. Они сознательно игнорируют обстановку, существовавшую в начале 1945 года, те общие задачи по завершению войны, которые стояли перед участниками антигитлеровской коалиции. И не случайно даже один из творцов Мюнхена - лорд Галифакс, заподозрить которого в просоветских настроениях никак нельзя, выступил в своих воспоминаниях против оценок, которые в большинстве дает Тегерану и Ялте западная историография. Был вынужден осудить ревизионистскую критику Ялты и У. Черчилль. 'Легко, после того как немцы разбиты,- писал он,- осуждать тех, кто считал необходимым поддержать военные усилия русских и сохранить гармоничный контакт с нашим 'великим союзником'... Что произошло бы, если бы мы поссорились с Россией в то время, когда немцы имели две или три сотни дивизий на поле битвы? Наше высокомерие было бы наказано. Они (Черчилль имеет в виду действия Англии и США. - Г. Р.) были единственно возможными в то время'. И здесь Черчилль, безусловно, не фальшивит [44].
Глава 5. Англия и разгром фашистской Германии (1944-1945гг.)
