— То есть… — сделал вид, что чего-то не понимает, Стивен Корнуэлл.
— Я не хочу быть только жертвой, — сказала Элен. — Я не хочу только приносить себя в жертву. Иногда я хочу, чтобы жертвами были и другие…
— Но не я, — быстро сказал Стивен. — И не надейся. Со мной этот номер не пройдет.
По всему было видно, что он обиделся.
Но Элен понимала, что рано или поздно она должна была начать этот разговор. В конце концов, в отношениях между влюбленными наступает момент, когда надо выяснить все начистоту. Сказать другому всю правду. Все, что думаешь на самом деле. И о себе, и о своем партнере. Только так. Иначе поступать нельзя. Да иначе не получится.
У влюбленных могут быть тайны друг от друга совершенно в иных вещах. Но только не в самой любви! Любовь не может стоять на месте. Она должна постоянно развиваться, Если же она застывает, то это не любовь. Тогда это лишь иллюзия. Обман.
— Ладно, — вздохнула Элен. — Я тебя поняла…
Стивен не стал углубляться в тему разговора. Не стал выяснять отношений. Не стал говорить о жертвенности. О надеждах. Ну и о многом другом, о чем мог бы сказать. Или не сказать. Он предпочитал не говорить сейчас о таких вещах.
— Примерь мое искупление за твой синяк, — сказал Стивен Корнуэлл. — И будь счастлива…
Платье выглядело прекрасно, розовое, нежное, с миниатюрными звездочками. У Элен никогда раньше не было такого красивого платья. В этом Стивен был прав: подобного платья не сыскать и в Париже.
— Я попробую, — ответила Элен.
— Тебе нравится платье?
— Да.
— Оно хорошее.
— Оно просто замечательное. Оно просто не может не нравиться. Это я должна сказать честно.
— Мы возьмем его, — сказал Стивен. Они вышли из примерочной кабинки.
— Заверните, — бросил Стивен Корнуэлл продавщице. — Упакуйте. Застегните. Положите в чемодан.
Продавщица округлила глаза и недоуменно воззрилась на Стивена. Она не сразу сообразила, что происходит. Впрочем, ведь нельзя слишком многого требовать от обыкновенной продавщицы…
— Это он так шутит, — пояснила продавщице Элен.
— Ага, — мило, по-деревенски ответила девушка и даже постаралась улыбнуться. Но улыбка получилась у нее натянутой. Видимо, продавщица не привыкла к столь оригинальным клиентам. Провинция есть провинция. Это же не столица Франции…
— Интересно… — сказала Элен, когда они со Стивеном покинули магазин. Каблучки туфелек Элен звонко цокали по бетонным плитам тротуара. Цок-цок-цок выбивали они свой нехитрый ритм.
— Что тебе интересно, дорогая? — Стивен повернул к ней голову, его лицо озаряла лукавая улыбка. В глазах вспыхивали и гасли звездочки обаяния. Словно кто-то невидимый нажимал на клавиши необычного инструмента: свет-тьма, день-ночь, свет-тьма..
— Интересно, ты о других женщинах заботился точно так же, как и обо мне? Или нет?
— Или нет, — незамедлительно ответил Стивен. — Или да. Или опять нет, или снова да…
— Ну скажи, — просила Элен.
— Не скажу, — отвечал Стивен.
— Почему?
— А какая разница?
— Есть, есть разница! — настаивала Элен.
— Для тебя может и есть, — сказал Стивен. — А для меня — нет Внезапно он остановился посреди улицы и щелкнул Элен по лбу. Потом еще и еще. Он «подарил» Элен три щелбана. Прохожие удивленно оглядывались на странную парочку.
Элен глупо улыбалась. Она стояла на тротуаре и глупо улыбалась. Вид у нее был растерянный. Она не знала, как ей поступить. Но сердце подсказало ей правильный ответ. Она не стала кричать, плакать и топать ногами. Она не стала закатывать истерику. Она только тихо сказала Стивену:
— Ты псих, Стив. Форменный псих. Теперь-то я это знаю точно. Но я прощаю тебя. Я прощаю тебя, потому что я тоже психованная. Иначе я не была бы сейчас рядом с тобой, иначе я давно бы от тебя ушла.
Она шагнула к нему навстречу. И Стивен заключил ее в свои объятия. Он поцеловал ее долгим, нежным поцелуем. Очень и очень деликатным. Как в тот, первый, самый первый их счастливый день.
Элен целовала Стивена совсем другим поцелуем. Она целовала его так, как целовала тогда, когда простила его за грубую шутку с колесом обозрения.
Стивен и Элен наконец разжали объятия. Отстранились друг от друга, переводя жаркое дыхание.
Элен машинально поглядела направо, и Стивен перехватил ее взгляд. Оба они смотрели на ратушу. На ратушу, у которой они остановились. Эта ратуша, хоть и была старой, но выглядела необычайно притягательно. Элен задрала голову вверх. И Стивен тоже задрал голову. Они увидели часы. Там, на ратуше, на самой ее верхушке.
— Пойдем? — Стивен потянул ее за руку.
— Куда? — удивилась Элен.
Она не знала, куда он ее приглашает. Сначала не могла этого понять. Просто стояла и смотрела на красивую ратушу.
— Ты никогда не хотела оказаться внутри часов? — поинтересовался Стивен. — Никогда не мечтала об этом?
— Мечтала, — призналась Элен. — Особенно, когда была маленькой…
— Это очень важно — оказаться внутри часов, — с серьезным видом заявил Стивен. — Можно будет всему миру диктовать свое время… Так пойдем же… Я тебе покажу что-то интересное.
— Что ты мне покажешь, Стив? — Элен послушно следовала за ним. Стивен настойчиво тянул ее за руку. — Что покажешь?
— Сама знаешь, что, — деловито отвечал Стивен. — Много чего интересного внутри… и в этой башне с часами, да и вообще… Вообще внутри…
Они торопливо поднимались по крутой винтовой лестнице. Элен слегка задыхалась. Стивен тоже немного задыхался. Стены, казалось, нависали над ними, крутились в нескончаемом хороводе, завораживали однообразием.
«Наверное, это очень жутко — быть замурованной, — подумала Элен. — Я не хотела бы быть замурованной. Не завидую тем, кто через это проходит».
Наконец безумные влюбленные оказались на небольшой запыленной площадке. Тут было не очень светло. Точнее, царил полумрак.
— Стив! — воскликнула Элен. — Стив! — повторила она, потому что он сразу не ответил.
— Да, дорогая, — наконец, сказал Стивен.
— Мне страшно…
— Страшно?
— Да.
— Это хорошо, — сказал Стивен. — Человек должен иногда испытывать страх, иначе он позабудет о том, что он — человек.
Вовсю работали, стучали, скрипели, звенели, скрежетали громадные шестерни. Стонали, словно живые существа, в наказание за какую-то провинность замурованные в этом страшном месте, навеки. Часы жили своей жизнью. Обособленной, замкнутой, полностью отделенной своим ритмом от всего остального мира. Словно невидимой пульсирующей стеной. Каждая шестерня занималась своим делом.
— Что напоминает тебе эта картина?
— Бег времени, — ответила Элен. — А тебе?
— То, как мы любим друг друга, — улыбнулся он. Улыбка у него была какой-то дикой, первобытной, необузданной. В глазах зажглись бешеные желтые огоньки. Ноздри раздувались, словно из легких Стивена вырывался неизвестно каким образом проникший туда и поселившийся там ветер.
