Лев Толстой: Бегство из рая

в России, но даже до ее распространения частным путем».

Черткова можно было понять. Ведь вступая в договорные отношения с тем или иным зарубежным издателем, Чертков не мог объяснить им, что Толстой не желает считаться с юридической стороной вопроса. Между тем любой текст Толстого, появившийся в русской печати, немедленно становился всеобщим достоянием. Его мог взять любой зарубежный издатель и заказать свой перевод.

Проблема была еще и в том, что Толстой всегда был неутомимым редактором собственных сочинений. Он правил их не только в рукописях, но и в корректурах. Для Черткова, вынужденного работать с зарубежными издателями и переводчиками в экстремальном режиме, эти редакторские правки представляли серьезную трудность. Как верный ученик и последователь, он не мог нарушить волю учителя и должен был дожидаться текста с окончательной правкой. Но ведь эта правка вносилась уже в корректуры русских изданий, которые грозили появиться даже раньше, чем Чертков получит оригинальный текст. Поэтому он вынужден был через Толстого тормозить издание текстов в России, что возмущало русских издателей.

Всё это было Л.Н. тягостно. В письме к Черткову от 13 декабря 1897 года он признается: «Пока я печатал за деньги, печатание всякого сочинения было радость; с тех пор же, как я перестал брать деньги, печатание всякого сочинения есть ряд страданий».

Итак, с одной стороны – Чертков. С другой – жена. Ее отношение к первому завещанию мужа было полностью отрицательным.

Копия завещания была сделана дочерью Толстого Марией Львовной в 1901 году тайно от матери. С.А. знала об этой дневниковой записи 1895 года, но не придавала ей значения, потому что дневник этого времени она с другими рукописями мужа поместила на хранение в Румянцевский музей. То, что ни Л.Н., ни Маша не показали ей этот текст, скопированный в виде завещания и подписанный Толстым, говорит само за себя. Они оба боялись ее реакции.

Но после Крыма скрывать завещание стало сложно. Толстой мог умереть в любой год, месяц и даже день. В октябре 1902 года С.А. узнала о завещании (вероятно, от сына Ильи) и была им возмущена.

«Мне это было крайне неприятно, когда я об этом случайно узнала. Отдать сочинения Льва Николаевича в общую собственность я считаю и дурным и бессмысленным. Я люблю свою семью и желаю ей лучшего благосостояния, а передав сочинения в общественное достояние, мы наградим богатые фирмы издательские, вроде Маркса, Цетлина и другие. Я сказала Л.Н., что если он умрет раньше меня, я не исполню его желания и не откажусь от прав на его сочинения, и если б я считала это хорошим и справедливым, я при жизни его доставила бы ему эту радость отказа от прав, а после смерти это не имеет уже смысла для него».

С.А. потребовала, чтобы муж забрал завещание и отдал ей. Л.Н., как обычно в таких случаях, не мог отказать жене. Маша была возмущена поступком матери. Она и ее муж кричали, что собирались обнародовать это завещание после смерти Л.Н.

Это была роковая ошибка С.А. Ей бы тогда смолчать, смириться! Ведь закон был на ее стороне.

«Ему хотелось сломить человечество, а он не мог сломить семьи», – писала С.А. в «Моей жизни».

Но почему непременно «сломить»?

Толстой пытался убедить человечество, как и семью. Но всякий раз, когда он чувствовал сопротивление со стороны семьи, он отступал и шел на любые компромиссы. Компромиссом был раздел имущества между женой и детьми. «Какой большой грех я сделал, отдав детям состояние, – писал он в дневнике 1910 года. – Всем повредил, даже дочерям. Ясно вижу это теперь». И даже неважно, был ли Толстой прав или неправ. Важно, что это терзало его всю жизнь.

То же и с его первым завещанием. Он всего лишь просил жену и детей не получать денежной выгоды с его посмертной славы. Через пятнадцать лет его позиция в этом вопросе станет куда более жесткой. «Нельзя же лишить миллионы людей, может быть, нужного им для души… чтобы Андрей мог пить и развратничать и Лев мазать» (дневник, 29 июля 1910 года).

Причины, по которым С.А. не приняла первого завещания мужа, во многом объясняются косвенными обстоятельствами. Во-первых, она была обижена на дочь, которая, отказавшись в 1891 году от своей доли имущественного наследства, выйдя замуж, обратилась к матери с просьбой отдать ей эту долю. С точки зрения С.А., кому-кому, но никак не Маше было заботиться о том, чтобы отец лишил семью главного источника дохода. Во-вторых, именно в это время С.А. предприняла издание нового собрания сочинений Толстого, вложив в это немалые деньги. Если бы в это время Л.Н. умер и в газетах появилось его «завещание» в пользу всех, то семья испытала бы серьезный финансовый кризис.

В июле 1902 года к С.А. приезжал владелец издательства «Просвещение» Н.С. Цетлин «с предложением купить издание на вечное владение за миллион рублей». Жена Толстого отказала ему. И вот теперь выяснилось, что пока она отказывалась от громадной суммы, которая обеспечила бы ей и детям безбедное существование на долгие годы, за ее спиной собственная дочь интриговала с завещанием отца. Как же ей было вынести такое?

Вопросы и ответы

В мае 1904 года Чертков решается наконец узаконить свое положение «духовного душеприказчика» Толстого. Но понимая, что сделать это юридически втайне от С.А. и семьи не выйдет, он посылает со своим секретарем Бриггсом в Ясную Поляну «вопросник» для Толстого, в котором четко расставляет точки над «i». Вопросы Черткова были напечатаны на машинке, ответы Л.Н. написаны его рукой. Приведем этот документ полностью:

«1. Желаете ли вы, чтобы заявление ваше в „Русских ведомостях“ от 16 сентября 1891 г. (с отказом от авторских прав. – П.Б.) оставалось в силе и в настоящее время и после вашей смерти?

Желаю, чтобы все мои сочинения, написанные с 1881 года, а также, как и те, которые останутся после моей смерти, не составляли бы ничьей частной собственности, а могли бы быть перепечатываемы и издаваемы всеми, кто этого захочет.

2. Кому вы желаете, чтобы было предоставлено окончательное решение тех вопросов, связанных с редакцией и изданием ваших посмертных писаний, по которым почему-либо не окажется возможным полное единогласие?

Думаю, что моя жена и В.Г. Чертков, которым я поручал разобрать оставшиеся после меня бумаги, придут к соглашению, что оставить, что выбросить, что издавать и как.

3. Желаете ли вы, чтобы и после вашей смерти, если я вас переживу, оставалось в своей силе данное вами мне письменное полномочие как единственному вашему заграничному представителю?

Желаю, чтобы и после моей смерти В.Г. Чертков один распоряжался бы изданием и переводами моих сочинений за границею.

4. Предоставляете ли вы мне и после вашей смерти в полное распоряжение по моему личному усмотрению как для издания при моей жизни, так и для передачи мною доверенному лицу после моей смерти все те ваши рукописи и бумаги, которые я получил и получу от вас до вашей смерти?

Передаю в распоряжение В.Г. Черткова все находящиеся у него мои рукописи и бумаги. В случае же его смерти полагаю, что лучше передать эти бумаги и рукописи моей жене или в какое-нибудь русское учреждение, – публичную библиотеку, академию.

5. Желаете ли вы, чтобы мне была предоставлена возможность пересмотреть в оригинале все решительно без изъятия ваши рукописи, которые после вашей смерти окажутся у Софьи Андреевны или у ваших семейных?

Очень желал бы, чтобы В.Г. Чертков просмотрел бы все оставшиеся после меня рукописи и выписал бы из них то, что он найдет нужным для издания».

Ответы прилагались к письму Толстого Черткову от 13 мая 1904 года, в котором он вносил уточнения в «завещание» 1895 года. Вместе с ответами это письмо являлось вторым неформальным завещанием Толстого. Но оно также не имело юридического значения, потому что Л.Н. продолжал настаивать на том, чтобы права на его сочинения от 1881 года принадлежали «всем». Тем не менее в это завещание уже проник «юридизм».

Толстой распространил права Черткова на все рукописи, в том числе и те, которые находились у жены. Но права на свое рукописное наследие, находящееся у Черткова за границей, он передавал исключительно