боя? А может, сражений не будет вообще?
Похоже, этого никто не знал. Еще с конца Французской кампании большинство из них бездействовало, пока люфтваффе выжидало и наблюдало. Высшие круги надеялись, что Британия примет меры для прекращения военных действий. Как для бомбардировщиков, так и для истребителей это было периодом отдыха.
Но были и исключения. Разведка доложила в полдень о крупном британском конвое у Фолкстоуна, который держал курс на Дувр. На командном посту командования бомбардировщиков «зоны Канала» полковника Йоханнеса Финка, состоявшего из переоборудованного омнибуса, поставленного сразу сзади мемориала в честь британского десанта 1914 года, зазвонил телефон. Соответственно по тревоге была поднята группа «Do-17», а также группа «Ме-109» для эскорта и еще одна «Ме-110».
Задачей Финка было «закрыть Канал для вражеского судоходства». Все говорило о том, что конвою предстоят большие трудности.
В 13.30 по британскому летнему времени несколько радарных станций заметили на экранах подозрительные группы самолетов, накапливавшиеся над районом Кале. Они не ошиблись, потому что в этот момент – в 14.30 по континентальному времени – II/KG 2 под командой майора Адольфа Фуша из Арраса встречалась с III/JG 51 капитана Ханнеса Траутлофта, которая только что взлетела из Сент- Омера.
Одна эскадрилья истребителей взяла на себя задачу ближнего охранения «дорнье», а Траутлофт вместе с двумя другими эскадрильями занимал зону высотой от 1000 до 2000 метров, чтобы находиться в благоприятной позиции для атаки любых вражеских истребителей, которые нападут на бомбардировщики. И растянувшееся по высоте боевое соединение устремилось по прямой линии к английскому побережью: около двадцати «Do-17» и двадцать «Ме-109». Через несколько минут они увидели караван судов.
С другого направления приближались тридцать «Ме-110» из ZG 26 подполковника Хута, тем самым доводя общее количество германских самолетов до семидесяти. Посмеют ли британцы принять вызов?
Стандартное воздушное прикрытие для британских караванов состояло всего лишь из одного звена: на этот раз его представляли «харрикейны» 32-й эскадрильи из Биггин-Хилла. Согласно британским источникам, эта шестерка столкнулась с дополнительной трудностью: как раз перед этой решающей атакой они разделились, оказавшись в дождевом облаке. Когда первая группа из трех самолетов в конце концов вынырнула из облака, пилоты были поражены видом «волн вражеских бомбардировщиков, приближающихся со стороны Франции. Но, не устрашившись, „харрикейны“ набросились на них: трое против ста», как гласит британский отчет.
В официальной истории Королевских военно-воздушных сил об этих боях в небе в июле 1940 года говорится следующее: «Вновь и вновь горстка „спитфайров“ и „харрикейнов“ отчаянно вступала в бой с соединениями из сотни и более германских самолетов».
Против такого утверждения можно привести тот факт, что в течение этого периода единственным подразделением истребительной авиации, противостоявшим Англии над водами пролива, было JG 51 полковника Тео Остеркампа. Из-за плохой погоды и воздушных боев, в которых они участвовали, полетная готовность самолетов в его трех группах (капитанов Брустеллина, Маттеса и Траутлофта) упала до такой степени, что ему пришлось укрепиться четвертой (III/JG 3 капитана Кеница), чтобы сохранить боевую мощь в количестве шестидесяти – семидесяти «Ме-109». Такая скромная авиационная группа в дальнейшем должна была действовать со значительной осторожностью, чтобы не растратить свои силы до начала настоящего наступления на Британию. Только в последнюю неделю июля JG 26 (в которой капитан Галланд командовал группой) и JG 52 начали участвовать в битве над Каналом.
Но вернемся назад, к 10 июля, к дате, которая рассматривается как начало Битвы за Англию. «Дорнье» из III/KG 2 подлетали к каравану, когда капитан Траутлофт вдруг заметил патрульные «харрикейны», летевшие высоко вверху: сначала три, а потом и все шесть. В этот раз самолеты противника не предпринимали попыток атаковать, но держались своей высоты, выжидая момента, чтобы ускользнуть от двадцати германских истребителей и атаковать бомбардировщики, находившиеся в нижнем эшелоне. В данном случае они представляли большую опасность, чем если бы очертя голову ринулись вниз навстречу своей гибели.
Траутлофту приходилось не сводить с них взгляда. Если он завяжет бой или просто отгонит, то окажется в 40 милях от «дорнье», которые обязан защищать и благополучно привести домой. А может, именно этого и дожидались «харрикейны»: отвлечь «Ме-109», предлагая шанс на легкую победу, а другие истребители набросятся на бомбардировщики без всяких помех.
За несколько минут «дорнье» прорвались сквозь зону зенитного огня, разгрузились бомбами на караван и спикировали до уровня моря, чтобы отправиться в путь домой. Но в эти самые несколько минут ситуация изменилась.
Получив заблаговременное предупреждение от радарных постов, 11-я группа Королевских ВВС бросила в бой еще четыре эскадрильи истребителей: 56-я из Манстона, 111-я из Кройдона, 64-я из Кенли и 74-я из Хорнчерча. Первые две состояли из «харрикейнов», а вторые – из «спитфайров».
«Вдруг все небо заполонили британские истребители, – писал в тот вечер в своем дневнике Траутлофт. – Сегодня нам придется попыхтеть».
Теперь в небе было тридцать два британских истребителя против двадцати германских, и уже не могло быть и речи о том, что последние устоят. Строго говоря, Gruppe «Ме-110» надо бы тоже приплюсовать к германским силам, но как только «спитфайры» и «харрикейны» появились на сцене со всех сторон, все тридцать немецких истребителей образовали оборонительный круг. Их 7,9-миллиметровые пулеметы, огонь из которых вели штурманы, являли собой слабое защитное средство от атак более быстрых истребителей с хвоста.
Поэтому сейчас все они носились по кругу, как цирковые лошади по арене, при этом каждый защищал тыл товарища с помощью своего фронтального вооружения: четырех пулеметов и двух 20-миллиметровых пушек. Вот и вся защита. Как истребителям дальнего радиуса действия, им полагалось защищать бомбардировщики. А сейчас, однако, они сохраняли этот магический круг и никак не влияли на исход сражения.
В результате группа Траутлофта приняла на себя всю тяжесть боя, который быстро рассыпался на серию индивидуальных схваток. Радио ожило от возбужденных возгласов.
Несколько «харрикейнов» вдруг ринулись вниз в головокружительном пике с высоты 5000 метров. Может быть, их подбили или, может, они просто пытаются удрать? А может, их целью являются бомбардировщики, направляющиеся в сторону дома над самой водой?
По пятам за одним из них летел старший лейтенант Вальтер Есау, командир 7-й эскадрильи и на тот день один из самых успешных летчиков-истребителей Германии. У британского пилота было мало шансов на спасение, потому что в крутом пикировании «Ме-109» значительно быстрее. Есау уже отправил в море двух своих противников и вот-вот добился бы «хет-трика», как «харрикейн» завершил свое пике, врезавшись на полной скорости в германский двухмоторный самолет. Взрыв породил ослепительную вспышку, и горящие обломки, вращаясь, упали в воду.
В разгар сражения Траутлофт сам несколько раз видел, как самолеты мчались вниз, оставляя за собой густой дым, но не мог с уверенностью сказать, были это свои истребители или вражеские. Но однажды по радио послышался знакомый голос его ведомого, старшего сержанта Дау, впопыхах сообщившего ему: «Я подбит, иду на вынужденную посадку».
Траутлофт срочно послал эскорт для защиты ведомого, чтобы тот смог долететь до французского берега без помех – если вообще сумеет долететь так далеко.
Дау, сбив «спитфайр», увидел несущийся на него «харрикейн». Самолет летел прямо на него, лоб в лоб и на той же высоте. Ни один из них не уступал ни дюйма, оба выстрелили из пулеметов одновременно, а потом на волосок избежали столкновения. Но если немецкая пулеметная очередь прошла слишком низко, то британский пилот (А. Г. Пейдж из 56-й эскадрильи) попал. Дау почувствовал, как самолет содрогнулся от мощных глухих ударов. Были попадания в мотор и радиатор, и он увидел, как отвалилась часть одного крыла. Двигатель сразу же заклинило, и из него вырвалась белая струя испарявшегося гликоля.
«Температура охладителя резко подскочила до 120 градусов, – докладывал он. – Всю кабину охватило зловоние от горящей изоляции. Но мне удалось дотянуть планированием до берега, а там я совершил посадку на брюхо недалеко от Булони. Когда я выскакивал, самолет уже горел, а через несколько секунд
