ничтожеств лишь для того, чтобы обманом проникнуть в наш дом и завладеть реликвией. Ты влюбила в себя моего доверчивого братца, чтобы узнать, где хранился Армантгул, а затем и украсть бесценную для моего рода вещь. Но все это ты сделала не для себя. Ты слишком глупа и невежественна, чтобы знать хоть что-нибудь о силе, сокрытой в обычной сережке! Хочешь, я назову имя того, по приказу кого ты ввязалась в эту историю? Назвать тебе имя твоего хозяина, а, дрянь?!
Слегка придушенная дама-вампир села на кровати и принялась растирать обеими руками покрасневшее горло. Виколь собиралась с мыслями, в ее помутневшей голове зрел план дальнейшей игры, но граф не выпустил инициативу, не дал пленнице времени прийти в себя и сосредоточиться.
– Его зовут Жонферьез Арионт, пожалуй, самый опасный миссионер Инквизиции! – вскрыл предпоследнюю карту в беседе-игре Тибар. – Заметь, я даже не спрашиваю, зачем ему Армантгул и откуда он узнал о реликвии! Ты для него букашка, жалкий расходный материал в его комбинациях! Настоящие стратеги никогда не делятся планами с мелкими, тупыми исполнителями. Он тебя поймал, но отпустил, он до сих пор держит тебя в руках! Ты всего лишь жалкая марионетка, которой уже пожертвовали! Ты хоть представляешь, как тебе повезло?! – Граф ухватился рукой за подбородок вампирши и резко притянул собеседницу к своему лицу. – Это он выдал тебя гаржам! Ты ему столь противна, что он даже руки о тебя марать не хочет! Это именно он сообщил безликим, что Армантгул у тебя, хотя реликвия уже давно у него!
– Зачем… зачем это ему понадобилось? – едва сдерживая выступившие на глазах слезы, прошептала подавленная Виколь.
– Есть причина, и я, кажется, ее знаю, – честно признался граф, – но с тобою делиться своими догадками не собираюсь! Скажи спасибо, что на улице тебя подобрал! Ты мне сапоги облизывать должна за то, что еще жива! Хочешь и дальше немного пожить, скажи, где инквизитора искать?! Где у него лежбище?!
– Сам ты не найдешь, я покажу, но только обещай…
Вампирша хотела поторговаться, но стороне, вынудившей ее пойти на переговоры, не суждено было выслушать условия договора. Откуда-то сверху послышался мощный, продолжительный гул, потолок и стены задрожали, и на головы переговорщиков посыпались мелкие камешки.
– Ну вот и началось, – прошептал сам себе Тибар и, мгновенно потеряв к собеседнице интерес, бегом направился к выходу.
Дверь темницы захлопнулась, потом лязгнул засов. Хоть вельможа и не удосужился сообщить, что же именно «началось», но Виколь и без слов поняла, что осаждавшие дом гаржи пошли на штурм.
Когда граф ушел, Танва заскучала, и немудрено, ведь никто не обращал на притихшую возле окна девушку внимания. Мужчины занимались работой: сначала поставили на окна решетки, а затем, даже не убрав засохшие остатки раствора и отлетевшие куски кладки из-под ног, принялись одеваться и подготавливать к бою оружие. Слуги Ортана почему-то не сомневались, что стычка неизбежна, а вот белошвейке происходящее казалось каким-то нереальным сном; кошмарным и очень глупым. В ее голове никак не могло уложиться, что нежить устроит посреди города настоящее сражение, пусть даже не днем, а грядущей ночью. Одно дело подкарауливать в подворотнях беспечных гуляк, а совсем другое – затевать кровопролитное побоище. На улицах было слишком много людей. Как только начнется схватка, кто-нибудь из мгновенно разбежавшейся толпы позовет стражу. Какими бы сильными и трудноуязвимыми ни были скелеты в зеркальных масках, но не надеялись же они разом перебить всех ортанов, всех священников, да еще и весь городской гарнизон?
Девушка долго тешила себя надеждой, что все обойдется. Даже когда стрелки заняли позиции возле окон, ей все казалось, что это лишь меры предосторожности, что слуги Ортана только хотят продемонстрировать врагам, что их боевой дух высок и что они готовы отразить нападение. Однако, когда неподвижно сидевшие на крышах гаржи вдруг зашевелились, белошвейка почувствовала надвигающуюся беду. В любое мгновение могло начаться то, чего ей так не хотелось, то, чего она очень сильно боялась…
Вопреки логике и здравому смыслу безликие стали быстро покидать крыши, что не только раскрывало их планы, ведь даже несведущей в ратном деле девушке стало понятно, что первый удар будет нанесен с земли, но и подняло панику среди жителей. С улицы стали доноситься испуганные женские крики и дружный топот трех-четырех десятков башмаков, чьи обладатели разбегались в разные стороны. Танва сама бы задала стрекача, если бы ей буквально на голову свалился сверху невесть кто в страшной зеркальной маске да еще с оружием в руках.
Наивная девушка думала, что учетчик Кавустин, оставшийся в отсутствии графа за командира, немедля отдаст приказ спуститься на нижний этаж и приготовиться к обороне двери и окон, однако немного уменьшенный двойник Вернарда повел себя странно. Хозяин дома, наоборот, приказал всем подняться наверх и встать возле окон, а единственно оставшемуся внизу часовому возле пищали крикнул зажечь фитиль. По мнению девушки, такое распоряжение было весьма нелогично, впрочем, белошвейка мало разбиралась в стратегии, тактике, маневрах и прочих военных премудростях.
Все, кроме одного охранника, быстро покинули комнату, в которой находилась Танва, и разбрелись по этажу. Невысокий мужчина лет тридцати не стал отгонять от окошка девушку, лишь одарил ее сердитым взглядом, говорящим: «Тебе здесь нечего делать!» Видимо, перед уходом в подвал Тибар строго-настрого запретил слугам шпынять белошвейку, и они были вынуждены терпеть ее совершенно неуместное сейчас присутствие.
На всякий случай девушка немного попятилась, и, как оказалось, совершенно правильно. Ударом локтя насупившийся охранник разбил стекло и, перчаткой стряхнув с подоконника осколки, прислонил к прутьям решетки громоздкий, гораздо больший и тяжелый, чем белошвейка раньше видела у стражников, арбалет. Звон разбиваемого стекла с интервалом чуть менее секунды повторился четыре раза, причем из разных мест. Судя по всему, люди Ортана сами выбили стекла, не дожидаясь, пока за них это сделает враг.
Охранник прильнул к окну, через которое в комнату ворвалась прохлада осеннего дня, и, не обращая внимания на стоящую чуть позади девицу, стал наблюдать за развитием событий внизу на улице. Примечательно, что грозное с виду и наверняка очень мощное оружие в руках стрелка так и осталось незаряженным. Болт в ложбинке отсутствовал, хотя стальные нити были натянуты, а спусковой механизм приведен в боевую готовность. Сама понять, почему мужчина еще не зарядил арбалет, Танва не смогла, а спросить не решилась. Поскольку девушку трясло от нервного напряжения и она не могла просто так стоять и ждать начала атаки, ей нужно было хоть что-то сделать, она осторожненько, с краешка, приблизилась к окну и выглянула наружу.
Толпы уже и след простыл, люди разбежались, как пугливые овцы, однако улочка не была пустой, на ней находилось около двух десятков гаржей, взявшихся за руки и образовавших плотный круг. Одни убийцы приседали, другие, наоборот, подпрыгивали, как малые детишки, а некоторые проделывали странные телодвижения, отдаленно напоминавшие вольный танец пьяных крестьян. Со стороны это действо напоминало коллективное помешательство, как будто целый отряд хорошо вооруженных людей попал под чары обладающего отменным чувством юмора колдуна. Вместо того чтобы превратить врагов в тыквы, злодей-чародей наложил на них плясовое проклятие, которое окончится лишь тогда, когда у танцоров не останется сил и они упадут наземь замертво. Так показалось девушке, а вот у Кавустина было иное мнение, коллективная пляска безликих убийц показалась учетчику отнюдь не забавной.
– Чего застыли, олухи?! Стреляйте! Это же их боевой ритуал! – пронесся по всем комнатам верхнего этажа громоподобный бас весьма встревоженного и обеспокоенного хозяина укрытия.
Конечно, белошвейка слышала, что некоторые дикие племена с далекого севера устраивали долгий плясовой ритуал, прежде чем напасть на становье соседей. Ритмичный бой барабанов и воинственные песнопения в совокупности с интенсивной работой мышц якобы создавали необходимый настрой: подавляли страх и поднимали боевой дух примитивного воинства. Однако, если верить словам молодого графа, гаржи не были способны чувствовать ни боль, ни страх. Им не нужен был искусственно созданный настрой, чтобы убивать; для страха, злости и прочих эмоций не нашлось места в их обтянутых пожелтевшей кожей черепах.
– Назад! – у молчаливого стрелка нашлось всего одно краткое слово для стоявшей рядом белошвейки.
Девушка послушно отошла от окна и с удивлением взирала на то, как мужчина запустил правую руку за
