напали на след и располагают данными, которые, не исключено, позволят арестовать…'.
Уронив газету, Бантинг кинулся к жене.
Со странным, чуть слышным стоном она соскользнула ан пол, увлекая за собой скатерть. Похоже, она находилась в глубоком обмороке. До смерти испуганный, Бантинг распахнул дверь и крикнул:
— Дейзи! Дейзи! Скорее, детка, Эллен плохо.
Ворвавшаяся в гостиную Дейзи принялась действовать так уверенно и хладнокровно, что отцу оставалось только изумляться.
— Быстро, папа, принеси влажную губку! — распорядилась она, — и капельку бренди, если у тебя найдется! А я за ней присмотрю! — Принимая из рук отца пузырек, она удивленно добавила: — Ума не приложу, с чего это Эллен так прихватило. Когда я приехала, она была в полном порядке. Слушала — и, кажется, внимательно — мои рассказы, и вдруг, ни с того ни с сего… да ты и сам видел, папа? Раньше ведь с ней такого не бывало?
— Нет, — прошептал Бантинг. — Но знаешь, детка, нам пришлось пережить тяжелое время — такое тяжелое, что и признаваться тебе не хотелось. Вот Эллен и сдала. Эллен женщина выдержанная — она помалкивала, но трудности не прошли ей даром!
Приподнявшись, миссис Бантинг медленно открыла глаза. При этом она инстинктивно поднесла руку к голове, чтобы поправить прическу.
Она не совсем 'отключилась', хотя так, наверное, было бы лучше. Просто у нее было ужасное чувство, что ей невмоготу стоять… что, более того, она непременно грохнется на пол. Слова Бантинга задели болезненную струну в сердце бедной женщины. Когда она открыла глаза, они были переполнены слезами. Она понятия не имела о том, что мужу известно, каких мук стоили ей недели недоедания и бесплодных надежд.
Миссис Бантинг питала болезненную нелюбовь к проявлениям чувств. Любую несдержанность она припечатывала словом 'глупость'. Поэтому, очнувшись, она произнесла только:
— Хватит суетиться! У меня всего лишь чуть-чуть закружилась голова. Я и не думала терять сознание, Дейзи. — Она раздраженно отмахнулась от Бантинга, который поспешно поднес ей стакан с капелькой бренди. — В рот не возьму эту гадость, даже если буду при смерти! — Цепляясь ослабевшей рукой за стол, она поднялась на ноги. — Ступай в кухню, детка. — Голос миссис Бантинг жалобно дрожал.
— Ты морила себя голодом, Эллен, потому так и вышло, — внезапно заявил Бантинг. — Теперь я вспоминаю: в последние два дня ты совсем ничего не ела. Я всегда говорил тебе… все время долдонил: женщине нужно питаться как следует, воздухом сыта не будешь. Но ты меня не слушала!
Дейзи стояла, переводя взгляд то на отца, то на мачеху. На ее веселое красивое лицо легла тень.
— Мне и в голову не приходило, папа, что вы так нуждались, — произнесла она взволнованно. — Что же вы не сказали? Я бы выпросила что-нибудь у Тетушки.
— Как раз этого мы и не хотели, — поспешно отозвалась мачеха. Но конечно… да, я до сих пор не пришла в себя. Наверное, я никогда этого не забуду. Это напрасное ожидание, этот… — Она остановила себя, прежде чем с ее губ сорвалось слово 'голод'.
— Но сейчас все уладилось, — горячо заговорил Бантинг. — Все в порядке. Спасибо мистеру Слуту.
— Да, — странным, изменившимся голосом подтвердила жена. — Да, теперь наши дела поправились, и, как ты сказал, благодарить за это нужно мистера Слута. — Она добрела до стула и села. — Ноги еще немного подкашиваются, — пробормотала она.
Взглянув на нее, Дейзи обернулась к отцу и прошептала достаточно громко, чтобы миссис Бантинг могла разобрать слова:
— Как ты думаешь, папа, может, показать Эллен врачу? Пусть пропишет ей что-нибудь укрепляющее.
— Только не врач, — с неожиданной решительностью запротестовала миссис Бантинг. — На последней службе я их видела достаточно. У бедной хозяйки перебывало тридцать восемь докторов за последние десять месяцев. Она верила каждому их слову! И что же, спасли они ее? Куда там, все равно она отправилась на тот свет, только, наверное, немного скорее, чем без них.
— Она была со странностями, твоя последняя хозяйка, — начал Бантинг задиристо.
Эллен отказывалась уходить со службы, пока жива госпожа. Иначе они могли бы пожениться несколькими месяцами раньше. Вспоминая те времена, Бантинг всегда негодовал.
Жена слабо улыбнулась.
— Не будем об этом. — Необычно мягким, ласковым тоном она обратилась к падчерице: — Дейзи! Если ты не хочешь спуститься в кухню, тогда придется мне.
Девушка тут же выпорхнула из гостиной.
— Девочка расцветает прямо на глазах, — с любовью заметил Бантинг.
— Люди склонны забывать о том, что красота это еще не все. — Жене стало немного лучше. — Но ты прав, Бантинг: Дейзи очень недурна. И усердия в ней, кажется, прибавилось.
— Не забыть бы об обеде для жильца, — озабоченно заметил Бантинг. — Рыба, так ведь? Не сказать ли Дейзи, чтобы подготовила еду, а я отнесу ее наверх, раз ты не совсем хорошо себя чувствуешь.
— Я вполне смогу сама отнести мистеру Слуту завтрак, — поспешила заверить Эллен. Ее раздражало, что муж называет завтрак жильца обедом. Они сами садились в полдень за обед, но мистеру Слуту подавался завтрак. Несмотря на все странности жильца, миссис Бантинг никогда не забывала, что он джентльмен.
— В конце концов, он любит, чтобы ему прислуживала я. Мне это вполне по силам. Не беспокойся, — добавила она после долгой паузы.
ГЛАВА VIII
Оттого ли, что завтрак сильно запоздал, или по какой-то другой причине, но мистер Слут проглотил свою полуденную трапезу — тушеного палтуса — с куда большим аппетитом, чем его квартирная хозяйка, на тарелке которой красовался кусок запеченной свинины.
— Надеюсь, вы чувствуете себя получше, сэр, — принужденно произнесла миссис Бантинг, войдя в комнату с подносом.
Но жилец в ответ пожаловался:
— Нет, миссис Бантинг, мне сегодня не по себе. Устал. Чувствую себя как выжатый лимон. Когда я лежал в постели, за окном все время кто-то шумел: вопли, крики и прочее. Похоже, Мэрилебон-Роуд уже не такая тихая улица, как раньше?
— Нет, сэр, мне так не кажется. Мы всегда считали, что здесь очень покойно, сэр. — На мгновение хозяйка замялась, не в силах заговорить о том, что означали эти необычные шумы. — Вы, наверное, простужены, сэр, — вдруг предположила она. — На вашем месте я не ходила бы вечером на улицу. Лучше побыть дома, в покое. Снаружи кишмя кишит всякий грубый народ… — Возможно, в ее ровном голосе жилец уловил просительную ноту, оттенок предостережения. Мистер Слут поднял на хозяйку свои блестящие серые глаза, в которых читалась настороженность.
— Печально это слышать, миссис Бантинг. Наверное, я последую вашему совету. То есть побуду дома. Когда под рукой Священное Писание, не нужно ломать себе голову, раздумывая, чем бы заняться.
— А вы не боитесь испортить себе глаза, сэр? — с любопытством спросила миссис Бантинг. Непонятно почему, она почувствовала себя лучше. Ей больше нравилось разговаривать здесь с мистером Слутом, чем раздумывать о нем внизу. Эти беседы, казалось, прогоняли прочь ужас, который наполнял ее душу, а также и тело. Когда она бывала наверху, мистер Слут проявлял такую мягкость, рассудительность… да и благодарность.
Бедный мистер Слут — любезный и одинокий! Конечно же, такой джентльмен не обидит и мухи, не то что человека. Чудаковат — да, спору нет. Но за годы службы горничной миссис Бантинг повидала массу причудников как мужского, так и женского пола — причем последних гораздо больше.
