предоставлялось умилостивлять их жертвами и молитвой.
Но в народных верованиях греков удержались до позднего времени остатки еще более древних религиозных представлений. В храме Эрехтея в афинском Акрополе жила священная змея, которая каждый месяц получала медовую лепешку, хоть змеи таких вещей не едят. Змею держали и в храме Асклепия в Эпидавре, как и во всех других храмах этого бога. Остаток животного культа следует видеть и в том, что каждому богу было посвящено известное животное: Зевсу — орел, Гере — корова, Аполлону — волк, Афине — сова, Афродите — голубь. Сюда относятся и столь обычные в греческой мифологии превращения богов в животных.
Повсюду в Греции существовали священные деревья; путники молились перед ними и украшали их лентами и другими жертвенными дарами. Особенно знаменит был священный платан близ Гортины на Крите, под которым Зевс сочетался с Европой, под священной пальмой на Делосе Лето родила Аполлона, а на Самосе, у реки Имбра, показывали иву, под которой родилась Гера. Местопребыванием Додонского Зевса считали ствол одного старого дуба; Аполлон и Афина садятся в „Илиаде', „подобно коршунам', на ветви священного дуба, который стоял перед воротами Трои. Вообще, священные рощи были любимым местопребыванием богов; здесь главным образом служили им в ту эпоху, когда еще не существовало храмов. И как каждому богу было посвящено известное животное, так каждый из них имел и свое дерево: Зевс — дуб, Аполлон — лавр, Афина — оливковое дерево, Афродита — мирт, Дионис — хмель.
Даже священным камням воздавали почести еще в позднее время; народ поклонялся им как фетишам и смазывал их маслом, а образованные люди почитали их как символы божества. Когда позже богов стали изображать в виде людей и животных, то и эти истуканы часто становились предметом поклонения; в известные праздники их купали и одевали в новые драгоценные одежды.
К этим остаткам древних религиозных представлений принадлежит и культ мертвых, который сохранился у греков и в историческую эпоху. Мы видели, как образовалась вера в душу, живущую в нашем теле и продолжающую жить после его разрушения. Сновидения доказывали, по-видимому, что и души умерших продолжают принимать участие в судьбе живых; очевидно, что это участие носит тот же характер, который оно имело в то время, когда душа еще жила на земле, заключенная в видимое тело. Следовательно, дух мертвого будет по-прежнему питать вражду к своим врагам, и эта вражда будет тем опаснее, что при обычных условиях дух незрим.
Итак, надо было найти средство защитить себя от мести таких привидений. Нам часто удается склонять к миру наших живых врагов; нельзя ли сделать того же с духами мертвых? Если мы будем давать им такие подарки, которые доставляли им удовольствие при жизни, не вероятно ли, что они смирят свой гнев и откажутся от мести? В таком случае (это соображение принадлежит уже более высокой стадии религиозного развития) не имеют ли духи наших родственников и друзей еще больше прав на подобные приношения?
Пренебрежение к ним может раздражить их и навлечь на нас их вражду.
Эти соображения легли в основу культа мертвых. Но в историческое время он ограничивался в Греции преимущественно почитанием предков; от культа умерших врагов оставались лишь незначительные следы. В награду за почести, оказываемые мертвым, от них ожидали помощи и защиты; еще у Эсхила Электра молится духу своего покойного отца, точно богу. С другой стороны, тот, кто пренебрегает этой обязанностью, навлекает на себя месть мертвых или, по позднейшему представлению, кару мстящих за них богов.
Очевидно, что душа будет иметь после смерти такие же потребности, как и при жизни, потому что, покидая тело, она не изменяется. Итак, ей нужно прежде всего жилище, в котором она могла бы найти покой, т.е. могила. Поэтому мысль остаться непогребенным, „сделаться добычей собак и хищных птиц', была для грека так же невыносима, как для средневекового христианина — мысль о муках ада. Затем это жилище надо снабдить всем, что было мило и дорого мертвому на земле: одеждами и оружием, которые он носил при жизни, утварью, которою он пользовался здесь[68] Известно, к каким чудовищным обычаям ведет это представление, обычаям, господствовавшим в первобытное время, а у варварских народов господствующим и теперь; известно, что и у индогерманцев жена следовала за мужем в могилу и что при погребении приносили в жертву рабов, чтобы они служили душе господина в загробном мире. Следы этого обычая сохраняются еще в мифах и обрядах гомеровской эпохи. Так, Эвадна бросается на костер, на котором горит труп ее мужа Капанея. Но в гомеровское время этот обычай уже был оставлен. Однако при погребении своего друга Патрокла Ахилл убивает двенадцать троянских пленников и, кроме того, четыре лошади, двух собак и множество быков и овец, и все это сжигает на костре вместе с трупом.
Смягченной формой этих древних человеческих жертвоприношений являются кровавые битвы в честь мертвых, устраивавшиеся при погребении. В Италии из этого обычая развились, как известно, гладиаторские игры, в Греции же он рано вышел из употребления. Его заменили гимнастические состязания, без которых в гомеровское время не обходилось ни одно большое погребение; впрочем, на похоронах Патрокла сражаются еще и острым оружием.
Труп хоронили первоначально не сжигая; в эпоху микенской культуры и в период дипилона этот обычай был господствующим в европейской Греции. При этом труп бальзамировали или клали в мед, чтобы предохранить от разложения. Отсюда, может быть, произошел упоминаемый у Гомера обычай ставить на костер кувшины с жиром и медом. Дело в том, что в азиатской Греции, по крайней мере в Ионии, в гомеровскую эпоху перешли уже к сжиганию трупов, которое в эпосе является единственным способом по гребения. Позже в Греции практиковались без различия оба способа.
Но душа умершего нуждается не только в жилье: ей нужна также и пища; доставление последней и было первоначальной целью культа мертвых. Поэтому между жертвами, которые приносили покойному, главное место занимали съестные припасы; на могиле убивали животное, кровь выливали на землю, а мясо зарывали. Еще в „Одиссее' рассказывается о том, как мертвый пьет кровь жертвенных животных и как благодаря этому к нему снова на короткое время возвращается сознание. Когда позже это грубое верование, по которому покойник нуждается в пище, уступило место более чистому представлению, жертвоприношения в честь мертвых все-таки сохранились, приняв символический характер. Они составляли священный долг для живых, и так как культ мертвых был тесно связан с могилой, то последняя была для грека святыней в гораздо более высоком смысле, чем для нас могилы наших родных и друзей. Грек сражался столько же за могилы предков, сколько за свое имущество и храмы богов; и это чувство долго продолжало жить еще и в классический период.
При таком веровании особенное значение должны были иметь могилы царей. Как царь при жизни защищал свое государство от неприятельских нападений, так и его дух после смерти тела охраняет страну от бедствий; притом очевидно, что дух государя несравненно могущественнее, чем дух простого гражданина. Итак, для всей общины очень важно сохранить расположение столь могущественного союзника. Поэтому в погребении царя принимает участие, как мы видим в „Илиаде', весь народ; все приносят жертвенные дары и все носят землю для могильного холма. Так возникли те колоссальные могилы царей, которые мы находим в Микенах и Малой Азии. С падением монархии этот обряд должен был, конечно, выйти из употребления; но и тогда удержался обычай оказывать основателям новых городов божеские или, как позже говорили, героические почести, а обычай хоронить заслуженных граждан на счет государства был остатком тех же древних верований.
Правда, те грубые представления, которые легли в основу культа мертвых, были отчасти очень рано оставлены. По понятиям гомеровского времени, душа после погребения попадает в мрачное жилище Аида, которое помещали на самой отдаленной западной оконечности земли; отсюда она более никогда не возвращается. Сообразно с этим, мы не находим у Гомера никаких следов верования в воздействие мертвых на мир живых; души почивших — бессильные тени; в гомеровском мировоззрении нет места для веры в привидения. Возможно, что это представление стоит в связи с обычаем сжигать трупы, который первоначально имел, вероятно, целью посредством быстрого разрушения тела сделать невозможным возвращение души. Может быть, также упадку культа мертвых у ионийцев способствовало то обстоя тельство, что они покинули родину, где находились могилы предков. Но в самой Греции культ мертвых удержался и оказал сильное влияние на выработку религиозных представлений.
Вообще дробление нации, обусловленное характером поверхности страны, должно было глубоко влиять на развитие верований. Хотя отец Зевс повсюду считался верховным богом, но в каждой местности
