Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

большой успех и с течением времени обратились в школьную книгу.

Наконец, поэзия совершенно освободилась от гнета ус­ловности, тяготевшего еще и над элегией. Лесбосские поэты Алкей и Сапфо, жившие около середины VI века, пели в простых, большею частью четырехстрочных строфах на эо­лийском наречии своей родины. В это время в Митилене между народом и аристократией шла ожесточенная борьба, в которой Алкей принимал живое участие на стороне знати; поэтому первое место между его стихотворениями, наряду с застольными песнями, занимают политические песни. Сап­фо, как истинная женщина, пела почти только о любви. Правда, мы не должны прикладывать к ней мерку наших нравственных воззрений. Все ее любовные песни обращены к красивым девушкам, и пламенная страстность речи пока­зывает, что дело идет вовсе не о платонических чувствах¹ Но именно это делает Сапфо величайшей поэтессой всех времен. И рядом с этой жгучей страстью стоит нежное жен­ственное чувство, выражающееся особенно в свадебных песнях, которые она сочиняла для своих молодых подруг. Те же цели преследовал ее современник, уроженец Теоса Анак­реонт, который долго жил при дворе самосского тирана По­ликрата, а позже — в Афинах при дворе Гиппия. Но ему не­доставало мужественной силы Алкея. Вся его поэзия посвя­щена любви и вину, особенно любви к красивым мальчикам. Он также пел в безыскусственных строфах на языке своей родины, и его удобопонятный ионический диалект обеспе­чил ему популярность, какой не достигли лесбосские поэты, стоявшие несравненно выше него.

Между тем музыка и поэзия завоевали новую область. Искусственная композиция начала, конечно, с одноголосно­го мотива; теперь она достаточно окрепла, чтобы перейти к хоровой песне. Это движение также началось в Спарте, где на празднестве гимнопедий издавна выступали хоры маль­чиков и девочек. Фалет из Гортины, Ксенодам из Киферы и Ксенокрит из италийских Локр сочиняли и клали на музыку новые тексты для этих представлений.

Своим дальнейшим развитием хоровая лирика была обязана Алкману из спартанской области Месои, жившему в первой половине VI века[76] Его слава основывается главным образом на его композициях для девичьих хоров („Парфении'). Он также вполне свободен от традиционного эпичес­кого слога и обнаруживает уже наклонность к делению пьес на строфу, антистрофу й эпод, которое потом сделалось гос­подствующим в греческой хоровой лирике [77] Содержанием этих пьес служит прежде всего прославление богов, а затем изображение чувств, возбуждаемых в зрителях видом самого хора. Действительно, праздничный хоровод красивейших девушек „обильной красавицами' Спарты представлял, ве­роятно, несравненное зрелище; естественно, что Алкман в восторженных песнях прославлял предводительниц своих хоров, Агидо и Мегалострату. Его справедливо причисляли позже к основателям эротической лирики.

С незапамятных времен на празднествах Диониса народ пел песни в честь этого бога; уже Архилох называет себя искусным в таких песнопениях. Эта одноголосная песнь бы­ла позже заменена хоровой, причем соучастники являлись в виде сатиров, одетыми в козлиные шкуры. По преданию, этим „дифирамбам', как они назывались, впервые придал художественную форму поэт Арион из Метимны на Лесбосе, живший в Коринфе при Периандре (около 600 г.). Эта по­этическая форма имела огромное значение для дальнейшего развития греческой поэзии. Но важнейший вид хоровой ли­рики возник в Сицилии. Здесь, около половины VI века, уроженец Гимеры Стесихор задался мыслью оживить уми­рающий эпос и с этой целью заменил декламацию рапсода хоровой песнью и, сообразно с этим, гекзаметр — сложными дактило-трохеическими ритмами. Сюжетами для своих сти­хотворений он брал обыкновенно, согласно характеру вре­мени, не битвы и приключения, а описания празднеств и эротические мифы; в одной из самых знаменитых своих по­эм, в „Герионеиде', Стесихор рассказывал о странах дальне­го запада, которые сделались доступны грекам благодаря открытиям последнего столетия. Лирика Стесихора скоро приобрела большую известность; она имела сильное влияние на поэзию Симонида и Пиндара и на хор трагедии. На своей собственной сицилийско-италийской родине Стесихор на­шел подражателя в лице Ивика из Регия, который во времена Поликрата (около 530 г.) переселился на греческий восток и долго жил при дворе этого тирана. Его хоровые песни воспе­вают большею частью хвалу красивым мальчикам и испол­нялись, по-видимому, хорами мальчиков; таким образом, они в известном смысле составляют контраст с „Парфениями' Алкмана.

В то время как музыка и поэзия освобождались от оков условного стиля и вырабатывали те средства, которые дали им возможность достигнуть совершенства, аналогичное движение происходило и в области пластических искусств. Микенский стиль, который в догомеровскую и раннюю го­меровскую эпохи господствовал в странах, прилегающих к Эгейскому морю, в течение VIII века пришел в упадок и ма­ло- помалу был совершенно оставлен; ни в древнейших гре­ческих некрополях Сицилии и Италии, ни в Олимпии не бы­ло найдено памятников этого рода орнамента. Его заменяет геометрический стиль, называемый обыкновенно стилем дипилона, по имени афинских ворот, через которые шла свя­щенная дорога в Элевсин и вблизи которых такие памятники впервые были найдены в большом количестве. Этот стиль заимствует свои мотивы из ткацкого искусства и резьбы по дереву; охотнее всего он употребляет меандр, зигзагообраз­ную линию и ряды примыкающих друг к другу кружков, ко­торые соединяются касательными. Столь характерная для микенского стиля спираль совершенно отсутствует, точно так же, как и полипы и другие морские животные; расти­тельный орнамент встречается лишь изредка. Зато на вазах дипилона встречаются длинные ряды водяных птиц и четве­роногих, а вскоре появляются и изображения сцен из чело­веческой жизни — погребений, состязаний, морских битв и т.п. Если рисунок отчасти еще очень груб, то все-таки про­гресс сравнительно с микенской керамикой весьма значите­лен, и гончары, работавшие в микенском стиле, сами при­знали это тем, что пытались перенять мотивы дипилона. Не­ которое время оба стиля господствовали рядом, но в конце концов микенский стиль должен был уступить. Таким обра­зом, около 700 г. воцарился стиль дипилона, и в некоторых отраслях художественной промышленности, как, например, в обработке бронзы, геометрический орнамент удержался до V столетия.

Между тем финикийцы открыли правильное морское сообщение между Грецией и дальним Востоком (выше, с. 104); вследствие этого произведения финикийской про­мышленности наводнили области, прилегающие к Эгейско­му морю. В поздних частях эпоса такие предметы часто упоминаются, да и те художественные произведения, кото­рые там описываются, как, например, „Щит Ахилла', носят явные следы влияния финикийского искусства. Это должно было, в свою очередь, отразиться на художественной про­мышленности греков. Первые признаки этого влияния мы видим на протокоринфских вазах, фабрикация которых на­чалась в начале VII или уже в VIII веке, вероятно, в Коринфе или Халкиде. Орнамент состоит большею частью из окру­жающих сосуд полосок, между которыми иногда находится животный фриз; здесь впервые появляется в греческой кера­мике изображение льва. Большее значение получил этот животный фриз в другом виде ваз, который мы, по одному из главных мест его производства, называем обыкновенно ко­ринфским и который также в общем относится еще к VII веку. Здесь наряду со львами, пантерами и другими ди­кими животными встречаются и крылатые чудовища, какие создало ассирийское искусство.

Но греческое искусство недолго довольствовалось про­стым подражанием восточным мотивам. Оно вскоре пере­шло к изображению сцен из человеческой жизни, а затем и мифологических происшествий, причем значение отдельных фигур пояснялось особыми приписками. Вместе с тем и стиль изображений становится все более независимым от восточных образцов. В противоположность восточной ус­ловности здесь обнаруживается стремление к реализму. Осо­бенно аттическая керамика уже в VI веке сделала в этом от­ношении крупные успехи, хотя фигуры еще изображаются в профиль и все в одной и той же плоскости. Но от этих прие­мов греческая живопись вообще не освободилась раньше Персидских войн.

Металлическая техника также приблизительно с конца VII века перешла к изображению мифологических сцен; ими украшен уже щит Геракла, описанный в одном гесиодовском стихотворении. Знаменитым произведением этого рода был ящик кедрового дерева с рельефными украшениями из золо­та и слоновой кости, который находился в Олимпии в сокро­вищнице коринфян и, без сомнения, был коринфской рабо­ты; по преданию, его пожертвовал богу тиран Кипсел. Тако­вы же были трон Аполлона в Амиклах, изготовленный около 550 г. Бафиклом из Магнесии, и бронзовые рельефы лакеде­монянина Гитиада на храме Афины Халкиекской в Спарте. О стиле этих произведений мы можем составить себе пред­ставление по бронзовым рельефам, найденным в Олимпии. Мы видим, что и эта отрасль искусства, подобно живописи на вазах, стоит в зависимости от восточных мотивов и с ус­пехом стремится достигнуть