Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

после изгнания эгинских граждан и замены их аттическими клерухами в 431 г., этот некогда важнейший монетный центр европейской Греции совершенно прекратил свою деятельность. Таким образом, начиная с середины V века, аттические тетрадрахмы сделались господствующею монетой в области Эгейского моря, и Афины были доста­точно благоразумны, чтобы чеканить только полновесную монету из чистого серебра. Даже при самой крайней финан­совой нужде во время Пелопоннесской войны Афины ни ра­зу не прибегли к ухудшению своей серебряной монеты. На­против, из золота в европейской Греции даже в V веке почти вовсе не чеканили, хотя персидские дарейки и кизикские статеры из электра были в обращении в большом количестве.

Необходимый для чеканки благородный металл достав­лялся отчасти восточной торговлей, отчасти рудниками са­мой Греции. Серебряные рудники близ Лавриона, на южной оконечности Аттики, приносили в эпоху Персидских войн очень большие доходы; еще более доходны были рудники, находившиеся на Фасосе и на противолежащем материке, на границе между Фракией и Македонией. Впрочем, большая часть запасов металла не попадала в обращение, а скопля­лась в сокровищницах. Почти каждый храм имел свою каз­ну; и если она состояла обыкновенно только из серебряной утвари весом в несколько мин, то все-таки, при большом ко­личестве храмов, общая сумма сокровищ была очень велика. Так, при начале Пелопоннесской войны в храмах Аттики было жертвенных приношений на сумму 500 талантов. Сверх того, они владели еще очень значительными налич­ными суммами, из которых государство в первые 10 лет войны заняло около 800 талантов, не говоря уже о тех день­гах, которые были взяты из сокровищницы Афины Паллады — самого богатого из· всех этих храмовых казнохранилищ. Делос и Олимпия также владели крупными богатствами. Дельфийский храм около 360 г. имел, по преданию, 10 тыс. талантов, большая часть которых находилась здесь, вероят­но, уже в V веке; эта цифра едва ли очень преувеличена, так как впоследствии фокейцы из этих денег покрыли издержки десятилетней войны, для которой они пользовались боль­шими наемными армиями. Затем сюда же нужно отнести и афинскую союзную казну, которая, включая храмовые со­кровища страны, располагала по временам 10 тыс. талантов и еще в начале Пелопоннесской войны заключала в себе 6 тыс. талантов.

Тем не менее количество поступавшего в обращение благородного металла было достаточно велико, чтобы вызы­вать значительное повышение цен. Мера ячменя, стоившая в Афинах во время Солона одну драхму, обходилась в конце V и начале IV столетия вдвое дороже; мера пшеницы стоила 3 драхмы. Еще более повысились цены на скот, так как в этой отрасли торговли не было заморской конкуренции, а в самой Греции, вследствие роста народонаселения, скотовод­ство все более уступало место земледелию. Между тем как около 600 г. можно было в Афинах купить овцу за драхму, спустя два столетия цена ее поднялась до 10—20 драхм; бык в это время стоил около 50—100 драхм. Напротив, в богатой скотом Сицилии „хороший теленок' даже после Персидских войн стоил только 10 литров, или 2 аттических драхмы.

Увеличение количества находившегося в обращении благородного металла должно было иметь последствием то, что в V веке гораздо легче было, например, достать взаймы талант серебра, чем в VI веке. То же самое касается боль­шинства остальных товаров, которые доставлялись теперь на рынок в гораздо большем количестве,· чем прежде, отчасти местной промышленностью, отчасти ввозной торговлей. Правда, около 400 г. мера пшеницы, в переводе на серебро, стоила гораздо дороже, чем во время Солона, но только по­тому, что запасы серебра возросли еще быстрее, чем произ­водство сельскохозяйственных продуктов. Зато теперь мож­но было в неурожайные годы привозить иностранный хлеб почти в неограниченном количестве, и крестьянин, нуждав­шийся в хлебе для посева и для пропитания своей семьи до ближайшего урожая, мог теперь гораздо легче достать нуж­ное ему количество хлеба, чем раньше, когда ему приходи­лось в таких случаях обращаться к богатому соседу. Вслед­ствие этого ссуды — как натурою, так и деньгами — можно было теперь получать на более выгодных условиях, чем прежде, — другими словами, такса процентов должна была понижаться. Впрочем, этому процессу противодействовал сильный подъем промышленности и торговли, вызвавший большой спрос на капиталы. Поэтому процент и теперь еще остается сравнительно очень высоким. Если в эпоху Солона при хорошем обеспечении платили средним числом 18% (выше, с.206), то в IV столетии в Афинах платили около 12%; за ссуды, соединенные с риском, и во времена, когда чувствовался недостаток в деньгах, взимались, конечно, го­раздо более высокие проценты. Какого-нибудь определенно­го закона относительно максимального процента, по крайней мере в Афинах, не было, хотя и здесь, как повсюду, общест­венное мнение осуждало ростовщиков, которые пользова­лись нуждою ближних для наживы, и этим все же произво­дило некоторое моральное давление.

Такой размер процента указывает на значительную при­быльность промышленности, т.е. на высокий уровень цен и низкий уровень заработной платы. Действительно, цены промышленных продуктов, дошедшие до нас от V и IV веков, например, платья и оружия, очень высоки по срав­нению с ценами на хлеб. Но, что важнее всего, существова­ние рабства давало возможность капиталу безжалостно экс­ плуатировать рабочую силу. Сильный раб, какой нужен был на рудниках, мог быть куплен за 100—150 драхм и давал ежедневно чистой прибыли один обол; следовательно, счи­тая в году только 300 рабочих дней, деньги, уплаченные за него, приносили от 33У₃ до 50%, куда входит, впрочем, и погашение затраченного капитала. Опытные фабричные мастера (?????????) приносили, разумеется, гораздо больший доход — ежедневно два обола и более, зато и покупная цена их была соответственно выше, до 5 — 6 мин. 32 — 33 кузне­ца, которых отец оратора Демосфена имел на своей фабрике, приносили в год 30 мин чистого дохода, т.е. около 100 драхм на человека; 20 столяров, работавших у того же фабриканта, приносили только 12 мин, т.е. по 60 драхм, что составляет несколько более одного обола в день, — однако и этот доход равнялся 30% на затраченный капитал, так как они стоили по 2 мины каждый.

В морской торговле капиталы также могли приносить очень высокие проценты; но здесь размер прибыли стоял в прямом отношении к величине риска. Действительно, море­плавание все еще находилось в первобытном состоянии, хо­тя и сделало значительные успехи с гомеровских времен. Самые большие военные корабли V столетия, триеры, пред­ставляли собою только большие лодки с неглубокой осад­кой, которые при малейшем волнении на море теряли спо­собность маневрировать и по прибытии в гавань вытаскива­лись на берег. Из торговых кораблей самые большие могли поднять, по-видимому, около 10 тыс. талантов (360 тонн). Если теперь и решались чаще, чем прежде, на путешествия по открытому морю, то все же обыкновенно держались по возможности близко к берегу, так что, например, корабль, направлявшийся из Греции в Сицилию, сначала поднимался к Керкире и Таренту, а затем вдоль берега нынешней Калаб­рии снова спускался на юг. Да и теперь еще более или менее продолжительные морские путешествия предпринимались только в благоприятное время года. Сюда присоединялось отсутствие всяких вспомогательных средств, без которых мы теперь едва можем представить себе сообщение по морю, — морских карт, компаса, маяков, знаков, указывающих фарва­тер, и т.п.; и особенно опасность со стороны пиратов, от ко­торых даже морское господство Аттики не было в состоянии совершенно очистить Эгейское море. Следовательно, шансы на прибыль должны были быть очень велики, если морская торговля все-таки существовала. При поездках в дальние моря, как, например, в Понт или пользовавшуюся дурной славой Адриатику, эта прибыль доходила часто до 100% и более; но и при поездках по Эгейскому морю можно было заработать 20—30%. Величине этой прибыли соответствовал и размер вознаграждения за капиталы, которые отдавались в ссуду под так называемый „морской процент', причем кре­дитор делил риск с судохозяином.

Землевладение, было, конечно, менее прибыльно: не го­воря уже о связанных с ним социальных выгодах, оно пред­ставляло в это время почти единственное вполне верное вложение капитала. Тем не менее, земельная рента была все-таки очень высока по нашим понятиям. Так, в первой поло­вине IV столетия аренда поместий в Аттике составляла око­ло 8% дохода, и приблизительно так же высока была, по-видимому, доходность домов.

Если земельная рента и проценты за капитал поглощали такую значительную часть дохода, приносимого националь­ным трудом, то доля рабочих в этом доходе должна была быть соответственно очень невелика. Раб получал лишь то, что было безусловно необходимо для его существования, а конкуренция массы рабов, в свою очередь, понижала зара­ботную плату свободных работников. Не было, может быть, более тяжелой и неприятной работы, чем служба гребца на галере, даже помимо опасности в случае морского сражения или кораблекрушения; и однако во время Пелопоннесской войны нашлись десятки тысяч людей, которые были готовы взять на себя эту работу за ежедневную плату в 3