Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

обола¹ За ежемесячное жалованье в один дарейк персидские сатрапы могли найти сколько угодно наемников, притом людей, ко­торые были в состоянии вооружиться на собственный счет.

При вознаграждении в 2—3 обола за каждое заседание афинские ремесленники и рабочие стремились к исполне­нию должности присяжных. Это вознаграждение соответст­вовало, приблизительно, поденной плате за черную работу, тогда как труд ученых ремесленников оплачивался, разуме­ется, лучше. Так, например, пильщики камней и каменщики при постройке Эрехтейона в Афинах в последние годы Пе­ лопоннесской войны получали по драхме в день. Греческий рабочий вел, конечно, очень умеренный образ жизни, да иначе и невозможно было прожить на три обола. При таких условиях нельзя было особенно осуждать рабочее сословие, если оно всякий раз, когда власть попадала в его руки, стре­милось улучшить свое положение при помощи государства. Однако эти попытки всегда начинались не с того конца, с которого следовало начинать. Вместо того, чтобы приняться за корень социальных бед, за рабство, рабочие добивались пособий из государственных средств, в форме ли вознаграж­дения за отправление функций верховной власти, или в виде подачек деньгами и хлебом, или, наконец, в виде даровых развлечений; последствием этих мер была только все боль­шая и большая деморализация рабочего класса. Еще пагуб­нее влияли насильственные перевороты в области собствен­ности, которые иногда производились после революции, — всеобщая отмена долгов и новый раздел поземельной собст­венности; впрочем, в V столетии к таким крайним мероприя­тиям прибегали лишь изредка.

Умственный труд, не требовавший больших знаний, оп­лачивался не выше, чем труд технически образованного ре­месленника. Так, архитектор при постройке Эрехтейона по­лучал только драхму в день, т.е. столько же, сколько пиль­щик камней; жители Эпидавра также платили архитектору при постройке храма Асклепия только одну эгинскую драх­му (около 1 '/₂ аттических драхм). Жалованье субалтерн-офицера было обыкновенно лишь вдвое больше жалованья простого солдата; жалованье низших правительственных чиновников также было невелико, — например, в Афинах члены Совета получали по драхме в день. Высшие должно­сти всегда отправлялись за честь, и только сопряженные с ними расходы возмещались государством. Зато выдающиеся заслуги на поприще умственной деятельности оплачивались очень щедро. Так, по Геродоту, врач Дамокад из Кротона во второй половине VI столетия получал на о. Эгине годовой оклад в один талант, позже в Афинах — 100 мин и впослед­ствии у самосского тирана Поликрата — два таланта. Если даже эти данные преувеличены, они все-таки доказывают, что врачи, пользовавшиеся известностью, получали во время Геродота очень высокие оклады, из которых они, впрочем, должны были содержать свою клинику, платить своим по­мощникам и выдавать лекарства. Знаменитые поэты, как Симонид и Пиндар, получали за свои песни крупные гоно­рары, поэты, произведения которых ставились на сцене, также получали вознаграждение от государства. Точно так же и музыканты, и выдающиеся актеры зарабатывали боль­шие деньги. Когда, затем, в середине V века, начал пробуж­даться в обществе интерес к философии и риторике, учителя этих наук тоже получали сравнительно очень высокую пла­ту. Однако известие, будто Протагор и Горгий брали по 100 мин за курс учения, крайне преувеличено; напротив, по­сле смерти Горгия осталось лишь очень умеренное состоя­ние, а Исократ, самый знаменитый оратор своего времени, хотя и был довольно состоятельным человеком, вовсе не был очень богат. Плата за полный курс риторики, продолжав­шийся, однако, несколько лет, равнялась в IV столетии трем, четырем и, в исключительных случаях, десяти минам.

Относительно величины народного богатства мы имеем точные данные только для Афин, да и здесь лишь из начала IV столетия. В 378—377 гг. произведена была перепись всей движимой и недвижимой собственности в Аттике, и общая сумма была определена в 5750 талантов. Сюда не вошло го­сударственное имущество, равно как и имущество бедней­шего класса граждан, которое было освобождено от прямых налогов. Ни то, ни другое не могло представлять крупной ценности; зато нужно принять во внимание, что всякая по­датная оценка далеко ниже действительной стоимости иму­щества. Полстолетия назад, до начала Пелопоннесской вой­ны, экономическое положение Афин было гораздо лучше; однако сомнительно, чтобы народное имущество, выражен­ное в деньгах, было тогда значительнее, так как покупная сила драгоценных металлов в этот промежуток времени, ве­роятно, упала. Впрочем, в 431 г. многие афинские граждане владели поместьями вне Аттики, которых они лишились вследствие войны. Так как Афины, начиная с середины V столетия, были самым богатым городом европейской Гре­ции и остались им также в следующем веке, несмотря на удар, нанесенный им Пелопоннесской войной, то мы с пол­ной уверенностью можем сказать, что народное богатство не достигло даже приблизительно такой высоты ни в одной другой греческой области равного протяжения, исключая разве малоазиатские колонии.

В отношении распределения собственности отдельные части греческого мира представляли большие различия. В Лаконии и Фессалии, с их крепостным сельским населением, преобладало крупное землевладение. Долина Эврота и почти вся Мессения, площадью почти в 5000 кв. км, принадлежали, за исключением государственных имений, лишь 1500 собст­венникам, так называемым спартанским „равным' (гомеи): но и между ними, наряду с немногими владельцами лати­фундий, огромное большинство было таких, которые владе­ли только небольшим „ликурговым' участком. Громадные богатства фессалийских аристократических фамилий вошли в пословицу; некоторые из фессалийских помещиков были в состоянии на собственные средства снарядить целый отряд войска. В этой области, занимающей около 10 тыс. кв. км, было, по преданию, 6000 человек, которые могли на собст­венные средства служить в коннице, — больше, чем во всей Греции к югу от Фермопил, взятой вместе. Вследствие этого среднего сословия не существовало, и Фессалия могла вы­ставить лишь небольшое, сравнительно с ее величиной, чис­ло гоплитов. В Беотии крупное землевладение также было, по-видимому, очень распространено, если эта область могла выставить 1000 всадников; но так как беотийские крестьяне остались свободными, то рядом с крупными собственниками здесь существовал также многочисленный класс средних землевладельцев, которые были в состоянии вооружаться на собственный счет. Такие же условия господствовали в Ма­кедонии и Сицилии; Сиракузы, например, выставили в Пе­лопоннесской войне такое же количество всадников, как Бе­отия, а Филипп и Александр своими победами были обязаны не столько фаланге, сколько македонской коннице. Напро­тив, в Аттике земельная собственность была очень раздроб­лена. Уже по конституции Солона к первому классу принад­лежал каждый гражданин, получавший со своих земель 500 мер хлеба, и законодательство старалось предупредить скопление в одних руках больших земельных участков. По­этому во время Пелопоннесской войны участок земли ценою в один талант считался уже большим, и даже поместья ста­ринных аристократических фамилий редко превышали 300 плефров (30 га), тогда как меньшие участки ценою до нескольких сот драхм упоминаются очень часто. В конце V столетия из общего числа граждан, доходившего в то вре­мя приблизительно до 20 тыс. человек, безземельных было, по преданию, только 5000. Когда после Персидских войн приступили к увеличению конницы, это оказалось возмож­ным только под тем условием, что государство давало боль­шие субсидии отдельным рекрутам; зато почти половина граждан была в состоянии отправляться на войну в собст­ венном вооружении. И как в Аттике, так и в большей части остальных областей греческого полуострова, граждане, обя­занные по своему имущественному положению нести служ­бу в тяжелом вооружении, т.е. главным образом средний класс, составляли очень значительную часть населения.

О размерах богатства отдельных граждан в это время мы имеем сведения только для Афин. Состояние в 8—10 та­лантов считалось здесь во время Пелопоннесской войны очень большим; более богатых людей было немного. Конон, который происходил из старинного аристократического рода и в продолжение своей долгой службы в звании полководца неоднократно имел случай обогатиться, оставил, умирая (392—391 гг.), около 40 талантов; его сын Тимофей, унасле­довавший из них 17 талантов, с этим состоянием считался одним из богатейших людей Афин. Сын Никия Никерат, „почти первый афинянин по знатности и богатству', будучи казнен по приговору Тридцати, оставил после себя не более 14 талантов. Его фамилия понесла, вероятно, крупные поте­ри во время войны; но если в Афинах говорили, что Никий имел 100 талантов, то это лишь новое доказательство того, что толпа во все времена склонна преувеличивать большие состояния. То же самое относится и к известию, будто Каллий, сын Гиппоника, имел состояние в 200 талантов. Правда, он был богатейшим человеком в Афинах времен Перикла; но для этого достаточно было иметь 50 талантов. Его внук, того же имени, впрочем, известный мот, под конец жизни имел не более двух талантов.

Как ни малы, по нашим понятиям, эти состояния, даже сравнительно с ценами на хлеб в V столетии, — не следует забывать, с другой стороны, что капиталы приносили в то время почти втрое больший доход, чем теперь, и что грек, не исключая афинянина, был гораздо менее требователен в смысле комфорта, чем