могущественной Гераклеей, которая, как мы знаем, владела на Таврическом полуострове колонией Херсонесом и для которой поэтому было в высшей степени важно остановить поступательное движение боспорских царей. Левкон принужден был снять осаду Феодосии и лишь с трудом спас собственную страну от нападения сильного неприятельского флота. В конце концов он, однако, достиг своей цели, вероятно, в то время, когда внутренние смуты отвлекли внимание Гераклеи от внешних дел (около 365 г.): с тех пор Феодосия оставалась соединенной с Боспорским царством. Внутри государства Левкону, как уже отцу его Сатиру, приходилось бороться с разнообразными трудностями, потому что и на берегу Боспора существовала, конечно, сильная республиканская партия, а тяжелый гнет налогов, который здесь, как и везде, влекла за собою военная монархия, постоянно разжигал и усиливал недовольство. Однако Левкону удалось до самой смерти сохранить власть при помощи греческих наемников и благодаря верности его скифских подданных. Ему наследовали (в 347 г.) его сыновья Спарток II и Перисад I, которые царствовали совместно до тех пор, пока спустя пять лет Спарток II умер и Перисад I сделался единовластным государем. В течение его долгого царствования (до 309 г.) все варварские племена, обитавшие на восточном берегу Меотиды, от Кавказа до Танаиса, были подчинены Боспорскому царству. Потомки Перисада царствовали на Боспоре еще два столетия, пока наконец последний Спартокид, носивший также имя Перисада (Перисад V), принужден был уступить государство Митридату Эвпатору, царю Каппадокии.
Подобно другим греческим тиранам той эпохи, боспорские тираны по отношению к своим эллинским подданным не принимали царского титула; они называют себя „архонтами Боспора и Феодосии', а царями именуют себя только в отношении к подвластным варварским племенам. Даже на монетах они чеканили не свое имя, а название своей столицы Пантикапеи, которая и в иных отношениях занимала первенствующее положение среди боспорских городов. Да и вообще они, вероятно, оставляли своим подданным подобие республиканской свободы; фактически же вся власть находилась в руках государей, так что, например, Перисад собственною властью раздавал проксению и связанное с нею освобождение от пошлин, притом на протяжении всего государства. Впрочем, боспорские тираны в общем не злоупотребляли своею властью и были для своих подданных милостивыми и справедливыми правителями.
Важнейшими городами на южном побережье Понта были Синоп и Гераклея. Они сумели, по крайней мере фактически, отстоять свою независимость против персов или во всяком случае скоро снова вернуть себе свободу. Затем Синоп примкнул к Афинам, около того времени, когда Перикл предпринял свою экспедицию в Понт (см. выше, т.1, с.397 и след.); напротив, Гераклея сохранила свою самостоятельность и по отношению к Афинам. После падения морского владычества Афин, около конца V и начала IV столетия, Синоп становится могущественным городом: опираясь на многочисленный флот, он владычествует над своими колониями Трапезунтом, Керасом и Котиорой и как равный равному дает отпор князьям соседней Пафлагонии. Но когда Пафлагония была покорена персидским сатрапом Датамом, Синоп также не мог долее сохранить свою независимость и после мужественного сопротивления подчинился Датаму (около 370 г.); с этих пор до эпохи Александра город оставался под властью персов.
Гераклея была счастливее Синопа; ей удалось отстоять свою независимость и против персов. Город владел обширной территорией, исконное население которой, фракийское племя мариандинов, в качестве крепостных обрабатывало поля своих греческих господ, а в военное время поставляло отличные команды для флота. Строй государства был, как естественно при таких условиях, олигархический, и вся власть находилась в руках крупных землевладельцев. Постепенно число граждан, облеченных правом участвовать в управлении, было расширено до шестисот, и в конце концов введено демократическое устройство. Но народ не был удовлетворен политическими правами, которых он добился, и требовал всеобщего прощения долгов и распределения земельной собственности на новых началах. Городской совет ввиду этой опасности не придумал ничего лучшего, как броситься в объятия Клеарха, влиятельного гражданина Гераклеи, который несколько лет назад был изгнан, как противник господствующей партии, и теперь служил в Персии начальником отряда наемников. Клеарх явился, но сам стал во главе движения, для подавления которого он был призван. Он оцепил своим войском здание Совета и арестовал всех тех его членов, которые не успели спастись бегством; имения арестованных и бежавших были конфискованы, а рабы их освобождены (364 г.). Тщетно изгнанники с оружием в руках пытались добиться возвращения; победа осталась на стороне Клеарха, и он жестоко расправился со всеми, кто еще казался ему подозрительным.
Со стороны персов Клеарху нечего было опасаться, потому что как раз в это время вспыхнуло великое восстание сатрапов; кроме того, Клеарх прилагал все старания к тому, чтобы сохранить хорошие отношения с персидским царем. Против окрестных варваров он вел счастливые войны, во время которых он дошел до Пропонтиды и осаждал, правда, без успеха, Астак, подпавший под власть Вифинии. Никогда еще Гераклея не была так могущественна. Хотя Клеарх и не принял царского титула, тем не менее он окружил себя ис тинно царскою роскошью; в торжественных случаях он появлялся в пурпурной мантии, с золотым венком на голове, и, по преданию, дошел даже до того, что объявил себя сыном Зевса и требовал, чтобы ему оказывали подобающие почести.
Наконец, после двенадцатилетнего правления Клеарх пал жертвой заговора, во главе которого стоял один из его родственников, Хион, сын Матрида (352 г.). Однако заговорщики не достигли своей главной цели, так как брату Клеарха Сатиру удалось удержать в своих руках власть над Гераклеей. Убийцы тирана были схвачены и казнены, даже их дети и остальные родственники не были пощажены, и вообще в городе был установлен режим террора. Сатир женился на вдове своего брата, но смотрел на себя лишь как на опе куна его двух малолетних сыновей Тимофея и Дионисия, которым и передал правление, как только старший, Тимофей, подрос (345/344 г.). Тирания была теперь достаточно упрочена, и новый государь мог ослабить поводья. Сидевшие в тюрьмах были освобождены, частные долги были уплачены из государственной казны, политические преследования прекратились; однако вернуть изгнанников еще не решились. Тимофей также сумел сохранить независимость государства, хотя именно в это время, после покорения Египта, персидский царь стал сильнее затягивать узду в Малой Азии. Таким образом, Тимофей быстро приобрел популярность, и когда он после восьмилетнего царствования умер (337/336 г.), его смерть вызвала искреннюю и всеобщую печаль. Дионисий правил государством в духе своего брата. Вскоре победа, одержанная Александром при Гранике, освободила его от опасности, которая до тех пор грозила ему со стороны персов, и дала ему возможность распространить свою власть на соседние варварские племена. Александру некогда было думать о Малой Азии; а когда начались смуты эпохи диадохов, Дионисий благодаря разумной политике, которой он держался по отношению к новым властите лям, сумел сохранить власть до самой смерти и передать престол своим сыновьям. Только Лисимах сверг династию Клеарха, которая в продолжение 76 лет правила Гераклеей. И здесь, как в Сицилии и на северном побережье Понта, военная монархия исполнила свою задачу — обеспечить существование передовых греческих форпостов в условиях постоянных нападений соседних варваров.
ГЛАВА V. Коринфская война и Анталкидов мир
В то самое время, когда Дионисий собирал эллинский Запад в единое государство, на востоке началось распадение основанной Лисандром державы. Некогда нация восторженно приветствовала Спарту, когда последняя взялась за оружие, чтобы сокрушить деспотическое владычество афинян; но как только Спарта одержала победу, настроение Эллады совершенно изменилось. Виною тому было в значительной степени своеволие олигархических правителей, назначенных Лисандром. Затем спартанское правительство сделало все, что было возможно, для устранения этих беспорядков; и когда период революций окончился, и в пределах прежнего Афинского государства снова водворен был порядок, господство Спарты было далеко не так тягостно, как прежде господство Афин. Но каждый союз, объединяющий нацию, на каких бы началах он ни был организован, неизбежно ограничивает самостоятельность отдельных государств; а при резком индивидуализме, составлявшем основную черту греческого характера, такие ограничения переносились, конечно, с большим неудовольствием. Кроме того, и в государствах, сохранивших до сих пор свою независимость, также стали смотреть с возраставшим страхом на грозное могущество спартанской державы.
Между этими государствами первое место в политическом отношении занимала Беотия. Она
