Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Тифрауста, и от имени своего правительства предложил уступить Пер­сии весь азиатский материк с тем условием, чтобы все грече­ские государства на островах и в Европе были признаны ав­тономными. При тогдашнем положении дел только на этих условиях Греции мог быть обеспечен прочный мир; и если нация покрывала себя позором, покидая азиатских сопле­менников на произвол варваров, то ответственность за это падала не на Спарту, вступившую в борьбу с Персией ради освобождения азиатских греков, а на те государства, кото­рые действовали заодно с персидским царем.

Но коалиция центральных государств вовсе не была склонна заключить мир на таких условиях. Не то, чтобы они заботились о величии и свободе Греции, а просто каждое из них в отдельности считало предложения спартанцев невы­годными для себя. Афины надеялись восстановить свою прежнюю державу; Аргос не хотел отказаться от обладания только что приобретенным Коринфом, а Фивы в случае при­нятия пункта об автономии должны были лишиться своей гегемонии в Беотии, которою очень тяготилось большинство мелких городов страны. Ввиду такой оппозиции со стороны своих союзников Тирибаз не осмелился предпринять реши­тельный шаг без позволения своего царя, хотя сам стоял за заключение мира на условиях, предложенных Спартою; он отправился к царскому двору, а пока заключил в тюрьму Конона, который приехал в Сарды с афинским посольством. В сущности все действия Конона в течение двух последних лет были гораздо более направлены к пользе Афин, чем к пользе царя, которому он служил; носились даже слухи, — неизвестно, насколько верные, — что у Конона на уме еще гораздо более обширные замыслы, — что он хочет вырвать азиатских греков у Персии. Теперь, конечно, прекратили уп­лату жалованья флоту, которым до сих пор командовал Ко­нон, и, таким образом, этот флот распался. Впрочем, самому Конону удалось спустя короткое время бежать из тюрьмы; он отправился к своему царственному другу Эвагору на Кипр, где вскоре и умер от болезни.

Та политика, которую рекомендовал Тирибаз, была, без сомнения, наиболее выгодна для Персии; но в Сузах еще слишком свежо было воспоминание о всех тех неприятно­стях, какие причинила государству Спарта, чтобы царь мог согласиться на мир. Напротив, вместо Тирибаза в Сарды был послан Струф с поручением энергично продолжать войну против Спарты. В ответ на это Спарта отправила (весною 391 г.) войско в Азию под начальством Фиброна, который уже раньше командовал там армией. Тотчас на сторону Спарты перешли Эфес, Приена и Магнесия; со времени сра­жения при Книде они имели довольно случаев узнать, что значит автономия под персидским верховенством. Правда, скоро затем Струф напал на Фиброна с превосходными си­лами и разбил его наголову, однако города, приобретенные Фиброном, остались верны Спарте.

Между тем к Спарте примкнул и Книд, а на Родосе вспыхнуло восстание против демократического правитель­ства, оказавшееся, впрочем, в самом городе безуспешным; но побежденная партия удержалась в одной части острова. На помощь ей послан был в Малую Азию спартанский наварх Экдик с небольшой эскадрою (осенью 391 г.). Ему уда­лось привлечь на сторону лакедемонян Самос и мелкие го­рода на Лесбосе; но он был недостаточно силен, чтобы предпринять какие-либо решительные действия против Ро­ доса. Поэтому ближайшим летом (390) его эскадра была увеличена до 27 триер, а командование ею передано брату Агесилая, Телевтию. Таким образом Спарта снова заняла внушительное положение на малоазиатском побережье.

Около того же времени, когда Фиброн отправился в Азию, Агесилай двинулся к Аргосу, опустошил окрестности города и затем направился к Коринфу; здесь он овладел длинными стенами и гаванью Лехеем с ее арсеналом и всем стоявшим там флотом (весною 391 г.). Преграда, так долго закрывавшая лакедемонянам путь к Истму, была наконец сокрушена.

В Афинах и Беотии теперь начали опасаться нашествия спартанцев и поэтому снова завязали в Спарте переговоры о мире, которые в прошлом году окончились неудачей в Сар­дах. На этот раз выработан был проект мирного договора, в общем на условии сохранения каждой стороной ее наличных владений. Афины должны были удержать власть над Лемно­сом, Имбросом и Скиросом, а Беотия признать независи­мость Орхомена; только от Аргоса требовалась уступка Ко­ринфа. Мир не состоялся вследствие несогласия аргосцев и афинской радикальной народной партии, которая в заключе­нии мира со Спартой видела опасность для существования демократии (391 г.).

Итак, следующей весною Агесилай II снова явился под стенами Коринфа, в то самое время, когда там празднова­лись Истмийские игры. Союзники не решались начинать битву, и царь не мог устоять против соблазна устроить со­стязания, поручив руководство ими коринфским изгнанни­кам, находившимся в его войске. Затем он перешел через Истм и опустошил всю местность у подошвы Гераней. Уже из Фив пришло посольство с предложением мира; но в это время Ификрату удалось на прибрежной равнине у Лехея окружить своими пелтастами отряд спартанского ополчения и значительную часть его уничтожить. Это было поражение, подобное сфактерийскому, потому что, хотя материальный урон не превышал 250 человек, но слава непобедимости, ок­ружавшая спартанское ополчение, снова была сильно поко­леблена, союзники начали становиться несговорчивыми и Агесилай принужден был прервать начатую экспедицию. С этих пор военные действия лакедемонян ограничивались обороной Лехея, тогда как Ификрат господствовал над всей окрестной страной, уничтожал одинокие неприятельские посты и опустошал территорию спартанских союзников.

В следующем году (389) Агесилай снова выступил в по­ход, но целью его на этот раз была Акарнания. Дело в том, что союзники Спарты, ахейцы, приняли в свой государст­венный союз Калидон на южном побережье Этолии и терпе­ли здесь притеснения от своих соседей, акарнанцев, которые, как мы знаем, находились в союзе с Афинами и Фивами. Агесилай опустошил открытую страну, не встретив значи­ тельного сопротивления, но не сумел взять ни одного из ук­репленных городов. В следующем году экспедиция должна была повториться; но акарнанцы не допустили до этого и заключили мир и союз со Спартой. Однако политические и военные отношения в Греции почти совсем не изменились под влиянием этой борьбы.

Между тем афиняне прилагали все усилия, чтобы соз­дать новый флот. Но с тех пор, как иссякла персидская суб­сидия, возобновились прежние финансовые затруднения; попытка увеличить косвенные налоги дала ничтожный до­ход, и ничего другого не оставалось, как обложить имущест­во граждан тяжелым военным налогом. Ввиду этого приго­товления медленно подвигались вперед, и морская война совершенно приостановилась. Только победа Ификрата сно­ва доставила перевес руководимой Фрасибулом военной партии; несмотря на сопротивление состоятельных классов решено было снарядить большой флот, чтобы восстановить державу в тех размерах, какие она имела до битвы при Эгоспотамах (390/389 г.).

В это самое время часть афинских сил была отвлечена другим предприятием. Эвагор Саламинекий в течение по­следних лет все более и более распространял свою власть на Кипр; теперь в его руках находился весь остров, за исключе­нием Китиона, Амафа и Сол. До сих пор царь не препятство­вал ему; но с того времени, как Конон, в качестве изменника, отставлен был от своей должности, поведение Эвагора также должно было возбуждать подозрения при персидском дворе. Поэтому на Кипр для защиты находящихся в опасности го­родов отправлено было (390 г.) войско под начальством пер­са Автофрадата и флот под командой Гекатомна, владетеля Миласы в Карии. Эвагор в свою очередь заключил союз с Египтом, который за несколько лет до того сверг с себя пер­сидское владычество, и обратился за помощью в Афины.

Последние очутились в очень затруднительном положе­нии. Формально союз с Персией еще продолжался; оба госу­дарства воевали с одним и тем же врагом, хотя Афины уже несколько лет не получали от Персии прямой поддержки. С другой стороны, благодаря влиянию Эвагора Конон был по­ ставлен во главе персидского флота, и корабли Эвагора сра­жались при Книде за освобождение Афин. Его статуя стоит на рынке рядом со статуей Конона; неужели же теперь в ну­жде отплатить другу неблагодарностью? И прежде всего — можно ли быть уверенным в персидской дружбе, если по­жертвовать Эвагором? Не возникнет ли конфликт с Персией, как только Афины серьезно примутся за восстановление своей державы. Эти соображения решили вопрос; афиняне заключили союз с Эвагором и тотчас отправили на помощь ему эскадру из десяти триер (осенью 390 г.). Правда, эта эс­кадра была захвачена в родосских водах лакедемонянами, что еще на некоторое время отсрочило открытый разрыв с Персией; но первый шаг к решительному повороту в афин­ской политике уже был сделан.

Следующей весною (389 г.) Фрасибул отплыл во главе флота из сорока триер. Без всякого труда достигнуты были блестящие успехи: Фасос, Самофракия, Тенедос, фракий­ский Херсонес, Византия и Калхедон присоединились к Афинам, с фракийскими князьями Севтом и Медоком за­ключен был союз.