потому что общественное мнение в Фессалии и Беотии было в высшей степени раздражено против Афин из-за помощи, оказанной ими фокейцам, а в Аргосе, Мегалополе и Мессене Афины ненавидели как союзника Спарты. Однако Филипп не хотел доводить дело до крайности; он все еще не терял надежды достигнуть искреннего соглашения с Афинами. Поэтому он ограничился тем, что отправил в Афины посольство с требованием удовлетворения.
Однако немногого недоставало, чтобы все-таки вспыхнула война. Толпа в Афинах была доведена радикальными крикунами до крайнего озлобления против Филиппа, Эвбул и остальные вожди умеренной партии потеряли всякое влияние, Эсхин принужден был сойти с трибуны при буйных криках собрания. Тогда перед народом выступил Демосфен. Он более всех содействовал усилению в Афинах нерасполо жения к Филиппу, но он был достаточно проницательным политиком, чтобы понять, что он хватил через край и что теперь во что бы то ни стало необходимо сохранить мир. И действительно, благодаря своей популярности и своему красноречию он сумел убедить народ, что не стоит из-за „тени в Дельфах' вовлекать Афины в войну с половиной Эллады. Итак, Филипп был признан членом Совета амфиктионов, и отныне Афины снова стали посылать своих делегатов на собрания в Дельфах и у Фермопил. Опасность была устранена — правда, ценою нового унижения, которого при некотором благоразумии можно было избегнуть.
Филипп достиг всего, ради чего он взялся за оружие. Он владел Фермопилами, т.е. воротами в Среднюю Грецию, перед которыми афиняне шесть лет назад преградили ему путь. Отныне он каждую минуту мог в случае надобности двинуть свои войска в Беотию или Аттику. Разрушение фокейского разбойничьего государства, чего Фивы не сумели добиться путем десятилетней борьбы, было достигнуто без единой битвы. Афины были унижены; они принуждены были уступить по всем спорным пунктам. В Совете амфиктионов Филипп, как владыка Македонии и Фессалии, располагал большинством голосов; и если до сих пор этот совет политически имел ничтожное значение, то под руководством такого государственного человека „тень в Дельфах' должна была облечься в плоть. Если со времени своих побед над Ономархом и Олинфом Филипп был неограниченным властелином Северной Греции, то теперь он приобрел руководящее влияние и в Средней Греции. Он уже теперь был, без сравнения, самым могущественным государем эллинского мира; теперь он мог приступить к осуществлению более высокой цели — к объединению всей нации под своим главенством.
ГЛАВА XIII. Объединение Греции
Партикуляризм был врожденным грехом греческого народа. Каждый город, как бы мал он ни был, хотел устраивать свои дела вполне самостоятельно по собственному усмотрению, и всякое ограничение этого суверенитета чувствовалось как невыносимый гнет. Грек V века совершенно не был в состоянии представить себе, чтобы могло существовать государство — по крайней мере свободное греческое госу дарство, — которое состояло бы из нескольких городов; даже политическая теория еще следующего века, даже Аристотель рассматривают город и государство как тождественные понятия (выше, с.286). Правда, с течением времени становилось все более очевидным, что самовластная единичная община совершенно не в состоянии осуществлять даже только главную цель государства — защищать свою территорию против внешних нападений, и таким образом естественный ход вещей заставлял города соединяться друг с другом. Но эти союзы, основывались ли они на равноправии всех членов или на подчинении всех остальных наиболее могущественному городу, оставались механическими агрегатами государств, были лишены внутреннего единства и при первом случае готовы распасться на свои составные части. Даже аттическое государство не пошло дальше первых шагов к истинно органическому слиянию объединенных в нем общин.
Со времени Пелопоннесской войны начало все шире распространяться сознание, что такой порядок вещей долее не может держаться. Все более обнаруживается стремление соединять соседние мелкие города в более крупные общины. Так, города, расположенные на Родосе и близлежащих островах Халке и Телосе, около 408 г. сплотились в одно государство; жители всех этих мест считались отныне родосцами, как обитатели местечек и деревень Аттики — афинянами. Таким же образом в 370 г. округа юго-западной Аркадии соединились в новую общину Мегалополь (с. 178). Византия в эпоху союзнической войны даровала свое право гражданства соседним городам Селимбрии и Калхедону. Аргосцы сделали было попытку включить Коринф в состав своего государственного союза; правда, Спарта по Анталкидову миру заставила их отказаться от этой мысли, но характерно уже то, что такая попытка оказалась возможной и потерпела неудачу только вследствие постороннего вмешательства.
Такой „синойкизм', как называли его греки, при котором участвующие города всецело поглощались новой общиной, был применим, разумеется, только в областях, занимавших небольшую территорию, так как иначе большая часть граждан была бы фактически лишена возможности осуществлять свои политические права. Притом, население греческих городов можно было склонить к полному отказу от общинной автономии лишь при особенно благоприятных обстоятельствах, и направленные к этой цели попытки обыкновенно встречали очень упорное сопротивление. Поэтому в большинстве случаев довольствовались учреждением строго централизованного союзного государства
Конституции, действовавшие во всех этих союзных государствах, были в главных чертах тождественны. Повсюду, насколько мы можем судить, существовал общий союзный индигенат, заключавший в себе право брака, право поселения и приобретения недвижимой собственности, право выбора в союзные должности и право участия в союзных собраниях[9]. По отношению к другим государствам каждый из этих союзов составлял одно целое, облеченное правом решать вопросы о войне и мире и заключать договоры. Во главе союза стоял общий исполнительный орган, верховная власть принадлежала Союзному собранию и его постоянной делегации, совету. Для покрытия общих издержек отчислялись известные статьи доходов, например, портовые пошлины; если этих сумм не хватало, то производилась раскладка между отдельными общинами. Монета чеканилась в большинстве случаев общая для всего союза, что заставляет предполагать и существование общей меры и веса[10]. Напротив, во внутренних делах каждый союзный город был совершенно самостоятелен; однако союз уже самим своим существованием естественно способствовал установлению в союзных общинах возможно однообразных политических форм; олигархическим и демократическим общинам трудно было уживаться в одном и том же союзном государстве.
Итак, в половине IV века федерация была господствующей политической формой в большей части греческого полуострова. Но за пределами последнего мы находим лишь зачатки подобного строя. Так называемый Второй Аттический морской союз был еще более шатким соединением
самостоятельных государств, чем первый. Столь же непрочным оставался и союз греко-италийских городов. Зато в колониальных областях, где грекам приходилось отстаивать свое существование против соседних варваров, отдельные города сплотились в жизнеспособные государства, часто в форме военной монархии; такую организацию создали на Кипре Эвагор, в Сицилии Дионисий, на Киммерийском Боепоре
