Конец!
Оставалось последнее средство: разбои, воровство; и — айда за границу; и — вспомнился — Мюнхен; вела Барерштрассе на площадь цветущую, где — обелиск, где и домик, запрятанный в зелени; здесь жил известный ученый и автор «Problem des Buddhismus», вплетавший свое бытие, никому не известное, в миф, возникавший в одном одичалом coзнанье.
Айда, — за границу!
К кому-то он хаживал, впрочем: и кто-то достал документик; и паспорт готов был достать заграничный; вы спросите — кто же? Я, автор романа «Москва», о героях романа собрал много сведений, правда: но — не вездесущ я; не знаю, — кем был этот «кто-то», готовый спровадите Мандро за границу, дать крупные суммы ему, чтобы там, за границей, он мог завести вновь «мандрашину» — под непременным условием выкрасть какие-то там докумены. Кем был этот «кто-то» — не знаю; но знаю, что жил на Собачьей Площадке.
Сегодня, в харчевне, — за пятою «водкой» опять появилось пятно; и представьте, — оформилось: в первый раз в четкий, весьма прорисованный образ: и образ был — «старец»: ацтек, мексиканец, атлант, — кто его разберет! С бородою седой, без усов, с развевающимися седыми кудрями, в плаще — серо-черно- зеленом, с отчетливо желтыми вкраплинами; а в руке его был страшный, желто-оранжевый жезл; этот жезл поднимал он над жертвою…
— А!
Оставалось — одно; оставалось — одно.
Есть возможность понять этот морок: пары алкогольные!
— Водки еще!
Дали водки: стаканы и дзаны; показывали руками на «доктора Дро»; раздавалось — оттуда, отсюда — отчетливо:
— Во-ка!..
— Смотри-ка — какой!
— Рожу выпятил!
— Дока.
— Оттяпает.
— Форточник, — что ли?
— Бери, брат, повыше: фальшивомонетчик!
Он — встал, расплатился; и с алкоголическим видом покинул харчевню; пошел вислоногим верзилой: одежда — с чужого плеча:
— Поскорее бы в Мюнхен!
Бежал переулком; в окошке увидел глазетовый гробик; и — вздрогнул: мальчонок! Бежал переулком; за ним — бежал шпик; просмотрел все глаза: потерял.
5
Собирался кружок.
Переулкин вошел, весь саврасый, кося светлым глазом; он лапу свою протянул — не ладонь; была теплая.
— Будете слышать о нем! — зашептала Лизаше Харигова.
Деятель громкий Китая и Афганистана, — его ль вы не знаете? Слово его в наши дни превратилося — в лозунг народам востока; с ним Ленин считался; тогда же, — он прятался: по огородам; капусту сажал; загудел с Котлубаниным; слышалось:
— Сад… Садоводство… Сады!
Прибежал меньшевик Клевезаль (с мягкой гривой каштановой); с ним — Гуталин; приходили: Сергей Свистолазов, Ипат Твердисвечкин, Планопов, Мартынко, Мамзеева, Лейма, Ураев, Прозыкина и Сатисфатов.
Лизаша сидела такой деревяшкой проструганной: не выносила еще она дня; становилась зеленой и хмурой; ее — не заметили просто; и спорили о подоходном налоге: все — цифры да термины вместо понятливых слов; Гуталин — говорил; Клевезаль — возражал.
Двери настежь разинулись; и — светло-серенький, быстро взглянувши на часики, быстро какой-то вошел: и глазок — светлячок — на Лизашу защурился, затрепетав с подмиганцами; вспомнила: виделись, но — при других обстоятельствах: в день незабвенный: в «Эстетике» виделись!
Кто-то воскликнул:
— С часов ваших, Киерко, солнце сверять было можно бы!
Киерко? Вот он какой!
Он поежился левым плечом, глаз пустил в вертолет, заложив свои пальцы за вырез жилета, края пиджака оттопырив; внимательным глазиком быстро порхал вкруг Лизаши: э, — как раздурнилась, просунулась: кожа да косточки, — странное зрелище: юная девушка горбилась, точно старушка: лицо собралось в кулачок.
Тут к нему подошли — сообщить: Псевдоподиев в ночь арестован: и Клоповиченко сидит.
— Эка, — ну-те-ка, — быстрый закид головы выражал непреклонную волю:
— Чудно создан свет!
И превесело дернулся, трубочкой выстукав:
— Все вот — с «авось» да с «небось»: доавоськались.
Набок просел у окошка задорною лысинкой; кстати: при самых ужасных известиях трубочкой стукал о стол он с улыбкою:
— Ну-те же — что: пустячок!
А потом «пустячок» он продумывал — днями продумывал, вытянувшись на диване и похая трубочкой; вновь выходил, взяв решенье, которое и доводил до действия: Пэс, Твердисвечкин, Сергей Свистолазов, товарищ Харитова, Грокина.
Киерко ей показался живцом: стало как-то уютно: чуть — жутко; чуть — сиверко: Киерко — сиверко: «эс», «эр»; да-да: с-е-с-е-сер. Он щипал бороденку, — такой узкоглазый, совсем светло-серенький — в вырезе светлом оконном, откуда порою бросал только реплики:
— Э, — дешевень!..
— Ну-те, — смерти бояться, — на свете не жить.
— Иностранными — ну-те — словами не жарьте. Бросал поговорочки, дзекая, как белорус: мелочишки, штрихишки в наляпанной быстро картине являли прогноз: непреложный; казалося, что суетун — глубоконек. Сидела задумой внимательной.
Киерко!
6
Все расходились.
Он, выхватив свой чубучок, очень резко приблизился, точно боялся с Лизашею встретиться: точно за то, что она протерпела — реванш его ждал от нее; посмотрели они друг на друга: бровь в бровь; и — глаз в глаз; она — встретила тихо, с большим любопытством.
— Товарищ Харитова мне говорила о вас; ну-те, — книжечки я передал.
Зауютил дымочком и фразой висячей: смешно, жутковато; и — «киерко».
— Ну-те, — читали?
Она отвечала лишь вздергом плеча: распустив свою юбку, из глаз сделав жмурики, села пред ним на
