в руках пять вырезок. Это статьи Байе разных годов — начиная от 1940. Он просит позволения прочесть их.
Первая касается «Торреза и его банды», как в то время выражался уважаемый историк. Вторая говорит о дезертирстве Торреза. Третья выражает ужас перед тем фактом, что «Сталин бросился в объятия Гитлера». Четвертая говорит о том, что «Сталин с Рейхом идет против Франции» и пятая, наконец, выражает страх перед «выстрелом в спину», которого историк ожидает от коммунистов, если они восторжествуют.
Молчание. Смущение.
Байе (собравшись с силами): Историки иногда ошибаются. (Смех в зале.)
Гейцман: Н-да, конечно.
Байе: Я ошибался, ну, и ошибался! Я в 1917 году считал Петэна героем. В этом тоже каюсь.
Гейцман: Через три года вы скажете, что Кравченко был прав?
Байе: Если я был дураком, то нас много было таких.
Председатель благодарит свидетеля и отпускает его.
Американские меньшевики
У барьера молодой журналист Эрман, секретарь союза журналистов (С Ж. Т.). Он считает, что в Америке очень часто двое пишут книгу. Кравченко конечно помог американец.
— Был в Америки до Кравченко некто Кривицкий, который тоже предал СССР, — говорит Эрман. — В 1939 году его статьи сделали некоторый шум. Ему писал их американский журналист Исаак Дон Левин. Кривицкий не поделил с ним гонорара и застрелился. Реакционеры говорили, что его убили большевики.
Мэтр Нордманн: Расскажите суду, что вы знаете о Левине и других русских меньшевиках.
Эрман: Я хорошо знаю социалистические круги в Америке. Сначала эти люди жили в Париже. Во время войны часть меньшевиков занималась антисоветской пропагандой, играя на руку Гитлуру. Другая же часть на время примолкла. Среди них наиболее влиятельны: Чаплин, Николаевский и Зензинов. Все эти люди опекали Кравченко, когда он изменил своей стране.
Мэтр Нордманн: О Николаевском и Зензинове мы еще будем говорить на процессе. Что вы думаете о них?
Эрман: Николаевский собирает документы о СССР. Его материалы совпадают с материалами Кравченко. Возможно, что он их ему и дал. Что до Зензинова, то он, наверное, имел в своих руках рукопись Кравченко до ее напечатания.
Мэтр Нордманн: А что говорил по поводу Кравченко другой меньшевик, Дан?
Эрман: Он писал о Кравченко очень строго и осуждал его.
Мэтр Изар читает письмо Исаака Дон Левина, где тот категорически отрицает какое бы то ни было свое участие в жизни и работе Кравченко.
Владимир Познер и Брюа
После Эрмана дает показания писатель Владимир Познер. Он, по примеру профессоров Баби и Перюса, доказывает, что Кравченко не мог написать своей книги, что ее вообще не мог написать русский.
Мэтр Изар: Это меньшевики, что ли, писали по-американски?
Познер находит в книге типично английские словосочетания, игру слов, цитаты английской литературы, цитаты французские.
Кравченко вскакивает и декламирует по-русски Вольтера — двустишие, включенное в книгу на английском языке. Познер продолжает говорить о литературных реминисценциях, о некоторых выражениях, которые не имеют перевода по-русски, удивляется цитате из Байрона и пр.
Мэтр Изар: Значит, не меньшевики писали, как говорил нам Сим Томас!
Познер: Я думаю, что писал американский журналист.
Мэтр Изар: Это меньшевики дали ему, значит, информацию?
После Познера выходит к барьеру профессор истории Брюа.
Делается поздно, председатель торопит свидетеля (члена компартии).
Брюа говорит, что Кравченко в своей книге исказил действительность: голод бывал и при царе; совхозы существовали всегда (в виде артелей и кооперативов) и нечего об этом столько говорить. Чистки бывали у якобинцев, так же, как и анкеты. Это — чистейшая французская традиция. Он читает якобинские исторические документы, которые являются, по мнению свидетеля, несомненными предшественниками нынешних протоколов советских процессов.
На этом заседание закрывается.
Двенадцатый день
Председатель Дюркгейм и обе стороны согласны в том, что темп процесса должен быть ускорен: он длится уже четыре недели.
Неизвестно, сколько еще свидетелей выступит со стороны истца, но ответчики объявили, что они отказываются от многих из своих свидетелей. Эти лица должны были явиться из СССР, но они не приедут.
Вот их, далеко неполный список: г-жи Тило, Шаро и Чернова, гг. Астахов, Шампенуа, Вислогубов и Кострюк. Из живущих в Париже не явятся: свящ. Гуэс, Катала и Окутюрье. Напротив, гг. Ив Фарж, Жан Кассу, Пьер Кот, Жолио-Кюри и г-жа Марти-Капгра будут выслушаны на будущей неделе.
Манускрипт книги Кравченко его адвокаты обещают представить суду в конце текущей недели.
Заседание начинается в 1 ч. 20 м.
Свидетели ответчиков, которые были твердо обещаны мэтром Нордманном накануне, вновь не явились, и в течение всего дня суд выслушивал показания русских Ди-Пи, выступавших со стороны В. А. Кравченко, который сам отсутствовал по болезни: еще накануне он чувствовал боли в области сердца и был освидетельствован врачом Дворца Правосудия. Кроме того, Кравченко страдает язвой желудка.
Опять Пасечник
По просьбе советского инженера Василенко, свидетель Пасечник вторично вызывается к барьеру.
Начинается очная ставка.
Василенко: Пасечник — военный преступник, коллаборант. Как и другие граждане Днепропетровска, Хохлов и Батичко, он сотрудничал с немцами.
Председатель: В чем вы можете упрекнуть свидетеля?
Василенко: Он работал в городской управе при немцах.
Пасечник: Василенко — депутат верховного совета. От него я ничего и не ожидал услышать другого. Я работал на заводе при немцах простым рабочим, после чего у меня был гнойный плеврит.
