голоском по-прежнему сидевшая за столом дама. – Фанорий, противный старикашка, я не глухая, я все слышу!
– Впрочем, ее более чем странная точка зрения касаемо мужеского пола не должна тебя тревожить, – успокоил старик, продолжавший разговор в манере общения старых, закадычных приятелей, которыми они с Дарком никогда не являлись.
– Что так? – недоверчиво спросил разбойник, которому минуту назад напомнили, что он моррон, а следовательно, существо по природе своей докучливое, стремящееся узнать как можно больше, если не все…
– А то, мой друг, – то ли с печалью, то ли с насмешкой ответил Фанорий, – что мы сейчас с красавицей Миленой шмоточки свои соберем и заведеньице это, не столь уж и уютное, как нам рассказывали, покинем. А когда двери за нами закроются, ты нас уж боле не увидишь, по крайней мере, ближайшие несколько лет, а там… там, как знать, быть может, дорожки наших судеб вновь пересекутся.
– Слышь, пень трухлявый! – Одним быстрым броском не на шутку рассерженный Дарк оказался за спинкой кресла, а его правая рука схватила горло старика, сжала его, но не очень сильно. – Сколь раз повторять можно?! Надоели загадки, обрыдли! Говори, зачем звал, какое у тя ко мне дело?!
Моррон не хотел придушить собрата по клану, он лишь обозначил серьезность своих намерений, а также наглядно показал, что устал и пребывает далеко не в лучшем расположении духа. Слишком поздно заметив враждебное действие со стороны гостя, Милена было рванулась из-за стола, но тут же села обратно. Девушка поняла, что упустила момент, и теперь, движимая желанием помочь товарищу, могла ему лишь навредить. Большую часть тела противника заслоняла высокая спинка кресла и, конечно же, сидевший в нем Фанорий. Открытыми оставались лишь половина правой руки и верхняя часть головы Аламеза, слишком маленькие мишени, чтобы стрелять навскидку, практически без прицеливания.
– Остынь, слышь, остынь! – обратился к весьма пассивному душителю Фанорий, ничуть не напуганный его выходкой. – Сейчас тебе все расскажу, хотя, собственно, рассказывать-то и нечего. Мы с Миленой прибыли в Мелингдорм по делу, которое тебя никак не касается. А встретиться с тобой пожелала совсем другая особа, естественно, тоже моррон. Мы просто ехали вместе, одной компанией. Дороги, знаешь ли, ныне не безопасны, всякий сброд по кустам прячется… – Фанорий был настолько уверен, что Дарк не причинит ему вреда, что не постеснялся между делом ехидно подначить хозяина положения, – да и в компании со своими как-то веселее. Сейчас мы вас деликатно вдвоем оставим, вот ту особу если приспичит, то и души! Мое же горлышко, будь любезен, в покое оставь. Еще, чего доброго, ноготком грязным неудачно обцарапаешь, грязюку занесешь, нарыв вскочит. И как ты мне тогда прикажешь девиц пышных с такой «красотою» на шее охмурять?
– Ну, и где ж та особа, что по мою падшую разбойничью душу аж в Мелингдорм заявилась? – спросил Дарк, разжав пальцы на горле Фанория, а затем медленно убрав руку. Выходить из-за кресла Аламез не спешил, ведь грозно взиравшая на него Милена до сих пор держала руки под столом. – Только не говори, что это ваша бородавчатая спутница, которая сейчас под одеялами с подушками преет. Я ни ее, ни ее волосатых ляжек в жизни не видывал, выходит, и дел у нее ко мне никаких быть не может!
– Забавное рассуждение! Раз на кровати нежится, значит, девица; коль до сих пор не видел, то и впредь знаться незачем! – внезапно прозвучал в комнате незнакомый мужской голос; приглушенный и искаженный, как будто кто-то говорил из сундука или из шкафа.
Аламез закрутил головой, пытаясь определить, откуда же вещает невидимый собеседник. У него возникло несколько предложений, включая помост под обеденным столом, но почему-то на кровать моррон не подумал. И лишь когда груда подушек, пуфиков, одеял пришла в движение, гость понял свою ошибку, в частности и ту, что на кровати почивала совсем не веселая толстуха. Сперва из мягкой горки высунулась волосатая, оголенная по коленку нога, судя по худобе, явно не принадлежащая дородной даме; затем показалось довольно тощее седалище в штанах, обшитых потертыми кусками кожи; и наконец, кряхтя, выползло и все остальное тело; тело кучера, управлявшего гербовым экипажем. На этот раз обладавший довольно странной фигурой возница был, конечно же, без огромной шляпы, и, к великому удивлению, Дарк сразу узнал в нем своего старого боевого товарища.
– Мартин?! Мартин Гентар, собственной персоной, не верю глазам! – не столь радостно, сколь удивленно выкрикнул Дарк и, неосмотрительно позабыв об осторожности, вышел из-за кресла.
Рыжеволосая воительница тут же воспользовалась оплошностью гостя и бойко вскочила из-за стола. В ее руках оказались сразу два заряженных охотничьих арбалета, которые она, как нетрудно догадаться, тут же нацелила на Аламеза.
– Убери! – приказали одновременно и проделавший неблизкий путь на козлах некромант и вальяжно развалившийся в кресле Фанорий.
Милена безропотно послушалась, хотя в ее сверкавших злостью глазах можно было легко прочесть желание продырявить подставившегося противника.
– Так, значит, это ты решил мой покой растревожить! Разве я неясно тогда… после альмирской заварушки, сказал, что устал, что хочу отдохнуть и не желаю принимать участие в твоих делишках?! – вместо приветствия выпалил на одном дыхании Аламез, глядя хитро прищурившемуся некроманту прямо в глаза, а затем, подумав немного, смягчил чересчур категоричную формулировку: – Пока не желаю!..
– Я тоже рад тебя видеть, – проигнорировав упрек, кивнул Гентар, видимо и не рассчитывавший на теплые, дружеские объятия после трех лет разлуки. – Как правильно заметил уважаемый Фанорий, у меня к тебе важное дело. Мне кажется, обсудить его лучше с глазу на глаз, заодно и претензии свои выскажешь. К чему посвящать в нюансы наших с тобой отношений… – Мартин замялся, ему очень не хотелось употреблять в адрес двух собратьев по клану весьма резкое и обидное словосочетание «
– Так за чем же дело встало? – развел руками Аламез, отразив на лице искреннее недоумение. – Давай почтительно попросим твоих спутников удалиться, тем более что у них в захолустье нашем убогом тоже какие-то делишки имеются.
Отвлекшись на Гентара, Дарк всего на несколько секунд выпустил из поля зрения двух других участников встречи. Когда же он вновь посмотрел в их сторону, то был поражен тем, с какой скоростью проходили сборы нежеланных свидетелей серьезного разговора. Красавица Милена уже одной рукой прятала под капюшон плаща копну густых рыжих волос, а другой бережно собирала в дорожную котомку свитки с выписками из книг. Изрядно поношенное, заштопанное во многих местах верхнее одеяние унылого темно-серого цвета надежно скрывало от посторонних глаз не только прелести точеной девичьей фигуры, но и два небольших арбалета с походным арсеналом остального оружия, которое Дарк не видел, но которое у воительницы явно имелось.
Ее компаньон тоже не терял времени даром. Более не желая пребывать в образе пожилой дамы, Фанорий поспешно облачался в мужской дорожный костюм, а рядышком, на кресле, своей очереди дожидались широкополая шляпа с длинным фиолетовым пером, новенький черный плащ, меч и пара кинжалов. Дарк так и не понял, откуда появились у старика одежда с оружием. Он мог поклясться, что буквально несколько мгновений назад всех этих вещей в комнате не было.
Завершив сборы, морроны не прошествовали к двери, а замерли на месте, явно чего-то ожидая.
– Ну, и что они время тянут? – спросил Аламез у пристально смотревшего на него и загадочно улыбавшегося мага.
– Не они, а ты… – лаконично ответил Гентар, но, видя, что его тонкий намек остался непонятым, решил объяснить более доходчиво: – Мы ведь уже оговорили, что будем дела обсуждать с глазу на глаз, то бишь один на один. Мои друзья готовы оставить нас, дело лишь за тобой!
Дарк изумленно вскинул брови, весьма убедительно придав своему лицу выражение: «
– Отменные у тебя ножны, редкие, поди… да и перевязь особенная, не встречал еще такой, – усмехнулся некромант, а затем, не дав разбойнику опомниться, метнул ему в грудь молниеносно выхваченную из-за толстого пояса возничих штанов склянку.
Неизвестно, из какого сорта стекла был изготовлен необычный снаряд, но только он не разбился, а лопнул при соприкосновении с перевязью. Абсолютно ничем не пахнущая, бледно-зеленая
