Вскоре он заметил невысокие утесы и песчаные отмели симбалийского северного побережья. Корабль быстро пролетел над ними, и Эмсель ахнул, увидев серую неподвижную поверхность воды внизу.
— Море Драконов, — сказал он вслух. — Отсюда и дальше для меня все ново.
Он посмотрел по ходу корабля и увидел в облаках впереди ныряющую вниз и взмывающую вверх темную тень. Холдраг летел впереди, и Эмсель был уверен, что он так и будет лететь до тех пор, пока они не достигнут цели, какой бы она ни была.
Он стремглав бросился вперед, чтобы укрепить разболтавшийся на ветру кливер.
— Что там сказал Эфрайон? — спросил он себя. — Помни о легендах, услышанных в детстве… В них может заключаться больше правды, чем мы могли себе представить…
Фандорец еще поразмышлял над этой фразой, а потом взялся проверять такелаж на наветренной стороне.
— Все в порядке, — сказал он. — Пожалуй, ничего не случится, если я перекушу.
Спускаясь по ступенькам в каюту, он думал о войне и о молодой женщине, которая пожертвовала своей свободой ради его безопасности. Он теперь многим людям был обязан жизнью. С сожалением и печалью Эмсель осознавал, что счастливое время его одиночества, опытов в мастерской и огороде, изобретений и исследований безвозвратно ушло. Он всегда считал себя человеком, который никого не беспокоит и которого никто не трогает. Но потом он подружился с Йоганом…
Он покачал головой. Ничего не выйдет хорошего из того, что он постоянно возвращается к этой мысли.
Эмсель открыл дверь каюты и обнаружил, что маленькое пространство устроено гениально, используется все возможное место. Деревянные шкафчики были везде, и их ручки из полированного металла и кварца блестели, как звезды на небе. Четыре гамака были подвешены от стены к стене в противоположном конце каюты. За ними был ряд маленьких стеклянных иллюминаторов.
Эмсель открыл первый шкафчик и отпрыгнул в ужасе, а затем рассмеялся, осознав, что нечто пушистое — это всего лишь одеяла для команды.
Он открыл затем и второй, и третий шкафчики, но нашел только веревки и материал для ремонта парусов. Однако, открыв последний шкафчик, он наконец-то счастливо улыбнулся. На полке, завернутые в белую кисею, лежали двенадцать буханок хлеба.
Эмсель съел самую маленькую, он долго не ел и жутко ослаб после всего того, что с ним произошло. Он не мог определить, из чего испечен легкий сладковатый хлеб, и решил, что это какой-то специальный хлеб для всадников, чтобы они могли подкрепиться в долгом пути.
Эмсель прислушался к постоянному гулу ветра. Ветер не стихал ни на секунду, и гул его тянул все ту же ноту. Он вспомнил, как смотрел с плато рядом с домом на облака, безостановочно несущиеся по небу. Не те ли же ветры дуют над облаками? Какой удобный способ путешествовать, если, конечно, существуют такие же потоки, идущие в других направлениях.
Закончив с хлебом, он понял, что сейчас заснет.
— Нет, — сказал он, — я не должен спать!
Путешественник взял одеяло с полки, завернулся в него и, вернувшись на обдуваемую холодными ветрами палубу, сел на маленький выступ на носу и сонно уставился в туман. Он снова видел над холодной водой черный силуэт распростертых, мерно движущихся крыльев. Корабль вошел в плотное серое облако. В конце концов завывания ветра и ритмичные взмахи крыльев холдрага вдалеке начали усыплять, и Эмсель больше не мог сопротивляться сну.
Эмсель проснулся словно от удара. Корабль сильно накренился и быстро терял высоту.
— Что я за дурак! — воскликнул Эмсель и, подпрыгнув, бросился к снастям, чтобы схватить лотлинь, хлещущий по складкам парусов.
Пока он этим занимался, одеяло упало с его плеч.
— Потом подберу, — пробормотал он, но через миг понял, что ужасно холодно. Он подобрал меховое одеяло и выглянул за борт. Внизу по-прежнему не было ничего, кроме моря. Но вдалеке что-то темнело среди волн. Он посмотрел на север, и ему показалось на миг, что он видит полоску берега.
Эмсель снова занялся лотлинем. Он не мог сообразить, сколько он проспал, час ли, день ли. Тусклый серый свет оставался все таким же.
— А мой приятель все еще летит впереди, — сказал он, когда корабль вынырнул из облака.
Корабль начал раскачиваться из-за того, что боковой ветер стал сильнее северного, который тянул корабль вперед. Эмсель подбежал к сложной системе снастей на корме.
Из небольшого опыта плавания в заливе Эмсель знал, что ему придется использовать воздушные потоки для того, чтобы держать курс и сохранять равновесие корабля.
Держа в руках снасти основного паруса, Эмсель задрал голову и подставил лицо ветру.
Теперь оба потока были уравновешены, и курс выровнялся.
Он аккуратно подтянул паруса. Хитрость заключалась в том, чтобы, управляя самым большим парусом, ослабить действие восточного ветра. Таким образом, это должно было изменить воздействие на парус и северного ветра, который дул в корму.
— Это было давно, — сказал Эмсель, — но я все помню. Вот этот парус подойдет.
Он с силой потянул большой парус с наветренной стороны.
Корабль нырнул вниз, рванулся вверх и наконец продолжил движение на север. Эмсель облегченно вздохнул. Эфрайон был прав, он мог управлять воздушным кораблем!
Прошло много времени, а он все еще летел на север. Сквозь густые облака он больше ничего не видел внизу. Он думал, что летит уже не над морем.
Эмсель чувствовал себя безумно одиноким и маленьким. Теперь ему, Эмселю-отшельнику, не хватало спутника, человека, с которым он мог бы поговорить. Это было очень странное ощущение. Он никогда не знал одиночества. И все же было время, когда маленький мальчик принес в его жизнь радость и смех. Эмсель прислушивался к звукам, окружающим его, к песне парусов, свисту ледяного ветра и далекому хлопанью крыльев холдрага. Что он помнил о драконах?
Он никогда не обращал особого внимания на рассказы о них. В конце концов, драконы считались вымыслом, а его больше интересовала наука. В детстве он, конечно, читал самые известные истории о драконах, в которых они выступали в роли благородных созданий, дружественно настроенных по отношению к людям, живущих в сияющих пещерах на гигантских утесах. В этих историях дети южных земель бывали вознаграждены за добрые дела тем, что их брали в долгие путешествия на спине дракона. Он помнил старинные картинки, где дети радостно прижимались к рогам на голове дракона, летящего над южным морем.
Когда он вырос, он меньше встречался с легендами. Читая заметки о дальних странах, он иногда натыкался на описания драконов и ссылки на них. Сейчас, глядя назад, он понимал, что эти описания были удивительно похожи друг на друга. Он-то приписывал это общему корню легенд и сказок — югу, но теперь он думал, что объяснение этому постоянству может быть на самом деле гораздо более захватывающим.
Легенды других стран были подробнее, чем те сказки, которые рассказывали детям в Фандоре. Он помнил, как один бундурский автор писал страницы и страницы об одних только сияющих пещерах, одно название которых было прекрасно, как блеск луны. Еще он встречал небольшой поэтический отрывок о сокровищах драконов, о легендарных камнях, в которых скрыты тайны этих созданий.
Во всех историях и сказках драконы выглядели одинаково. У них было четыре лапы, глаза темно- синего цвета, прекрасные крылья и дар выдыхать пламя. Эмсель сравнил это описание с холдрагом, у которого было только две лапы, глаза были ярко-желтые, и он ничем не показывал, что может дохнуть огнем.
Несмотря на то, что Эмсель был только рад отсутствию именно этого таланта у чудовища, это его и озадачивало. Если холдраг, как сказал Эфрайон, был «дальним родственником» дракона, почему же он тогда не дышал огнем? Может быть, на самом деле у него не было причин показать себя во всей красе. Эмсель подумал, что хорошо было бы и дальше обойтись без демонстрации этого умения, как бы ему ни хотелось узнать правду. Все-таки иногда научный интерес может привести к весьма печальным последствиям.
— Холдраг или дракон, куда ты ведешь меня? В сияющие пещеры? В забытые земли? Правду ли говорят о тебе легенды?
