— Она даже не устраивает прощальную вечеринку?
Ломакс пожал плечами и отвернулся.
— Я хочу обсудить с вами Ядро Девять. Как можно скорее. Что-то там разладилось. Я собираюсь пересмотреть весь проект. - Добермен говорил решительным начальственным тоном.
— Хорошо, - бросил Ломакс через плечо.
— Вы не больны?
— Нет. - Голос Ломакса звучал безжизненно и равнодушно.
— Вы знаете, что наблюдаете этой ночью?
Ломакс остановился:
— Кто? Я?
— Ну да. Ваше имя вывешено на доске.
Ломакс направился прямо к доске объявлений. Все правильно. Он наблюдает этой ночью, ассистент - Родригес. Неожиданно Ломакс почувствовал возбуждение. Этой ночью он наблюдает, причем с самого большого телескопа, с Фахоса, такого огромного, что можно запросто потеряться в пространствах Вселенной. Последний раз проекту Ядро Девять выделяли время наблюдения много месяцев назад, а уж он, Ломакс, и забыл, когда имел возможность оседлать Фахос.
— С возвращением, - произнес голос позади него.
Йорген. Они обменялись дружеским рукопожатием.
— Как Элисон? - спросил Ломакс.
При звуке ее имени лицо Йоргена расцвело. Он и раньше не был хмурым, а теперь в лице проступили такая наивность и уязвимость, что Ломакс безошибочно узнал улыбку влюбленного. Он отвел глаза.
— Прекрасно, прекрасно, очень хорошо, - заверил Йорген Ломакса, все еще не выпуская его руки.
Ломакс погрузился в цифры - к ночному наблюдению следовало хорошенько подготовиться. Он нашел Родригеса в мастерской, окруженного болтами, гайками и прочими металлическими штуковинами, уцелевшими от старых приборов. Полки блестели от смазки.
— От слова 'затмение' меня будет тошнить до конца жизни, - заявил Родригес.
Они обсудили предстоящее ночное наблюдение.
— Знаю, старый черт, тебя из этой клетки до утра не выкуришь, - сказал Родригес.
За годы ночных наблюдений у Ломакса скопилось много теплых вещей. Когда окончательно стемнеет и температура в горах начнет стремительно падать, он наденет что-нибудь теплое. Потом зайдет в кафетерий, чтобы забрать кофе и тоненький гамбургер или бутерброд с арахисовым маслом, булочки и шоколадки, и ночью будет натягивать на себя теплые веши еще и еще, чтобы к утру, когда глаз телескопа закроется, почти задохнуться под ворохом одежды.
Ломакс направился к Фахосу. Теперь стоянка почти опустела. Длинная линия машин выстроилась на дороге. В основном машины были заполнены взрослыми. На задних сиденьях мелькали седые головы, в некоторых машинах ехали только по двое. Внизу в долине целые склоны окрасились в яркие осенние тона - красный и желтый. Ломакс посмотрел на заходящее солнце. Желтый цвет превращался в коричневый, красный - в черный. Тени залегли в оврагах и расщелинах скал. Небо очистилось от облаков, луна куда-то исчезла. Ломакс чувствовал, как внутри растет возбуждение. Нынче ночью он славно поработает. Ломакс старался не думать о Джулии. Он больше не желал заглядывать в эту пустоту.
Он слышал эхо своих шагов в металлических коридорах Фахоса. Запах бананов, значит, Родригес на месте. Тот, как обычно, сидел в окружении приборов, беседуя с кем-то, облаченным в костюм с подогревом. Наверное, Добермен решил начальственным оком проследить за Ломаксом. Про себя Ломакс застонал. А он так надеялся наблюдать сегодня в одиночку.
— Ломакс, привет! - воскликнула Ким.
— Ким!
У Ломакса гора упала с плеч.
— Ну давай я тебя расцелую.
Она почти завернула Ломакса в свой костюм с подогревом.
— Сейчас меня убьет током, - взмолился он.
— Трогательное воссоединение. Весьма трогательное. Если кто хочет бананов, милости прошу, - сказал Родригес.
— Я звонил тебе…
— Я была в спортзале.
— Боже мой, Ким, в спортзале! Что происходит?
— Ежедневная часовая пытка на велотренажере. Ну, может быть, поменьше.
— Зачем?
— Хороший вопрос, - заметил Родригес. - Зачем?
— Я увидела себя по телевизору. Господи, до чего ж я толстая.
— Ты должна оставаться такой, как есть, - уныло сказал Ломакс.
— Ты видел меня?
— Видел.
— Ну и как? Моя мама испытывает законную гордость? А Тандра и Роуч, смогут ли они ходить в школу с высоко поднятой головой?
— Да, да и еще раз да.
— Мне дали длинную тонкую указку, а сзади висело такое огромное солнце. Я должна была показывать ядро, фотосферу, хромосферу и корону. Я чувствовала себя метеорологом. А в другой раз показали пещеры у озера Лайфбелт, и я отвечала на вопросы о рисунках с затмением. Я сказала, что с тех пор и до настоящего времени на западе Америки не было полного затмения солнца и нам предоставляется уникальная возможность установить связь с забытыми предками. Здорово?
— Потрясающе.
— Вот только…
— Что?
— Если бы я еще следовала диете, которую дала мне Джулия. И попросила бы ее помочь с выбором одежды.
— Не надо, - сказал Ломакс.
При упоминании о Джулии на плечи словно опустился груз. На сердце легла тяжесть. Ким молча смотрела на него. Она хотела расспросить Ломакса о Джулии, но, вероятно, выражение его лица остановило ее.
Подошел Родригес:
— Ночь сегодня замечательная, небо темное. Везунчик ты, Ломакс. Через десять минут поднимаешься.
— Какую комнату дала тебе Эйлин Фрайл? - спросила Ким. - Нет, постой, я угадаю. Первый этаж, крыло Б.
— Точно.
Ким сморщилась.
— Комната-то хоть с видом?
— На геологические отложения.
Чтобы построить здание, вершину холма взорвали. Окна нижнего этажа располагались в нескольких футах от скальной породы.
— Скоро научишься видеть в темноте или разоришься на лампочках, - сказала Ким.
— Я и забыл, какие здесь тонкие стены. Парень в соседней комнате весь день распевал 'Гуантанамеру'.
— Что ж, с возвращением.
Ким вытащила из кармана комбинезона дюжину конфетных фантиков. Пустых. Бумажки, шелестя, упали на пол.
