построенные им здания.
Он упомянул несколько других мест, где работал, — Фалмут, Кингсбридж, Пул. Джулия посетила их все. Все, что угодно, лишь бы не думать о Поле.
Вернувшись домой, она попыталась сосредоточиться на работе. С этим было труднее. И не только из-за Пола. Джулия никак не могла найти удобное положение в фотолаборатории, за столом. Живот вырос и мешал ей. Дети стали невероятно активны. Они пинали ее и толкались, едва она принималась за дело. Поэтому она подолгу гуляла.
Иногда к ней присоединялся Сесил. Они говорили о его девушке, о ее фотографиях, о детях. Но никогда о Поле. Джулия не позволяла себе даже думать о нем. Она убеждала себя, что, если мысли будут заняты другим, Полу не найдется в них места.
Беда заключалась в том, что она не могла сутки напролет работать и гулять. Рано или поздно нужно было отправляться в постель и пытаться заснуть. Но сон никак не шел к ней. Особую активность дети почему-то проявляли с часу ночи до пяти утра. Они толкались и переворачивались так, словно между ними шла непрестанная борьба. Впрочем, даже если бы они этого не делали, ей все равно приходилось бы часто вскакивать.
— Знаешь, обычно говорят: она ест за двоих, — поделилась Джулия с сестрой, которая заскочила к ней как-то днем и поинтересовалась, почему у нее тени под глазами и усталый вид. — А я бегаю в туалет за троих. И у каждого из нас это желание возникает в разное время.
— Ты выглядишь изможденной, — откровенно сказала ей Элис. — Похожа на привидение.
— Большое спасибо.
— У тебя всегда был такой цветущий вид. А теперь ты хрупкая и бледная.
— Хрупкая? Как я могу быть хрупкой, когда ощущаю себя выброшенным на берег китом?
— Одно другому не мешает. Жаль, что Пол не может поносить их хоть немного.
Джулия ничего не ответила. Она понимала, что упоминание о Поле — это пробный камешек, заброшенный в попытке выяснить, как у них обстоят дела. Джулия надеялась, что если промолчит, то прямого вопроса не последует.
Ей нужно было лучше знать сестру.
— Есть какие-нибудь вести от отца твоих детей? — спросила Элис, не добившись желаемого более деликатным способом.
— Он работает.
— Ах как это мило! А он звонит тебе? Он знает, что ты едва волочишь ноги и ужасно выглядишь?
— Я не собираюсь говорить ему об этом!
— Значит, не звонил, — заключила Элис и пристально посмотрела на сестру. — Может, тебе следует взять отпуск?
— Нет.
— Почему? Тебе необходим отдых.
— Мне необходимо зарабатывать на хлеб насущный. Я могу рассчитывать только на себя.
— Пол…
— Пол мне не поможет! Точнее, я не позволю ему это. Кроме того, я люблю мою работу. И люди ждут моих фотографий. Марк только вчера говорил мне об этом.
— Когда возвращается Пол? Джулия пожала плечами.
— Меня это не интересует. Он не имеет ко мне никакого отношения.
— Вы, как бараны, ошиблись лбами, — заявила Элис. — Не знаю, кто из вас глупее: он — из-за того, что не желает иметь к тебе никакого отношения, или ты — из-за того, что позволяешь ему устраниться. Дети…
— У детей все прекрасно. Перестань поднимать суматоху. Честное слово, ты прямо как мама.
Подобное сравнение в любой другой ситуации моментально заставило бы Элис замолчать. Но сейчас она сказала:
— Мама тоже беспокоится? Что ж, хотя бы раз в жизни она совершенно права.
За работой Полу некогда было думать о постороннем. Когда случался перерыв, он обычно бывал таким усталым, что сил хватало только на то, чтобы выпить пива с коллегами, перед тем как забраться в постель. Именно к этому он и стремился. И все было бы прекрасно, если бы не сны.
Каждую ночь он видел сны. Сны о Шейле. Калейдоскоп эпизодов из их совместной жизни — счастливые моменты детства, помолвка, свадьба… Тысячи воспоминаний обрушивались на него, стоило только закрыть глаза и задремать.
И все они заставляли его томиться от несбыточных желаний. Он просыпался в тоске и отчаянии, пытаясь ухватиться за что-то, ускользавшее от него все дальше и дальше.
Это было плохо. Однако еще хуже были сны о Джулии. В них он видел ее смеющейся и улыбающейся, веселой и нежной. Ее глаза смотрели на него, ее руки прикасались к нему. И в своих снах он отвечал ей. Его сердце тосковало по ней. Его руки тянулись к ней.
А потом он опять видел Шейлу. Уплывающую за пределы досягаемости.
И тогда он просыпался. В одиночестве.
Джулия устала. Не просто устала, а была обессилена. На этой неделе они с Элис покрасили комнату, которая должна была стать детской. Купили две кроватки и пеленальный столик. Джулия сама сшила занавески и сама повесила их, что было вопреки всем предписаниям врачей. Но ее усталость была вызвана скорее не физическими нагрузками и недостатком сна, а тревогой. Именно тревога выматывала ее, сводила с ума. Джулия боялась, что, несмотря на всю свою браваду, не справится с предстоящим в одиночку.
Как она собирается работать, когда дети родятся? Сейчас их хотя бы не нужно пеленать и кормить каждые три часа. Они пинали ее изнутри, но, по крайней мере, молчали. А родившись, начнут плакать, требовать еды, чистых пеленок. Ей придется беспрестанно стирать, ходить в магазин, готовить еду, убирать квартиру, а не только зарабатывать деньги.
Как она будет повсюду ездить с детьми? Чем будет держать фотоаппарат?
При одной мысли об этом Джулия обмирала от ужаса. Конечно, Пол обещал обеспечить детей и она была благодарна ему за это, что бы ни говорила сестре. Но не могла позволить сбдержать и ее. Придется справляться самой. Но как?
Единственное, что она смогла придумать, — это работать на износ сейчас, чтобы можно было позволить себе передышку, когда родятся дети.
Марк был в восторге.
— Чем больше, тем лучше, — говорил он. — Я придержу фотографии и буду постепенно выдавать их в течение полугода. Займись заготовками.
Джулия занялась. Она снимала и снимала. Дети двигались, ворочались, пинались.
— Такое ощущение, что у меня внутри футболисты, — сказала Джулия Сесилу, когда тот зашел спросить, не хочет ли она пообедать с ним.
Был один из тех не по сезону теплых ноябрьских дней, которые хочется провести на воздухе. Поскольку, стоит только перемениться ветру, он принесет дуновение зимы, и тогда уж до самой весны придется кутать шею в шарф и носить тяжелое пальто. Поэтому Джулия провела день на террасе, ухаживая за тем, что осталось от ее растений в ящиках, и пытаясь рассортировать очередные отпечатки.
Два дня назад, для того чтобы добраться до старинного крестьянского домика, который ей давно хотелось снять, она вскарабкалась на высоченный холм. И когда Джулия возвращалась домой, спина нестерпимо болела. Даже сейчас эта боль еще чувствовалась.
Джулия попробовала сосредоточиться на снимках, но дети устроили такую потасовку, что пришлось отправиться на длительную прогулку, чтобы успокоить их. Однако ничего не помогало.
— Может, они просятся наружу? — спросила она Сесила.
— Наружу? — пробормотал он и с ужасом посмотрел на нее. — Тогда, может, тебе лучше пообедать дома?
— Нет, мне бы хотелось куда-нибудь пойти. Кроме того, ей было жаль расставаться с Сесилом. Хотя больше не было необходимости в ширме, отгораживающей ее от Пола, Сесил по-прежнему заходил к ней два раза в неделю, и Джулия была рада его обществу. Он оказался хорошим другом…
Они отправились в итальянский ресторанчик, где можно было расслабиться и спокойно наслаждаться
