— Несколько лет назад, — продолжала Мадам Зайн, — мне в голову пришла замечательная идея. Я обнаружила на рынке никем не занятую нишу, где я могла добиться блестящих успехов. Когда ты была жива, женщинам не приходилось заботиться о том, чтобы заработать себе на жизнь. Теперь не так. Лично мне всегда приходилось много и тяжело работать, чтобы не умереть с голода. Разумеется, у меня было много соперников, завистников, просто врагов, но я сумела с ними разобраться. Сумею разобраться и с тобой.
Призрак смотрел на нее и молчал, но во взгляде молодой женщины читалась неприкрытая насмешка.
— Мне наплевать, что ты обо мне думаешь, старуха, — резко сказала Мадам Зайн. — Я пришла, чтобы предупредить тебя: если утренняя история повторится еще раз… или если кто-то из призраков вдруг вздумает бунтовать, я лично выдеру из стены твою ловушку-концентратор и закопаю на заднем дворе… Будешь лежать там, пока мы не закончим. Тебе понятно?..
Привидение заколебалось, задрожало. Рот молодой женщины открылся и закрылся, но звук донесся будто со всех сторон сразу.
— Теперь мне понятно…
— Точно ли?..
Но Ба Доусон не ответила. Стремительно приблизившись, она погрузила правую руку глубоко в грудь Мадам Зайн, хотя горячая кровь к мускулы должны были обжигать ее, как огненная печь. Рискуя собственным призрачным существованием, Ба Доусон проникала все глубже и глубже в живую плоть, пока у Мадам не потемнело в глазах. Чувствуя, как. сжимается в ледяных тисках холода ее сердце, Мадам Зайн невольно ахнула, и изо рта ее вырвалось облачко редкого пара — вырвалось и растаяло в сумраке детской.
Угроза, по-видимому, возымела свое действие. Во всяком случае до конца дня больше не случилось ничего экстраординарного. Созданный Мадам Зайн ансамбль функционировал практически безукоризненно. Римский легионер стоял на страже в будке у въездных ворот и выкрикивал приказы в чувствительные микрофоны цифровых камер. Дворецкий-англичанин любезно улыбался у парадных дверей, а служанка- француженка, некогда пользовавшаяся благосклонностью самого Людовика XIV, роняла в кухне ножи и звенела посудой. Помещенный в большой гостиной учитель музыки ухитрился сыграть несколько тактов бетховенской «Лунной сонаты» на детском фортепиано. В целом это была на редкость хорошо подобранная команда человеческих отпечатков, и Мадам Зайн испытывала тайную гордость при мысли о том, чего удалось добиться ей и ее работникам в столь ограниченный промежуток времени. Когда наступил вечер, она лично переключила резонаторы на максимальную мощность, добиваясь, чтобы в библиотеке появился призрак астронома XX века.
— Знаменитый открыватель десятка астероидов и комет, — сказала она в спрятанный в пуговице микрофон, представляя привидение зрителям, которым его имя все равно ничего не говорило. — Сейчас сюда придет Джошуа, сэр, — добавила она; — Он очень интересуется всем космическим. — Мадам Зайн улыбнулась зрителям и позвала: — Иди сюда, Джошуа, не бойся.
Семилетний Линч, ожидавший ее зова в коридоре, быстро вошел библиотеку.
— А я и не боюсь, — проговорил он бодро.
— Тогда поздоровайся, — подсказала Мадам Зайн.
У мальчика явно был сценический талант. Подсознательно ощущая присутствие камер — и миллионов зрителей, которые увидят его, когда запись пойдет в сетевой эфир, — он радостно улыбнулся привидению.
— Привет!.. — сказал он. — А у меня тоже есть телескоп. Мертвый астроном, похоже, был весьма воодушевлен этой новостью.
— Хорошо… — прошелестел он.
— Он большой, — снова сказал мальчик.
— Очень хорошо, Джошуа…
Внезапно призрак почувствовал прилив сил. Включенные на полную мощность резонаторы позволяли ему выглядеть почти настоящим, не тратя ни капли собственной энергии. С любопытством, которое дремало в нем вот уже несколько десятилетий, астроном спросил:
— А какой у тебя телескоп? Трех- или пятидюймовый?
— Его диаметр пять километров, — похвастался Джошуа. Призрачное лицо озадаченно вытянулось, но тут вперед выступила мать мальчика.
— К дню рождения Джошуа мы арендовали время на одном из лунных телескопов, — пояснила Тина Линч.
— Если захотите, — воскликнул мальчик, — я покажу вам одну из ваших комет!.. Только это будет в следующем году, когда мне исполнится восемь.
«Но я мертв, — припомнило привидение. — Мертв!»
Однако это знание нисколько его не смутило, как не смущало и большинство других «отпечатков». Астроном даже улыбнулся, по привычке разглаживая призрачными рунами иллюзию мягкой плисовой куртки. Он даже хотел, что-то сказать, нов последний момент заколебался. Несколько секунд астроном стоял неподвижно, словно к чему-то прислушиваясь. Потом вдруг выпрямился и повернулся к Мадам Зайн. Бледное призрачное лицо ученого приобрело зловещий багровый оттенок. С необъяснимой яростью он выкрикнул:
— Оставь их в покое, слышишь?!
Все, кто был в комнате, невольно попятились.
— Стерва! Подлая стерва! — астроном обвиняющим жестом указал на Мадам Зайн и… исчез.
— Кого он имел в виду? Кого я должна оставить в покое?!.. После чашки крепчайшего кофе кровь в ушах Мадам Зайн стучала, как паровой молот. Дыхание от переизбытка нервной энергии сделалось неглубоким и частым, а на щеках проступили два алых пятна неправильной формы. Она не была испугана (во всяком случае, сама Мадам ни за что бы в этом не призналась), однако факт оставался фактом: безобразная сцена в библиотеке в самом конце рабочего дня выбила ее из колеи.
А этого с ней не случалось уже давно.
Лампы в комнате были почти полностью погашены. Глядя в темноту, Мадам Зайн проговорила негромко, но твердо:
— Завтра я закончу. Да, я отстаю от графика уже на два дня, но кого это волнует? Тебя, во всяком случае, это волновать не будет, потому что я своими руками выну тебя из стены и раздавлю бульдозером. Ты больше не будешь мешать мне, старуха… Ты слышишь, что тебе говорят?
По комнате пронесся чуть слышный звук, похожий на легкий вздох. Повеяло холодом, потом тихий голос, звучащий ниоткуда и отовсюду, произнес:
— Он имел в виду их… всех. Я хочу, чтобы ты оставила их в покое.
— Завтра я закончу, — повторила Мадам Зайн.
— Не закончишь. Ничего у тебя не выйдет, Синди Зайн.
Но Мадам Зайн пропустила эти слова мимо ушей. В одной руке она держала титановую дисковую пилу — полностью заряженную и со снятым предохранителем. В другой руке Мадам Зайн сжимала инженерную электронную планшетку с рабочими чертежами комнаты. Сверившись с ней, она определила места, где в стенах располагались несущие опоры и были проложены высоковольтные силовые кабели. Туннельный концентратор был вмонтирован в кирпичную кладку в двух метрах справа от главного окна — на высоте, примерно соответствовавшей центру тяжести фигуры Ба Доусон, когда та была жива.
— Верни их на место, — потребовал из-под слоя штукатурки призрачный голос.
— Кого?!
— Их…
Мадам Зайн покачала головой и негромко рассмеялась.
— На какое место?
— На то место, где они лежали до тебя. Где им было хорошо. Планшетная схема была крайне удобным инструментом. И ее, и пилу Мадам Зайн позаимствовала у одного из строительных роботов. Теперь, когда
