Мальчик смотрел в пол и елозил ботинком по замызганному ковру.
— Дело в том, что у меня нет больше жетонов... и я надеялся... что, если покажу вам, как играть, вы позволите мне сыграть одну игру после того, как закончите сами.
Дуайт тяжко вздохнул. Не избавиться ему от мальчишки, пока тот не добьется своего.
— Хорошо, хорошо.
Внезапно у Дуайта возникла идея:
— Или, может быть, дать тебе несколько жетонов?
Лицо мальчика выражало глубокое разочарование.
— Ну что ж, если это то, чего вы хотите...
— Да, это то, чего я хочу. — Как только Дуайт произнес эти слова, хозяин заведения подошел к девушке и зашептал ей что-то на ухо. Дуайт видел, как помрачнело ее лицо, она нахмурилась и быстро пошла к выходу из Галереи.
Мальчик по-прежнему не отрывал взгляда от пола.
— Ладно, парень, твоя взяла, но только одну игру.
Они подошли к ярко-красной видеомашине. Мальчик оказался прав, сейчас около нее никого не было.
— Давайте, давайте, — сказал мальчик.
С виду такой невинный и так жаждет сильных ощущений, что готов обратиться даже к незнакомцу, чтобы упросить его поиграть с ним. Сколько пройдет времени, прежде чем и его развратят? Он даром тратит тут время! Дуайт оглядел Галерею в надежде найти еще одного «кандидата». Потом наклонился, вошел в кабину и мгновенно почувствовал приступ клаустрофобии. Дуайт посмотрел на экран. Перед ним была гоночная трасса. Он опустил жетон в отверстие, затем положил руки на руль, наблюдая за мельтешеньем на экране: перед ним открылась дорога, и на ней мгновенно возникли избы, повороты и различные препятствия. Он повернулся к мальчику:
— Ну вот, видишь... — Дуайт осекся, увидев мальчика, стоявшего у двери кабины. Тот стоял, чуть откинув назад корпус и выдвинув вперед бедра, и Дуайт тотчас же заметил всхолмление под выцветшей тканью джинсов. Рука мальчика потянулась к ширинке и погладила тонкую ткань, сквозь которую отчетливо проступали очертания члена.
О Боже, я должен был догадаться. Здесь не бывает невинных детей.
Дуайт внезапно ощутил сухость во рту. Он протянул руку и робко прикоснулся к холмику джинсовой ткани.
Нет! Это не входит в его план.
Дуайт отдернул руку — словно обжегся.
Мальчик просунул голову в кабинку.
— Я никогда еще этого не делал. Понял? Но приятели рассказывали мне об этом.
Его голубые глаза вопросительно смотрели в черные глаза Дуайта.
— Вы не коп?
— Что? О нет, нет...
— Так вас это интересует? Помните, я никогда этого не делал.
Конечно, не делал.
— Да, возможно, я заинтересован. Хочешь, поехали ко мне домой? Может быть, мы узнаем друг друга лучше.
Дуайт почувствовал, что немного сбит с толку. Он этого не ожидал.
— У тебя есть машина? — спросил мальчик.
Он смотрел в пол, зарываясь носком ботинка в ковровое покрытие.
— Я ни к кому не собираюсь ехать домой. Но ты не сказал, у тебя есть машина?
Настоящий профессионал. Губы Дуайта уже сложились в гримасу, еще мгновение — и они зашептали бы: «сопливая потаскушка» и т. д. Нет, этого нужно обязательно забрать к себе домой.
— Да, у меня есть машина, собственно говоря, пикап, — сказал Дуайт.
— Я прекрасно смог бы обслужить тебя и в нем. — Мальчик смотрел на него улыбаясь. Его голубые глаза манили, завлекали.
Грязь, порок. Он нуждается в наказании, нуждается в том, чтобы заплатить полную цену, большую, чем кто-либо из тех, с кем он встречался.
— Я не пользуюсь для этой цели машинами. Слишком легко попасться. Тебя это не беспокоит?
— Не-е... В темноте это безопасно.
Дуайт покачал головой. Он выбрался из кабинки и направился к выходу, бросив на ходу:
— Найду кого-нибудь другого, кто захочет поехать ко мне домой. Мне там больше нравится.
Слова эти оказали надлежащее действие. Мальчик поспешил за ним.
— Я согласен.
— Ну что ж, пойдем.
Мальчик по-прежнему улыбался, улыбался с таким видом, будто ему обещали заплатить за покос газона, а не за то, что он подставит спой зад.
— Гм, сэр, сначала надо покончить с одним дельцем. — Он щелкнул пальцами.
— О, конечно. Двадцать будет достаточно?
— Разумеется, но я должен получить их сейчас. — Мальчик улыбался, а Дуайт представил, как он будет выглядеть с выбитыми зубами.
Дуайт огляделся по сторонам и, выудив из кармана купюру, протянул мальчику. Они пошли к выходу. Дуайт спросил:
— Ну, так как тебя зовут?
Мальчик захихикал и, забежав вперед, повернулся к Дуайту.
— Теодор. Но все меня зовут Крошка Ти.
Была пятница, шесть вечера. Крошка Ти стоял у галереи «Сьюпер-Пауэрс», зябко потирая руки. В Чикаго холодные зимы. В этот вечер Крошке Ти надо было немного подзаработать. Он был голоден, его подташнивало. Может, если удастся заполучить хорошего клиента, он сможет когда-нибудь обзавестись собственной квартирой. Если найдет «сладкого папочку». Ведь такое вполне могло случиться.
Мирэнда, Джимми, Уор Зон, Рэнди и Эвери — ребята что надо, не просто друзья — члены семьи... Правда, в доме холодновато. Хотя они укладывались спать, накрывшись куртками, газетами и старыми одеялами, все равно было холодно. Колючий ветер (чикагцы называли его «Ястребом») всегда ухитрялся подобраться к нему, разбудить его, заставить встать помочиться. А это было еще одно испытание, потому что в доме не было канализации.
Холодный ветер ворошил его рыжие кудряшки, заставлял ежеминутно шмыгать носом. Черт, может, Уэст-Палм был не так плох.
Ему казалось, что жизнь, которой он жил шесть месяцев назад, до того, как приехал в Чикаго на автобусе «Грейхаунд», была и не его вовсе, а чья-то чужая. Он вспоминал большой оштукатуренный дом кремового цвета, двор, где цвели гибискус, бугенвиллея, орхидеи, плюмария, жасмин и азалии. Полоску пляжа с белым песком, ограниченную с одной стороны серыми валунами, а с другой манговыми деревьями, темными на фоне бирюзовых волн. Весна приносила аромат валенсианских апельсинов, душистый воздух проникал в окна. Дули ароматные ночные ветры, напоенные солью и сладостью.
Крошка Ти осмотрелся. Вдоль грязного тротуара, гонимая ветром, громыхала жестянка из-под кока- колы. Воздух был наполнен вонью и выхлопными газами — поток машин медленно двигался по проезжей части.
Крошка Ти думал о своих троих братьях и двух сестрах. Он представлял, чем они сейчас занимаются. Вероятно, украшают дом к Рождеству, пьют эггног [7], собираются вокруг рояля «Стейнвей», чтобы петь торжественные гимны, «кэролз», в то время как миссис Эндрюс, их добрая домоправительница, с улыбкой смотрит на них...
А правда заключалась в том, что его отец, юрист, специализировавшийся по бракоразводным делам, вероятно, все еще сидел в своем офисе, а мать спала в своей комнате, благоухая джином «Танкерэй» и «Шанелью». И у него не было ни братьев, ни сестер, ни доброй домоправительницы, — временами ему
