Но отец не верил сказкам. Гюнтер
Ах, теперь он сам узнал, Что не сказку вековую, Больше — правду роковую Пред самим собой скрывал! Рода вашего Праматерь, В цвете юности и счастья, Также — прелесть, также — диво, Также Берта, как и вы, Принужденная родными К нежеланному союзу, Не забыла в новом браке Прежних радостей любви. И в объятиях с любимым Раз супруг ее застал, И пылая жаждой мщенья За позор и преступленье, В сердце ей вонзил кинжал. Тот кинжал навек прикован Здесь, на дедовской стене, В память древнего злодейства, В память древнего греха. Нет Праматери покоя, И блуждать осуждена До поры, пока не вымрет Весь ваш род, зачатый ею, И покуда ни один Отпрыск свежий, сильный, ярый Не останется на старом Древе рода Боротин. И когда грозят невзгоды, Бури носятся во мгле, То она, покинув своды, Бродит, бродит по земле. И тогда все люди видят, Как идет, скорбя, бродить, Все грядущее провидит И не может отвратить. Берта
В чем же дело? Гюнтер
Все сказал я, Что посмею здесь поведать, Но не все, что знаю я, И одно еще осталось, — То, что слуги в этом доме, То, что старцы втихомолку Шепчут на ухо друг другу, Что святыню древней сказки От людей былых веков Принесло в уста сынов… Есть одно, что к стольким тайнам, Тяготеющим над мрачным За́мком, — верный ключ дает. Но посмею ли сказать я Здесь, на месте, где сейчас Только тень ее бродила… С робким взглядом прерывает речь; Берта жмется к нему и следит за его взглядом глазами.
Господин мой, вы сурово Брови хмурите! Нет сил… Рвется грудь моя на части, Самому мне станет страшно, Но не в силах я молчать. — Госпожа, идите ближе, Содрогайтесь, внемля мне: Вместе с телом опустили В гроб кровавый только семя, Но не самый плод греха. Преступленье, что кровавой Сталью ей отомщено, Говорит преданье, было Свершено в последний ею, Но, увы! не в первый раз. Сын единственный ее, Тот, кто в вашем древнем роде Вашим праотцем считался, Кто в наследство получил Имя, лены и богатства, — Он…
