своим:
— Пора домой: пять часов.
Шлюпка круто завернула и полетела вниз по течению; «Ноев ковчег» остался далеко позади. Тут только наши мореплаватели поняли, что большие просто смеялись над ними. Это бы еще не беда, но хуже всего было то, что они опоздали на перекличку.
— Пять часов! А перекличка в четверть шестого! Что-то нам будет! — воскликнул Парсон в ужасе.
— Мне больше всех достанется: на этой неделе я уже два раза опаздывал. Теперь классный старшина уж наверное пожалуется на меня главному старшине, — сказал Тельсон.
— И на меня. Я тоже не первый раз опаздываю, — сказал Бошер.
— Они сделали это нарочно, чтобы подвести нас, а теперь первые пожалуются на нас. Как мы сразу об этом не догадались!
Открытие было слишком поздним, для того чтобы из него можно было извлечь какую-нибудь пользу. Как бы то ни было, чем скорее они вернутся в школу, тем будет лучше. Они повернули лодку. Путешествие домой было невеселое: гребцы были утомлены и расстроены; все молчали. Не доезжая одной мили до школы, они услышали звон большого колокола. Это звонили к перекличке. Теперь в школе уже известно, что они опоздали. Мальчики молча переглянулись. Один Парсон не только сам не унывал, но еще старался ободрить упавших духом товарищей:
— Что вы приуныли? Опоздали так опоздали; эка важность! Ведь не съедят нас, в самом деле! Самое большее — это оштрафуют страницей-другой греческих стихотворений. Да и опоздали-то мы немного: сейчас будем дома. Греби дружней, ребята!
Но им не суждено было попасть домой так скоро. Их ждало еще одно приключение. Навстречу им шел ялик; кто был гребцом, узнать было нельзя, потому что он сидел к ним спиной. Парсон заметил, что у него на шляпе была светло-голубая лента. Этого было довольно: голубой цвет был цветом отделения директора. Вот когда они расквитаются со своими врагами или, по крайней мере, с одним из них!.. Парсон тихонько скомандовал, чтобы «сушили весла», и дал время ничего не подозревавшему гребцу подойти поближе. Когда он подошел совсем близко, Парсон махнул платком, и в два взмаха весел большая лодка была подле ялика. Удивленный внезапным шумом, гребец быстро обернулся. О ужас! Это был сам мистер Паррет!.. Принимать какие бы то ни было меры было поздно. «Ноев ковчег» всею своею тяжестью налетел на ялик. У мистера Паррета вышибло из рук весло; легонькая лодочка накренилась, зачерпнула воды и опрокинулась вместе с гребцом. Сначала мальчики совершенно растерялись и сидели неподвижно, бледные от испуга. Первым опомнился Парсон; он как был, в платье, бросился в воду, а за ним Тельсон и Лаукинс. Остальные двое остались в лодке. Река была глубокая и течение быстрое, но пловцам не угрожала опасность. В Вильбайской школе все воспитанники умели плавать, а так как учитель их в этом деле был мистер Паррет, то едва ли он нуждался в помощи своих трех учеников. Через пять минут все четверо благополучно вылезли на берег. Для троих мальчуганов настала тяжелая минута. Мокрые, дрожащие, в облипшем платье, они имели очень плачевный вид. Мистер Паррет ничего не сказал им, но крикнул двум мальчикам, оставшимся в лодке, чтобы они скорей приставали и привели с собой его ялик. Между тем три мальчика на берегу тревожно переглядывались между собой и искоса посматривали на учителя, не скажет ли он чего-нибудь. Но он упорно молчал.
— Сломано мое весло? — только и спросил он, когда лодка подошла.
— Нет, сударь, — отвечали ему.
Когда ялик притянули к берегу, оказалось, что он не поврежден. Мистер Паррет вошел в него и стал отчаливать. Тут Парсон не вытерпел.
— Ради бога, сударь, простите нас! — крикнул он с отчаянием в голосе. — Мы не знали, что это были вы.
— Простите нас, сударь! Мы очень сожалеем, что так случилось, — раздались еще четыре робких голоса.
На это учитель сказал спокойно:
— Возвращайтесь скорее в школу и переоденьтесь, — и взялся за весла.
«Лучше бы он разбранил нас», — думали мальчики.
Когда они вернулись наконец в школу, товарищи встретили их известием, что вследствие жалобы на них классного старшины за отсутствие на перекличке главный старшина велел им передать, чтобы завтра утром они явились к нему в комнату для объяснений. А вечером им пришли сказать, что мистер Паррет требует их к себе сию минуту.
VI
СУД
Паррет был любимым наставником в Вильбайской школе. Он был из Кембриджского университета, где, как известно, спортивные упражнения в большом ходу, и его-то влиянию и примеру была обязана вся школа и в особенности его собственное отделение своим искусством во всех гимнастических и спортивных играх. Он был самым терпеливым из «дрессировщиков». Все свое свободное время он отдавал на общую пользу. Каждый день после обеда его можно было встретить одетым в костюм для гимнастики или на берегу реки, откуда он громким голосом давал наставления неопытным гребцам, или на лугу — играющим в крикет, или на руле лодки — управляющим парусной эскадрой. Нельзя сказать, чтобы школьники отдавали должное своему наставнику за все то самопожертвование, с каким он принимал участие в их забавах; он умел делать такой вид, как будто сам наслаждается добровольно принятым на себя трудом, так что даже самые безнадежные из лентяев, с которыми он бился, не подозревали, что возня с ними доставляет ему, в сущности, очень мало удовольствия. Впрочем, мистер Паррет был вполне вознагражден за свой труд общею любовью воспитанников, которую он высоко ценил, и нигде не был он так популярен, как между младшими воспитанниками своего отделения. Можно себе поэтому представить, каково было отчаяние пятерых мальчуганов после приключения на реке и с какими вытянутыми лицами явились они в назначенный час в комнату учителя.
Мистер Паррет сидел за чаем.
— Войдите, — сказал он, услышав стук в дверь. — А, вот это кто!.. Я вас встретил на реке сегодня после обеда. Все, кроме одного, из моего отделения, как я вижу.
— Да, сударь, все, кроме меня, из вашего отделения, — повторил Тельсон, спеша скорее высказать то, что он решился сказать учителю. — Это моя вина, что так случилось: я вышиб у вас весло и…
— Нет, вина моя: я правил рулем, — перебил его Парсон.
Учитель едва удерживался от улыбки, глядя на серьезные, умоляющие лица маленьких преступников.
— Быть может, это моя вина, что я не обернулся вовремя и наткнулся на вас? — спросил он.
— Нет, сударь. Если бы вы и обернулись, это ничему бы не помогло: мы опрокинули вашу лодку нарочно, — отвечал добросовестный Тельсон.
— Как нарочно? — переспросил учитель, сомневаясь, хорошо ли он расслышал.
— То есть мы не знали, что это вы, — поспешил поправить товарища Парсон. — Мы думали, что это кто-нибудь из отделения директора. Мы не сделали бы этого, если бы думали, что это вы…
— Это правда, сударь, мы бы этого не сделали, — раздался дружный хор.
— За кого же вы меня приняли?
— За воспитанника из отделения директора.
— За кого именно?
— Ни за кого в особенности — вообще за кого-нибудь из директорских.
— Гм!.. Любопытно, за что вы так рассердились на отделение директора? Что оно вам сделало? — спросил заинтересованный учитель, откидываясь на спинку стула и отодвигая от себя чашку.
Вопрос затруднительный, однако отвечать было надо. Парсон покраснел и сказал не совсем твердо:
