— Падди — наш директор. Вон он сидит на том конце стола, а вон та барыня с букольками — его жена.
Тут миссис Стринджер выпрямилась очень заметно и как-то странно поджала губы, но Тельсон, польщенный видимым интересом, с каким она слушала его болтовню, не обратил на это внимания.
— Так вы любите вашего директора? — продолжала она.
— Он-то добряк, зато жена его — сущая ведьма, — выпалил Тельсон. — Сам-то я ее не знаю, но наши ее ненавидят. Только… может быть, вы с ней знакомы, так, пожалуйста, не говорите ей, что я вам это сказал…
Миссис Стринджер ничего не ответила, но посмотрела на мальчика с какой-то особенной усмешкой, которую тот принял за поощрение и продолжал в припадке откровенности:
— Еще у директора есть свояченица, так та, говорят, хуже их всех: как пристанет со своими несносными разговорами, так ни за что не отвяжется, пока не измучит человека вконец. Наши считают за наказание бывать в гостях у директора.
— В котором вы отделении, мой милый? В отделении директора? — спросила вдруг миссис Стринджер.
— Разве вы знаете нашу школу? — ответил ей вопросом удивленный Тельсон.
Миссис Стринджер сконфузилась, однако ответила довольно спокойно:
— Ведь отделение директора бывает во всех больших школах.
— Это правда, я и забыл. Да, я директорский. Я — фаг старшины.
— Мистера Ридделя?
— Как! Вы знаете Ридделя?
Миссис Стринджер почувствовала, что попалась. Конечно, ей лучше было сказать сразу этому мальчику, кто она, но теперь было поздно. Она постаралась ответить как можно проще:
— Я встречала его раз или два.
— Где? У его родных? — приставал Тельсон, интересовавшийся всем, что касалось его патрона.
— Нет, я видела его, кажется, у мистера Патрика, — пролепетала, окончательно смутившись, миссис Стринджер.
— Очень может быть. Недавно его приглашали туда на чай. Только он говорил, что там не было никого, кроме Падди и его фурий.
— Где живут ваши родные? — спросила миссис Стринджер, круто меняя разговор.
— В Лондоне… Бывали вы в Лондоне? — спросил разболтавшийся мальчик и продолжал, не дожидаясь ответа: — То есть в Лондоне живет мой дед, а отец мой — в Индии. Дедушка у меня славный. Он также учился в Вильбайской школе. Знали вы его?
— Не думаю, чтобы мы с вашим дедушкой могли встречаться в то время, — заметила миссис Стринджер с несколько натянутой улыбкой.
— А если встречались, то он, наверное, вас помнит: у него замечательная память. Однако Парсон кивает мне из столовой. Парсон — мой первый друг. Зачем бы это я ему понадобился?
И с этими словами Тельсон убежал.
Все заметили, как необыкновенно молчалива и сосредоточенна была в этот вечер миссис Стринджер. Одни приписали это духоте, другие — нездоровью; хозяева подумали, что ей скучно у них, но никто, не исключая самого Тельсона, не догадался о настоящей причине этой странной молчаливости.
Когда, окончив чаепитие, общество перешло в гостиную, то и наши два друга, которым показалось скучно с девочками, сестрами Гарри, поспешили уйти из столовой.
Они намеревались пробраться в свой старый уголок за кадкой, но это им не удалось: директор, не заметивший их раньше, теперь узнал их и подозвал к себе.
— А, Тельсон и Парсон! Я и не знал, что вы здесь. Хорошо ли вы веселитесь, друзья мои?
— Благодарим вас, сударь. Мы здесь с разрешения старшины, — отвечали мальчики разом, точно по команде.
— Это наши воспитанники, моя милая: Тельсон и Парсон, — сказал директор, обращаясь к жене.
Миссис Патрик окинула мальчиков внимательным взглядом и проговорила, отчеканивая слова, по своему обыкновению:
— В таком множестве детей, которое нас окружает, невозможно запомнить каждое лицо. Который из вас Тельсон?
— Вот Тельсон, — отвечал за своего друга Парсон. — Вы знаете, он в отделении директора и…
— Нет, я этого не знала. Теперь я буду знать.
Тон, каким миссис Патрик произнесла эти слова, смутил бы всякого, но Парсон не смутился и продолжал как ни в чем не бывало:
— Он фаг старшины, впрочем недавно: только с майских бегов, с того дня, как уехал Виндгам.
Видя, что миссис Патрик не спускает с него пристального взгляда, мальчик подумал, что нужно сказать еще что-нибудь, и прибавил:
— Придете вы смотреть наши гонки, сударыня? Миссис Патрик начинала находить, что этот мальчик чересчур развязен для своих лет, и потому ответила сухо:
— Я думаю, вас не может интересовать, приду я смотреть гонки или нет.
Но, заговорив о своем любимом предмете, Парсон уже не мог остановиться.
— Нет, отчего же? Чем больше народу, тем лучше, — отвечал он. — Приходите, стоит посмотреть. Я буду править нашей шлюпкой — шлюпкой Паррета. Все говорят, что мы возьмем приз и…
Тут не вытерпел и Тельсон.
— Ну, это еще неизвестно, — перебил он своего друга. — Теперь, когда Джилькса прогнали с лодки, мы постоим за себя. Ферберн гребет не хуже Блумфильда.
— Зато я легче Ридделя.
Для миссис Патрик все это было тарабарской грамотой: она переводила недоумевающий взгляд с одного мальчика на другого, спрашивая себя, кончат ли они когда-нибудь, но мальчики ничего этого не замечали и болтали между собой, забыв о присутствии третьего лица. Неизвестно, на сколько времени затянулся бы их оживленный диалог и какой степени достигло бы раздражение миссис Патрик, если бы муж не выручил ее, заговорив с мальчиками. Если мистер Патрик и не интересовался, то умел сделать вид, что интересуется маленькими делами школьников. Как только он обратился к ним, мальчики защебетали еще веселее, может быть еще благодаря тому, что миссис Патрик встала и перешла на другое место. Но всякая тема когда-нибудь истощается. Через полчаса Тельсон и Парсон остались опять одни. Броун оказался не особенно любезным хозяином: он или молчал, или говорил с большими; сестры его были совсем маленькие, так что Парсон заметил о них Тельсону с некоторым презрением:
— Удивляюсь, зачем привели из детской этих кукол?
— А что, не удрать ли нам? — сказал Тельсон зевая. — Право, в школе веселее.
— А как же ужин?
Этот довод решил вопрос: мальчики остались. Послонявшись по гостиной, они вышли в коридор «освежиться», как объяснил Парсон шедшему им навстречу Броуну, но в действительности умысел тут был другой: в коридор выходила дверь из столовой, а в столовой шли приготовления к ужину, которыми наши друзья очень интересовались.
Наконец служанка возвестила, что ужин подан, и тут Тельсон и Парсон были вполне вознаграждены за всю скуку этого вечера. Сидя на детском конце стола, куда составлялись все блюда после того, как их обносили вокруг стола, они провели очень деятельные полчаса. Но надо отдать им справедливость, они вели себя очень чинно — ни тот, ни другой не накладывали себе кушаний сами; зато они усердно накладывали друг другу. Как только Тельсон замечал, что у Парсона кончается жаркое, он подавал ему чистую тарелку и подвигал блюдо с клубникой; со своей стороны, и Парсон, видя, что Тельсон кладет в рот последнюю ложку желе, услужливо спрашивал его, не хочет ли он торта. К концу ужина оба пришли к тому заключению, что было бы очень хорошо, если бы Броуны давали свои вечеринки почаще.
После ужина гости стали разъезжаться. Первыми поднялись директор и его дамы. Тельсон чуть не упал в обморок, когда увидел, кто была говорившая с ним незнакомка. Выходя, директор обратился к мальчикам:
— Хотите ехать с нами? У нас найдется место для вас обоих…
