— Да какое, наконец, тебе до этого дело? — попробовал было взбунтоваться Джилькс; но, когда Сильк еще раз настойчиво повторил свой вопрос, покорно ответил: — Он попросил, чтобы я позволил ему рассказать Ридделю об «Аквариуме».
— И ты позволил?
— Позволил.
— Как же ты смел распоряжаться, не спросясь меня? Разве это дело одного тебя касается?
— Я позволил ему рассказать только обо мне.
— Не увертывайся, Джилькс! Ты отлично понимаешь, что где замешан ты, там приплетут и меня. Но дело не в том. Знаешь ли, что ты наделал своей глупостью? До сих пор мы были совершенно в стороне от происшествия с гонками. Риддель подозревал Виндгама. Уж не знаю, как случилось, что он его заподозрил, но это так. А дурачок Виндгам воображал, что Риддель об «Аквариуме», и Бог весть сколько бы времени у них тянулась эта канитель, если бы не ты с твоим глупым позволением. Теперь же, когда они объяснились и Риддель знает, что в деле с гонками Виндгам ни при чем, он начнет доискиваться настоящего виновника и поверь — доищется.
— Ну и пусть, мне все равно.
— Да мне-то не все равно! Я не позволю подводить меня! — Сильк начинал горячиться. — Как хочешь, ты должен это поправить — ты должен сказать Виндгаму…
Но тут, выведенный из терпения, Джилькс неожиданно перебил своего приятеля:
— Ничего я не должен и ничего не скажу, так и знай!
Сильк даже позеленел от злости.
— Так ты не должен, ты не скажешь? — переспросил он, подступая к Джильксу со сжатыми кулаками.
— Не скажу, — повторил тот упрямо.
— Так вот же тебе! — И Сильк со всего размаху ударил Джилькса по лицу.
Странно сказать, но Джилькс обрадовался этому удару. С этим ударом власть Силька над ним кончилась. Сильк становился равным ему. Конечно, у Джилькса не было сознательной мысли об этом — он только как-то сразу почувствовал себя свободным. Он ответил Сильку ловким ударом в грудь, и завязалась драка по всем правилам военного искусства.
Надо заметить, что в Вильбайской школе такие события, как драка, каким-то непостижимым образом становились известными мгновенно. Пока Сильк объяснялся со своим бывшим другом, игра в крикет кончилась, и школьники разбрелись по двору и по лугу. Вдруг кто-то из «мартышек» крикнул: «Сюда, сюда! Сильк с Джильксом дерутся!», и все пустились к реке смотреть новое интересное зрелище. Зрители обступили воюющих тесным кружком и принялись с видом знатоков обсуждать сравнительную ловкость наносимых ударов.
Риддель, который тотчас по окончании игры ушел к себе, не сразу узнал о драке. Когда ему наконец сказали о ней и он явился на место действия, драка была в полном разгаре. На обыкновенное в таких случаях предупреждение: «Старшина идет!», дерущиеся не обратили никакого внимания. Протолкавшись сквозь толпу, Риддель подошел к Джильксу и, тронув его за плечо, сказал:
— Перестаньте драться.
Давно прошли те времена, когда старшина боялся решительных мер и отдавал приказания просительным тоном; давно уже он понял, что с вильбайцами просьбами ничего не возьмешь, и сумел усвоить себе другой, властный тон. Услышав его приказание, Сильк и Джилькс покорно надели куртки и разошлись. Разошлись и зрители, оживленно толкуя о вероятном исходе драки и о том, какие она будет иметь последствия.
Первым последствием было то, что оба участника драки в тот же вечер получили приказание явиться к директору на другой день в девять часов утра. Не заставили себя ждать и другие последствия. Получив упомянутое уведомление, Сильк не долго думая отправился с объяснениями к старшине. В другое время осторожный Сильк, наверно, удержался бы от такого смелого шага, но теперь он был зол на Ридделя, на Джилькса, на весь свет и искал предлога сорвать свою злость. Увидев Силька, Риддель сразу догадался о причине его посещения и спокойно ждал, что тот скажет.
— Зачем ты пожаловался на меня директору? — спросил Сильк грубо.
— Ты дрался, а драться не дозволяется. Я обязан был довести об этом до сведения директора, — отвечал Риддель.
— Ну да, ты решил выжить меня из школы. Только знай, что если меня исключат, тебе придется об этом пожалеть.
— За драку у нас не исключают, — заметил Риддель.
Сильк спохватился, что почти выдал себя, и, не зная, что сказать, молчал.
— Если ты все сказал, что хотел, так уйди, пожалуйста, я занят, — сказал ему Риддель.
Но Сильк не уходил. Ему было обидно уйти ни о чем — его злость не находила себе исхода. В эту минуту он думал только о том, как бы насолить кому-нибудь. Вдруг он вспомнил, что Джильксу он, во всяком случае, может насолить. Не соображая, что вместе с Джильксом он выдает и себя, Сильк спросил Ридделя:
— Помнишь ты записку, которую получил от меня две недели тому назад?
— Не получал я от тебя никакой записки, — отвечал удивленный Риддель.
— Записку, в которой я советовал тебе повидаться с Томом-лодочником.
— Так это ты написал?
— Конечно, я. Я хотел навести тебя на след виновника приключения со шнурком.
— Твоя записка не помогла: я ничего не узнал.
— Так ты не знаешь, кто подрезал шнурок?
— Не знаю. Кто же?
— Джилькс.
Сильк был до такой степени противен Ридделю, что он едва принудил себя ответить:
— Хорошо, я поговорю с Джильксом, а теперь уйди, пожалуйста, мне некогда.
Тут только Сильк вполне сообразил всю опасность своего положения и сказал, чтобы оградить себя:
— Джилькс, разумеется, наплетет на меня с три короба, потому-то я и сказал, что меня могут исключить. Но я не боюсь его, я…
— Прошу тебя, уйди: я ведь сказал тебе, что занят, — перебил его Риддель с нескрываемым отвращением.
Сильк опять разозлился:
— Хорошо, я уйду, но помни, что если мне достанется в этой истории, то и тебе не поздоровится: я расскажу кое-что про твоего любимца Виндгама. — И он вышел, хлопнув дверью.
Риддель не знал, что и думать. С одной стороны, обвинение Силька против Джилькса казалось ему совершенно неправдоподобным: с какой стати стал бы Джилькс подрезать рулевой шнурок шлюпки, за которую, как все говорили, он держал пари? К тому же Сильк только что поссорился с Джильксом, и легко могло быть, что он налгал на него со злости. Но, с другой стороны, в тоне Силька было что-то, заставлявшее верить ему. И потом эта анонимная записка… Первым побуждением Ридделя было посоветоваться с кем- нибудь. Выбор его остановился на Блумфильде. Блумфильд отличался сообразительностью в практических вопросах; кроме того, Риддель давно искал случая поправить свои отношения со старшиной отделения Паррета: его бессознательно тянуло к этому взбалмошному, но добродушному юноше.
На другое утро Риддель встал пораньше и отправился в отделение Паррета. Когда он вошел к Блумфильду, тот еще спал. Ридделю стоило немалого труда добудиться этого школьного богатыря, но когда наконец ему удалось втолковать Блумфильду, что к нему пришли по делу, тот мгновенно вскочил на ноги и принялся одеваться, еще не разобрав хорошенько, кто с ним говорит. Риддель предложил ему выйти во двор, где было свободнее разговаривать. К сожалению, почти вся школа еще спала, а то она могла бы полюбоваться необычайным зрелищем: старшины-соперники расхаживали по двору, беседуя между собой самым миролюбивым образом.
Риддель в немногих словах рассказал Блумфильду о посещении Силька и об обвинении, которое тот взвел на Джилькса.
