отношению к Гитлеру были широко распространены среди партийцев, и наконец конфликт перешел в открытую стадию, апофеозом которой явилась известная «встреча руководителей» в Ганновере в октябре 1925 года{27}. Конференция была созвана для того, чтобы договориться о мерах по укреплению позиций партии во всех регионах Северной Германии и устранить разногласия. На ней присутствовали такие видные деятели современного нацизма, как Виктор Лютце, руководитель штурмовых отрядов СА; Руст, министр образования; Керрл, министр по делам церкви; Роберт Лей, глава Трудового фронта; Гильдебрандт, штатгальтер Мекленбурга и, конечно же, братья Штрассеры и Геббельс{28}.
Гитлер, которому доступ в Северную Германию был закрыт, направил туда своего представителя, Готфрида Федера. Встреча переросла в открытую демонстрацию неудовольствия Гитлером. Принимавшиеся одна за другой резолюции явно показывали господствовавшее среди участников настроение.
Участники встречи были единодушны, за исключением доктора Лея, который то и дело говорил, что все решения и постановления, принимаемые без упоминания Гитлера, недействительны. Наконец Руст воскликнул: «Мы не потерпим Папу в нашей партии!», после чего Геббельс предложил исключить Гитлера из числа партийцев. Грегор Штрассер тактично оставил этот момент без внимания, заявив, что он — не кандидат, претендующий в пику Гитлеру на руководящий пост, а человек, заинтересованный в укреплении партийной организации в Северной Германии, руководить которой ему доверено.
На конференции было принято решение о том, что все северогерманские отделения партии необходимо объединить в единую северогерманскую организацию под руководством Грегора Штрассера. Всех функционеров этой части партии обязали внимательно изучить штрассеровский бюллетень на предмет понимания политической линии. Было также принято решение о создании в Берлине издательства (опять- таки под руководством Грегора и Отто Штрассеров), которое займется всей рекламной и издательской деятельностью, необходимой для партии на территории Северной Германии. Далее участники конференции постановили (и это крайне важно) принять политическую программу (для «настоящего немецкого социализма») в варианте братьев Штрассеров, причем все руководители северогерманских отделений, за исключением Лея, торжественно поклялись на следующем общенациональном партийном съезде выступить за эту программу, которая должна была заменить известные, но крайне устаревшие и расплывчатые «Двадцать пять пунктов», унаследованные Гитлером от маленькой партии, купленной в 1919 году в Мюнхене на деньги Рема.
Упомянутые «Двадцать пять пунктов» были приняты Гитлером в качестве программы, а потому он никогда не позволял открывать по ним какую-либо дискуссию. Тем не менее, он добавил туда некое дополнение, по сути, уничтожавшее основной смысл документа. Это было дополнение к одному из самых важных пунктов, требовавших разукрупнения больших земельных владений для решения разных вопросов. Подобное изменение было сделано им в качестве уступки интересам крупных промышленников и землевладельцев, с которыми он уже давно находился в самых тесных личных отношениях. И тем не менее, это требование — об экспроприации земель — было одним из самых важных в «Двадцати пяти пунктах», именно оно оправдывало претензии партии на слово «социалистическая», которое значилось в ее названии. Из-за этого исправления подозрительность в отношении Гитлера усилилась — и особенно у такого человека, как Отто Штрассер. Поскольку конфликт идей и идеалов между Гитлером и братьями Штрассерами, между убежденными национал-
Ганноверская конференция, на которой Гитлер получит Такой отпор, одобрение, выраженное социалистической части Национал-социалистской программы, изъявление преданности Грегору Штрассеру — все это стало настоящим триумфом обоих Штрассеров и их учения. Однако затем они потерпели поражение — первое из серии поражений, которые В итоге приведут к разрыву с Гитлером (для Отто) и к смещению с должности и смерти (для Грегора). Гитлер переиграл их следующим образом.
Получив из Ганновера донесение от Федера, он созвал в Бамберге свою контрконференцию, на которую пригласил всех лидеров Южной Германии, а также партийных руководителей из Северной Германии, людей Штрассеров. Однако с севера никто не приехал, поскольку в то время занятие политикой для этих людей было слишком большой и недешевой роскошью. Ведь большая часть этих людей жила на грани бедности или они держали свое дело, которое никак не могли оставить без надзора. Да и дорога на юг вылетала в копеечку.
Только Грегор Штрассер, счастливый обладатель бесплатного ж/д билета, и Геббельс, получавший от Штрассера 200 марок в месяц, прибыли на это мероприятие. Там Геббельс впервые и увидел Гитлера. Он вообще много чего там увидел. Он увидел толпу крутившихся вокруг Гитлера сидевших на зарплате чиновников из Коричневого дома в Мюнхене{29} (магнаты неплохо снабжали Гитлера деньгами), он увидел кучу личных автомобилей… И он сопоставил все это в уме с той бедностью и аскетичностью, которые царили на встрече северогерманских лидеров, и со своей жалкой зарплатой в 200 марок в месяц.
Вот тогда-то Геббельс и решил, что он до сего момента стоял не на той стороне, и поспешил перейти на другую сторону. Громко и с выражением искреннего раскаяния он заявил, что не может более поддерживать решения, принятые в Ганновере, где он призвал к исключению Гитлера из партии.
Грегор Штрассер остался в одиночестве. Его сторонники были далеко. Геббельс публично предал его. Он был беден, у Гитлера были деньги. Он пожал плечами и… принял поражение.
Его оставили во главе северогерманской парторганизации, поскольку Гитлер так и не мог попасть на эти территории. Однако Адольф отказался обсуждать программу, предложенную Штрассерами. «Двадцать пять пунктов» снова заняли свое место в качестве официального программного документа партии.
Именно с этого дня началась смертельная вражда между Штрассерами и Геббельсом, причем сопровождал все это весьма театральный эпизод. Геббельс уехал с конференции в машине Гитлера. При этом он что-то мурлыкал под нос. Макс Аман, директор гитлеровского издательства Eher{30}, с любопытством глянул на него и прошептал Гитлеру: «Это Мефистофель нашей партии».
В качестве примера вопроса, волновавшего в те дни членов партии и приводившего к подобным разногласиям, я могу привести диспут по поводу конфискации собственности прежней правящей династии. В тот момент он был в самом разгаре. Упирая на то, что инвалиды войны, жертвы инфляции и другие категории населения так и не получили никакой компенсации, Штрассеры и основная часть членов партии выступали за конфискации. Гитлер, торговавшийся за спинами товарищей с магнатами, выступал против.
Однако братья возобновили борьбу в Северной Германии, и Грегор, после измены Геббельса, уговорил Отто оставить работу в концерне графа фон Хертлинга и посвятить все свое время делу партии. Произошло это в начале 1926 года. Получив компенсацию за разрыв контракта, до истечения которого оставалось два с половиной года, Отто Штрассер основал северогерманское издательство Kampfverlag и стал издавать и распространять в Берлине и других городах севера национал-социалистические издания.
В течение 1926–28 гг. все северогерманское отделение Национал-социалистической партии находилось под идейным влиянием и контролем Kampfverlag (в нем равными долями владели братья Штрассеры и третий человек, их партнер Хинкель). Оно было больше издательского дома Гитлера Eherverlag, располагавшегося в Мюнхене. Через это издательство велась серьезнейшая борьба за умы немцев, борьба в области идей, организации, рекламы и финансов, борьба между Мюнхеном и Берлином, между Гитлером и Штрассерами, между Eherverlag и Kampfverlag.
В 1927 году Гитлер нанес решительный удар, который, как оказалось впоследствии, стал смертельным для Штрассеров.
В поисках орудия, которое можно было бы использовать против Штрассеров, чья несгибаемая убежденность мешала его тактическим идеям, он остановил свой выбор на Геббельсе, который покаялся перед ним на съезде в Бамберге, став заклятым врагом «берлинских братьев». В 1927 году он назначает Геббельса главой регионального отделения партии в Берлине, одновременно дав ему поручение
