Пётра на воздухе выковал за домом дом, за церковью церковь, за истуканом истукан и весь разом поставил с ладони на побережную топь, и ни в другом, новом. Ново-Рим тот недавно у русских людей выстроился где-то далёко в Сибири: когда были мятежи и междуусобья с пролитьем крови, а также большая махаловка, и они своего кесаря смертью казнили, и с ним заодно весь остаток Романова Дома, тогда вот и было стольное место унесено в российскую глубину, подальше от чухонской границы и от вечной Пётриной мести. Там в Сибири из белого и красного камня поставился у них новый Рим-город великий на горках крутых, ещё больше, ещё страшней прежнего — но и в нём, новом, египетским выходцам впуску и осёдлости нет тоже. Только в Первомайском совхозе. Бабы и девки у тех людей круглый год ходят на Выборском горвокзале гадать по ладони, но правды никому не гадают — правда написана на правой руке, они же смотрят нарочно на левую, так им издревле заповедано от ихних богов; малые дети при тех бабах из-под пёстрых юбок бегают, милостыню нищенствуют, а где чего и стырят; мужики же цыганские наняты в обдирном цехе в совхозе: свежуют там пушных крыс да кроликов шапочных и отскребают бухтарму от мездры, но чуть весна, все на бюллетень и уходят с левой шкуркой в Россию — примерно так: от Юрьева дня весеннего до осеннего Юрьева дня. Вот как русская паска минет, явится к нам в летнюю кухню Скоробьенко Виталик, ихний цыганский вождь и барон, — лошадей по новой ковать, чёрные ножи вострить на нашем хорошем довоенном круге, пятак лезвиё. Они чуть что, в ножи, такое у них свойство. По цыганскому закону всякий человек им добыча, кроме нас, жидов. Даже пацанятам своим не велят в нас кидаться пригоршнями придорожного праха и сухими лошажьими яблоками, зимой же — твёрдым снегом и ледяной теребенью. Знают, чем это кончается.

Лев Айзенштадт

Рецензия на роман Олега Юрьева «Полуостров Жидятин»

Бюллетень «Народ книги в мире книг», 2001, № 36

Русская литература обогатилась еще одним географическим названием: вслед за «Островом Крым» Василия Аксенова появился «Полуостров Жидятин» Олега Юрьева. Прозаик, драматург и поэт Олег Юрьев родился в 1959 году, в Ленинграде, в настоящее время проживает в Германии, где вышли три книги прозы и неоднократно ставились его пьесы. «Полуостров Жидятин» - книга-перевертыш, причем не только в переносном, но и буквальном смысле. Почему в переносном – скажем ниже. В буквальном – потому что в книге два произведения. Прочитав первый роман до конца, а книгу до середины, читатель должен ее перевернуть, чтобы начать читать уже другой роман с названием… тоже «Полуостров Жидятин». Хронотоп двух текстов одинаков, таким образом соблюдено единство времени и места сюжета. Все события происходят спустя месяц после смерти предпоследнего генсека ЦК КПСС Константина Черненко. Место действия – полуостров Жидятин, некая секретная база Военно-Морского флота, запретная зона Карельского перешейка, словом, таинственный полуостров. Два героя - два мальчика, сверстники на пороге тринадцатилетия, два типа сознания: обыденное и мифологическое. В основу композиции положен принцип зеркальной симметрии; полуостров Жидятин писателем расколот, он увиден в реальности и в зазеркалье.

Начнем с реальности, так оно привычнее. У героя первого (или второго) романа, ленинградского еврейского мальчика по фамилии Язычник, «подвижная психика». Так выражается одна из его многочисленных родственников. Правильнее было бы сказать, что у него подростковые фобии плюс разнузданное воображение. То он боится, что на военно-морскую базу проберутся вражеские лазутчики, или он вдруг постепенно сделается женщиной, потому что не умеет писать стоя, но более всего он боится еврейского погрома. Как раз накануне еврейской пасхи в поселке пропал его сверстник, русский мальчик со странной фамилией Жидята, и наш герой в ужасе представляет, как евреев обвинят в ритуальном убийстве ребенка. Страхи Язычника сотканы из школьных антисемитских выходок, из разговоров взрослых о будущих гонениях на евреев: Черненко умер, а кто такой Горбачев – неизвестно, из рассказов о гибели бабушки Эси, «которую в сорок восьмом или девятом году алкоголики-хулиганы-черносотецы выкинули из двадцать восьмого трамвая на углу Невского и Владимирского». Выросший среди ленинградских евреев, еще говорящих на идиш, слышащий еврейские пословицы и выражения, Язычник по существу ничего не знает о еврействе. Ему вот-вот исполнится тринадцать лет, но бар-мицва для него – пустой звук. Зато про татар ему все известно: «У татар в тринадцать лет праздник обрезания – садовыми ножницами отстригают кусочек кожи с конца, а затем, тщательно перемешивая, варят этот кусочек в праздничном плове». И облегченно добавляет: «Дикий какой-то обычай, хорошо, что у нас нет такого». Он – действительно язычник, а вернее, почти полностью ассимилированный советский еврей. Почему почти? Да потому, что в нем жива генетическая память народа, память о «кровавом навете», погромах, унижениях и скитаниях. Это память страха. И страх перед погромами в подсознании героя оборачивается страхом перед еврейством. У мальчика ангина, высокая температура, он бредит, и в бреду видит одно и то же: некто подходит к дому, чтобы отомстить за Жидяту. И вот как представляется ему этот человек: «У него лицо как у волка, черная шляпа и длинная седая борода». Но это же - хасид, религиозный еврей. Подросток интуитивно боится своего происхождения, своего народа. 

Олег Юрьев убедительно показал, что одной из причин, порождающей латентный еврейский антисемитизм, может быть страх перед антисемитизмом русским. Национальное самоощущение мальчика, его переживания – это инфантильное, ущербное национальное сознание большинства еврейской городской интеллигенции советского времени. 

А теперь – перевернем книгу и вспомним Ходасевича: «счастлив, кто падает вниз головой: Мир для него хоть на миг – а иной». Мы окажемся в особой, перевернутой действительности, в пространстве вымысла, где историческая реальность совмещена с мифологической картиной мира. На полуостров Жидятин фантазия писателя забросила русскую семью, принадлежащую к «ереси жидовствующих», религиозному движению, существующему в России с 15 века вплоть до нашего времени. 

Герой второго (первого) романа – мальчик Жидята, которому в тринадцать лет бабка Рая «в знак рождения и завета» сделала обрезание. В сознании мальчика окружающий его мир представляется ненастоящим, дефектным, отпадшим от Истины. Подлинная же реальность существует только в прадедовской КНИГЕ, очищенной от «забобонской» (христианской) лжи. Подлинна только Священная История, начинающаяся с Авраама; в ней мальчику отведена почетная роль: стать «самым главным жидовским принцем». Средневековое религиозное видение мира со своей мифической историей и географией, наложенное на гротескное описание будней базы ВМФ, такое сочетание Босха и Бориса Ефимова, дает неожиданный эффект, обладающий взрывчатой эстетической силой. В силу симметричности текстов в этом романе тоже пропадает мальчик, конечно, это Язычник. И теперь уже Жидята боится, что подозревать будут их семью. Страх - универсальная составляющая человеческой жизни – можно и так прочитать романы писателя. Возможны и другие толкования. 

Романы Олега Юрьева - интеллектуальные уравнения, не имеющие однозначных решений, многоуровневые смыслы этой прозы предполагают обязательную интерпретацию прочитанного. Возможно, что кому-то эти романы покажутся трудными для понимания. Труд чтения – особый труд, но радость раскрытия смысла литературного текста – ни с чем не сравнимая радость.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату