– Ага.
Пауза. Тяжелое, прерывистое дыхание сквозь заросли оптического волокна.
Напротив Париса, на другой стороне улицы, разговаривали парень и женщина. Просто стояли, разговаривали. Потом парень достал из кармана пушку. Неожиданно достал и показал женщине – точно так же он мог бы показать ей часики на цепочке. Он ничего ей не сделал, показал, и все, так что Парис не сумел определить, показал он женщине пушку, чтобы напугать ее или чтобы произвести впечатление. Может, он показал ее, просто чтобы показать, показал, как бы говоря: 'Эй, ты знаешь, что в этом городе такая штука у любого имеется? Вот и у меня есть'. После чего парень сунул пушку обратно в карман, и они с женщиной пошли дальше. Чэд спросил:
– Как дела, Парис?
– Нормально.
– Хорошо. Это хорошо.
Пот наждаком обдирал висок Чэда, а на другом конце города не менее густо истекало потом тело Париса. Нашлись бы в этот момент во всем мире двое более обреченных людей или более обреченный уже смотрел, как нажимают на курок засунутого ему в рот револьвера?
– Так, Парис, ты хотел о чем-то поговорить или ты просто хотел подышать мне в трубку? – К Чэду вернулось его долбаное хладнокровие. У него было преимущество – он умел говорить по телефону. Агент должен уметь обращаться с телефоном. Еще ему нужно уметь бить в спину и брать за жопу – это приносит десять процентов. Ловко проворачивать дела не церемонясь. Посмотрим, что имеет сказать этот паренек, – светлая мысль впервые за долгое время посетила Чэда. Посмотрим, что за птица этот Парис.
– У меня есть то, что осталось от Яна. – Парис выговаривал слова так, будто они были ему в новинку, запинаясь и неуверенно.
– Это ты говорил моей секретарше. 'То, что осталось от Яна'. Как это понять?
– У меня есть его последняя запись. Его самые последние песни.
– Что значит – последние...
Парису терять было нечего. Он пошел ва-банк:
– Ты что, идиот? Он мертв, приятель, а у меня есть его самые последние вещи.
– Самые последние песни, записанные Яном, продаются в 'Тауэр рекордз'. Я не понял, ты кому мозги крутишь?..
Парис поднес плеер к телефонной трубке. Нажал на пуск.
Через некоторое время выключил.
Разбуженный музыкой, вопреки себе, вопреки своей неспособности артикулировать переживания, Чэд оказался способен на одно слово: 'Bay'...
Это был Ян. Это была его музыка. Более того. Это была его слава. Эти звуки издавало небесное воинство – без лишних усилий, лениво приоткрывая уста. Вот что это было, и Чэд понимал, что с короткометражным видео, пущенным в тяжелой ротации по MTV, оно принесет около четырех миллионов в первом заходе.
– Г-г-где т-т-ты это в-взял...
– Взял.
– Где ты...
– Где взял, там взял, договорились?
От понтов Чэда не осталось и следа, как это обычно бывает с понтами, когда дела начинают буксовать. Теперь игру вел Парис.
– У меня есть запись. Это все, что тебе нужно знать.
– Ну хорошо, хорошо. У тебя есть запись. – Чэда заливал пот. Он тек по лицу и разъедал кожу. Чэд был предельно ласков. Мы с тобой друзья, как бы говорил он. Так что давай будем благоразумными и не станем горячиться.
Эта мысль терзала его самого: 'Ты в первую очередь Бейлис. Не горячись!' Чэд, стараясь не горячиться:
– И... я рад, что ты позвонил мне, Парис. Это славно, что ты позвонил. Так вот, почему бы тебе не взять и не принести кассету ко мне в офис, отдать ее мне и, может быть... Как насчет того, что, раз ты такой славный парень, мы дадим тебе несколько CD? Как тебе такая мысль, а, Парис? Как насчет нескольких CD? (Спокойно, малютка Чэд. Спокойно.) Вот мы тебя и отблагодарим. Раз ты такой толковый.
У Париса не было плана действий. Он случайно заимел кассету, он сообразил позвонить агенту покойника, от которого она ему перепала, – на этом его прыть иссякла. Теперь Парис производил идеи лишь за секунду до того, как выпустить их наружу.
– Я хочу... Я хочу миллион долларов. (Нормальная сумма, правда же? Солидная такая, круглая и большая.)
– Что, прости?
– За пленку. Миллион долларов хочу.
– Ты сошел с ума.
– Это правильная цена.
– Миллион долл...
