Секретарь Совета Народных Комиссаров
— Ну, как ваши дела, товарищи? — спросил Ленин. — Что остальные члены мусульманской фракции? Вы с ними встречались? Так-так… Ну и каков результат? Согласны они работать с нами?
— К сожалению, пока ничего не выходит, Владимир Ильич, — сказал Мулланур. — Мы говорили почти со всеми, кто еще остался в Петрограде. Одни наотрез отказываются сотрудничать с Советской властью, другие темнят, третьи колеблются, тянут, не дают окончательного ответа.
Ленин нахмурился. Спросил:
— Есть еще какие-нибудь вопросы?
— Нет… Разво вот только… — замялся Мулланур.
— Да? Слушаю вас, товарищ Вахитов…
— Мы пока еще не знаем, где нам обосноваться.
— Об этом мы уже подумали. Сегодня же будет от моего имени направлено предписание комиссару гостиницы «Астория». Комнат пять вашему комиссариату на первых порах хватит?
— С лихвой, — сказал Мулланур. — И канцелярию там разместим, и приемную для ходоков. И даже, я думаю, еще и для клуба место останется…
Выйдя из Смольного, они, как и в прошлый раз, долго не могли успокоиться. Особенно шумно выражал свои чувства Шариф.
— Неужто он всю Россию вот так же в голове держит? Все губернии, уезды, волости… Ему ведь не об одних только мусульманах думать приходится.
— Ты прав, Шариф, — поддержал друга Мулланур. — Однако это все же не дело — стоять тут да махать руками. Пошли!
— Куда?
— Как куда? К себе, В «Асторию».
Глава V
Весть о создании в Петрограде Комиссариата по делам мусульман в Казань привез Алим Хакимов.
В тот же день руководители Мусульманского комитета созвали экстренное совещание, чтобы обсудить новость, определить свое отношение к этому событию, решить, как им теперь действовать.
После отъезда Вахитова в Петроград деятельность Мусульманского комитета очень оживилась. Пользуясь том, что МСК, оставшись без руководителя, несколько ослабил свою работу, националисты стали действовать решительнее и активнее. Военный совет — Харби шуро — лихорадочно формировал свои отряды, рассылал обращения во все войсковые части, где были мусульмане. Правые газеты ежедневно трубили о том, что большевики надругались над демократией, разогнав Учредительное собрание, что необходимо свергнуть власть Совета Народных Комиссаров и создать национальное татарское правительство по образу и подобию Украинской рады.
События последних недель внушили националистам уверенность в несомненном торжестве их планов. Она покоилась на убеждении, что центральная власть, власть большевистского Совнаркома, что бы там они про себя ни говорили, — это власть русских. И как только это станет ясно основной массе мусульман, они отшатнутся от нее и кинутся в объятия истинно мусульманских организаций. Таких, как Мусульманский комитет и Харби шуро.
Создание Центрального комиссариата по делам мусульман спутало все их карты. Центральная власть наглядно продемонстрировала, что она всерьез хочет представлять интересы всех народов России.
Не мудрено, что известие о создании комиссариата, да еще с Вахтовым во главе, произвело на лидеров буржуазных татарских партий впочатление разорвавшейся бомби.
Мрачно выслушали они сообщение Алима Хакимова.
Собственно говоря, это была не объективная информация, а сплошной поток злобной брани, перемежающейся истошными бессильными протестующими воплями.
— Самозваное учреждение, созданное этими тремя гиенами, — кричал он, — не что иное, как орудие в руках большевиков, направленное в самое сердце нашей национальной революции! Ни одни уважающий себя революционер, ни один демократ не войдет в это грязное логово. Не зря они вынуждены были, как шакалы, жадно ловящие кость, стучать в двери всех членов мусульманской фракции Учредительного собрания, умоляя нас о сотрудничестве. Но тут — я говорю об этом с гордостью за себя, за своих коллег, — с пафосом воскликнул Хакимов, — тут мы все оказались на высоте! Мы вышвырнули их за дверь, мы прямо сказали им, что у нас с ними нет и не можот быть одной дороги!
— А как относится к этому новому учреждению наш Всероссийский мусульманский совет? — спросил кто-то из присутствующих.
— Разумеется, он тоже против этих самозванцев! — высокомерно пожал плечами Хакимов.
— Да иначе и быть не может! — послышались голоса.
— Там настоящие мусульмане сидят!
— Я кончил, господа, — сказал Хакимов. — Теперь слово за вами! Давайте вместе решать, как нам нанести этим самозванцам такой сокрушительный удар, чтобы и мокрого места от них не осталось!
— Позвольте мне, — поднялся худой, узколицый, рано начавший лысеть Баттал, редактор газеты «Алтай».
— Мусульмане, — начал он тихим, вкрадчивым голосом. — Мы с вами живем в историческое время. Именно сейчас, быть может, на столетия вперед решается коренной вопрос нашего национального бытия…
Голос его стал набирать силу. Слезливая интонация постепенно сменилась высокой патетикой, которая, в свою очередь, опять уступила место мягкому топу проникновенной доверительности.
— Быть или не быть! — с пафосом провозгласил он. Да, именно так стоит вопрос! Если сейчас мы не сумеем противостоять натиску русских, то никогда, повторяю, никогда впредь татары, башкиры, мещеряки и прочие мусульмане не смогут отстоять свою национальную самобытность. Наша святая обязанность — копить силы и ждать. Ждать, чтобы потом, когда настанет наш час, одним мощным ударом сбросить вековое иго и создать независимое демократическое мусульманское государство!
Вслед за Батталом поднялся редактор газеты «Курултай». Этот был не так красноречив. Он ограничился кратким заявлением:
— Мусульмане не допустят, чтобы их национальный интересы представлял самозваный комиссариат, созданный тремя предателями.
Затем вскочил какой-то бородатый краснощекий купец-татарин, невесть кем приглашённый на это сборище.
— Изменник Вахитов нанес нам удар в спину! Предательский удар лучшим силам мусульманского движения! — вылупив глаза, кричал он.
После этого выступления собрание уже окончательно утратило последние признаки благообразия. В многоголосом шуме и гомоне лишь с трудом можно было разобрать отдельные выкрики:
— Долой комиссариат!
— Позор предателям!
— Ноги их не будет здесь, в Казани!
Пошумев, приняли резолюцию: не признавать Центральный комиссариат по делам мусульман и саботировать все его решения и декреты.
Ночью в дверь Алима Хакимова постучали. Стук был условный, и хозяин без колебаний впустил неурочного гостя. Крупный, широкоплечий мужчина в теплой куртке, добротной меховой шапке и валенках представился:
