После смотра боевых отрядов прошли в штаб дружины, где собрались командиры.
— От имени патриотических сил России я приветствую вас, славные мусульманские воины! — торжественно произнес Сикорский. — Я уполномочен вести с вами переговоры о совместных выступлениях против Советов. Буду рад услышать, чем мы можем быть вам полезными.
— Людей у нас хватает, — сказал командир «образцовой дружины». — А вот с оружием плохо.
— Как — плохо? — удивился Сикорский. — У всех солдат винтовки самого последнего образца.
— Господин офицер, — возразил командир дружины. — Вы не хуже меня знаете, что в современной войне винтовка — это еще не все. Нужны гранаты, броневики. Нужна артиллерия.
— Подумаем, подумаем, — уклончиво ответил Сикорский.
— Скажите прямо, сможете вы нам помочь вооружением? — настаивал командир.
Снкорский почувствовал, что уклониться от ответа не удастся.
— Безусловно, господа! — решительно сказал он. — Обещаю вам, что в самом недалеком будущем у вас появятся и свои броневые отряды, и своя артиллерия.
Второй Всероссийский мусульманский военный съезд в Казани начал свою работу еще в начале января.
Большевики согласились участвовать в работе съезда, предполагая, что руководители Харби шуро трезво оценивают реальную расстановку сил в стране и на открытую провокацию не пойдут. Кроме того, они считали тактически правильным не бойкотировать деятельность Харби шуро, а дать националистам открытый бой с трибуны съезда. Губернский комитет партии и руководители губкома приняли решение послать на съезд своих представителей.
Большевистская фракция съезда выработала свою платформу и согласовала ее с губкомом. Обстановка была накалена до предела, и ораторам-большевикам приходилось нелегко.
Настоящую бурю вызвало выступление на съезде большевика Якуба Чанышева, представляющего совет военных комиссаров округа.
— Братья! — обратился он к солдатам, сидящим в зале. — Хочу, чтобы вы вспомнили, как офицеры и генералы Временного правительства гнали вас в наступление в июне прошлого года. Сколько было сказано красивых слов, сколько произнесено горячих речей! А что из этого вышло? Что получил от наступления трудовой народ? Слезы вдов и сирот, десятки тысяч погибших и изувеченных солдат. И все это лишь для того, чтобы фабриканты и помещики продолжали обогащаться. Вот я и спрашиваю вас: хотите вы, чтобы это повторилось снова? Если не хотите, подумайте, за кем вам идти. За теми, кто спит я видит, как бы им вашими руками задушить Советскую власть, или за большевиками, которые защищают интересы трудового народа!
— Долой! — зашумели в президиуме, где сидели руководители Харби шуро.
— Хватит пропаганды!
— Гнать с трибуны этого большевистского прихвостня!
— Вон отсюда русских шпионов!
Но в зале запротестовали:
— Пусть говорит!
— Просим!
— Требуем!
И Чанышев продолжал говорить:
— Партия большевиков дала крестьянам землю, солдатам и их семьям — мир, всем угнетенным пародам — свободу и независимость. Вот почему я призываю вас идти за большевиками!..
Выступления на съезде — это была лишь малая часть огромной разъяснительной работы, которую проводили в эти дни большевики. Члены большевистской фракции съезда выступали перед рабочими на митингах, объясняли им, в какую пропасть тащат их демагоги-националисты, готовые плясать под дудку мусульманской буржуазии.
Особенно успешно проходила разъяснительная работа среди рабочих Алафузовской фабрики. Собравшись на многолюдный митинг, рабочие-мусульмане, выслушав выступления представителей левой фракции Второго Всероссийского мусульманского военного съезда, единодушно вынесли резолюцию:
«Путь мусульманского военного съезда должен быть только один — путь революционного пролетариата. Никакого соглашательства ни с мусульманской, ни с русской буржуазией…»
Шейнкман сидел неподвижно, опершись локтями о стол и вцепивщись пальцами в свою густую черную шевелюру.
Со стороны его поза являла вид глубокого отчаяния. Но люди, привыкшие к повадкам Якова Семеновича, хорошо знали, что эта мрачная неподвижность свидетельствует лишь о напряженной работе мысли.
Положение в городе, однако, было такое, что впору было и впрямь прийти в отчаяние.
Но Шейнкман не отчаивался. Он размышлял.
Несмотря на то, что большинство рабочих-мусульман высказалось в поддержку Советов, в Казани было неспокойно. Город полнился слухами о предстоящем выступлении Харби шуро против Казанского Совдепа. Обыватели шушукались:
— Вот-вот начнется резня!
Шейнкман понимал, что кто-то умело подогревает и направляет молву. Необходимо принять чрезвычайные меры, чтобы пресечь всю гнусную провокационную болтовню. Но какие? Дать опровержение в газете? Смешно!
Вошел Олькеницкий.
— Яков Семеныч! Сейчас звонил Саид-Галиев. Он едет на митинг в Алафузовскии район. По пути заглянет к тебе. У него вроде какая-то идея…
Сахибгарея Саид-Галиева Шейнкман не только успел хорошо узнать за это время, но и от души к нему привязался. Сахибгарей — настоящий большевик-ленинец. Горячее сердце и холодная, ясная голова. И оратор прекрасный. Интересно, что за идея у него родилась?
Сахибгарей не заставил себя ждать. Он ворвался к Шейнкману в кабинет, как всегда легкий, быстрый, стремительный. Военная форма без погон сидела на нем как-то особенно ладно.
— Хорошо, что вы оба здесь, — заговорил он с ходу. — У меня идея по поводу всех этих провокационных слухов.
— Ну, ну? — оживился Шейнкман. — Интересно! Что же ты предлагаешь?
— Хочу повторить весь этот бред с трибуны перед рабочими и солдатами да послушать, что они скажут. Не играть больше в молчанку, не делать вид, будто никаких таких слухов нету и в помине, а вскрыть, что называется, этот гнойник…
— Правильно! — Шейнкман обнял Сахибгарея за плечи и слегка потряс. — Пусть все выскажутся! И те, кто верит слухам, тоже.
— А потом, когда все выскажутся, — посоветовал Олькеницкий, — дашь этой болтовне четкую, принципиальную оценку.
— Я не сомневаюсь, что рабочие и сами сумеют дать отпор провокаторам, — сказал Шейнкман.
— Будь уверен, — улыбнулся Сахибгарей. — Кое-кому нынче придется солоно!
Успех этого плана превзошел все ожидания.
Едва только Сахибгарей заговорил с трибуны о ползущих по городу слухах, из толпы рабочих раздались голоса:
— Кое-кому, видать, выгодно, чтобы мы резали друг друга!
— Ясное дело! Хотят натравить нас друг на друга, а под шумок опять прибрать все к рукам!
— Не выйдет!
Почувствовав, что он найдет здесь полную поддержку, Саид-Галиев решил сразу поставить все точки над «и».
— Я вижу, друзья, — заговорил он, — мне не придется растолковывать вам, чьих рук это дело. Вы уже сами смекнули, что к чему. Контрреволюционная буржуазия нарочно распускает злостную клевету,
