— В школе, — сказал Ллойд.
— Боже! Ты посмотри на это. Здесь все вены видно. А это! Где ты их прятал, сынок?
— Под матрасом.
Кинжал засмеялся.
— Старые места самые надежные. — Он взял снимок с солдатами и мертвым ребенком. — Ясное дело, американцы его убили, — он усмехнулся. — Они часто так делали. Для них это как игра. Ты посмотри на ребенка. Все кишки наружу.
— Знаю, — сказал Ллойд. — А посмотри на эту. Вот, папа. Посмотри. У него голова отвалилась, кровь так и брызжет.
— Да, верно, — Кинжал положил Ллойду руку на плечо. — А вот эта. Вот уж красавица. Вся кожа сгорела. Ох, мерзость какая. Я тебе рассказывал о своем приятеле, который сгорел?
— Нет.
— Ну, все лицо у него сгорело. Ничего не осталось. Ни ушей, ни носа, ни губ, ни глаз, ничего. Вся голова как жеванная ириска. Его забрали в больницу и засунули голову в пластиковый мешок. Просто, чтобы не развалилась. Кто-то на буровой его сфотографировал. Я попробую тебе достать. Ну-ка, посмотрим, что у тебя там еще за фотографии.
И прежде чем мы могли его остановить — прежде чем поняли, что его надо остановить — он вскочил и поднял матрас.
И замер.
У меня сперло дыхание.
Медленно Кинжал вытащил журнал. Перелистнул страницы.
— Господи Иисусе. — Он весь затрясся. — Что это, сынок?
Я взглянул на Ллойда. Никто из нас не произнес ни слова. Я слышал, как тикают часы. Очень громко.
— Я тебе задал вопрос, — Кинжал повертел журналом перед носом Ллойда. — Эта мерзость — твоя?
Ллойд не отвечал.
— Мерзость, — рявкнул Кинжал. — Меня чуть не вырвало. Еще раз спрашиваю, — лицо Кинжала налилось кровью, — это твое?
— Нет, — тихо произнес Ллойд.
— А чье же?
— Мне дал Дог.
Кинжал уставился на меня.
— Ах ты грязный сучонок! — он схватил меня за волосы и поставил на ноги. — Как ты посмел принести это в мой дом? Показывать моему сыну?!
Ллойд вцепился ему в руку и закричал:
— Оставь его в покое!
— Я его оставлю в покое! — Кинжал не выпускал мои волосы. — Я оставлю его в покое. Да я из него дух вышибу. — Он вцепился в мои волосы еще крепче.
Мой череп словно подожгли. Я представил, как кожа рвется в клочья и скальп слезает, точно кожура с апельсина.
— Это не мое! — закричал я. — Не мое!
— А чье же? — рявкнул Кинжал.
Открылась дверь и вошла Вел. Ее лицо блестело от крема.
— Что тут за шум?
— Вот! — Кинжал швырнул журнал к ее ногам. — Эта мерзость!
Вел подняла журнал. Одного взгляда на обложку было достаточно.
— Откуда это, Кинжал?
— Это нам Дог расскажет. Ну, кто тебе его дал?
— Отвечай, — сказала Вел.
— Это… это… — начал заикаться я.
— Продолжай, — приказал Кинжал.
— Это… это…
Вел подошла поближе.
— Это ведь он, верно? — спросила она. — Этот ваш жилец. Человек, которого твоя мать пустила в дом. Это он! Отвечай! Это он!
Все смотрели на меня: Ллойд, Кинжал, Вел. Ждали моего ответа.
— Да, — произнес я громко и четко. — Это он.
— Так я и знала, — в голосе Вел звучало торжество. — Знала с самого начала. Совратитель малолетних.
— Ну я с ним разберусь, — крикнул Кинжал. Он выбежал из комнаты и помчался по лестнице.
Вел бросилась за ним.
— Только без ножа, Кинжал. Только без ножа!
Я побежал за ними. Кричал, чтобы они остановились. Когда я добрался до дома, Кинжал был уже наверху и топал по ступенькам.
Вел и мама стояли в прихожей.
— Не волнуйся, — сказала Вел. — Он не взял нож.
Сверху доносились вопли.
Мама выглядела ошеломленной.
— Вел, — произнесла она тихо. — Вел?
Вел обняла ее.
— Ох ты, бедняжка. Ты не понимаешь. Я ведь тебя предупреждала. — Она провела маму в гостиную и усадила.
— Что происходит? — мама попыталась встать.
Вел усадила ее обратно.
— Кинжал разберется. Так будет лучше.
Вопли прекратились. Доносились лишь жуткие шлепки. Словно кто-то лупил по мячу. Звук отражался от стен, пробирался мне под кожу.
— Я спала, — мама смотрела на Вел. — Спала, и вдруг постучали в дверь. Я открыла, и ворвался Кинжал. Что он делает с Папой Бритвой, Вел? Что происходит?
— Преподает ему урок, — Вел погладила маму по голове. — Так нужно.
Через некоторое время Кинжал спустился. Он обливался потом, его кулаки были в крови.
— Я отделал этого типа, — сказал он, задыхаясь. — Увижу еще раз, убью. Клянусь.
Мама заплакала.
— Ну, ты идешь? — спросил Кинжал Вел.
— Сейчас приду, дорогой. Иди.
Кинжал кивнул и ушел.
Я стоял, глядя, как Вел убаюкивает маму. Комната была залита оранжевым светом уличного фонаря. У мамы в горле что-то булькало. Вел напевала колыбельную.
— Что случилось, Вел? Что случилось?
— Он приставал к нашим мальчикам, — сказала Вел тихо. — Дал Догу грязный журнал.
— Правда? — спросила мама.
— Да. Правда.
— Просто не понимаю, — сказала мама сквозь слезы. — Он всегда был такой милый, любезный.
— Так всегда бывает.
— Я не понимаю, — сказала мама.
— Расскажи ей, Дог.
— Он смотрел на детей, — сказал я. — В парке. Я видел его. Просто сидел и смотрел.
— Видишь, — сказала Вел. — Ну что я тебе говорила?
