в Джексон-Холл, Жан-Люк любил носить ковбойский прикид. Во время вечеринки он с радостью рассказывал всем желающим о своих итальянских достижениях и получил истинное удовольствие от беседы с настоящей голливудской кинозвездой. Мартель был убежден, что дама, обладавшая самой большой грудью среди всех сидевших за столом женщин, с ним заигрывала. Мартель проигнорировал все ее авансы. Но тем не менее ему было приятно, что он не остался незамеченным.
– Как прошла вечеринка у Дениз? – спросил он жену – та лишь днем вернулась из Нью-Йорка, где накануне вечером отмечала тридцатилетие своей подруги.
– Это было весело. Все гости держались очень естественно. Настоящие люди.
Мартель на ее слова не отреагировал. Черил летала обычным рейсом, несмотря на то, что в длинном ряду других самолетов на бетонной площадке аэропорта Джексон-Холл стоял его личный «фалькон». Настоящие люди, как известно, не летают за тысячи километров на собственном самолете лишь для того, чтобы повеселиться на вечеринке.
Черил склонилась к нему и потерлась губами о его губы. Он ощутил легкое давление ее тела, уловил аромат ее духов, почувствовал, как ее язык, словно дразня, пытается отыскать дорогу в его рот. На какой-то миг к нему пришло вожделение, и он притянул жену к себе. Но им тут же овладели сомнения. Кого еще Черил целовала вчера? С кем она встречалась в Нью-Йорке? Мартель отстранился и выпрямился. Черил соскользнула на его колени.
– Жан-Люк? В чем дело, дорогой? – спросила она, прикасаясь к его щеке.
Ее лицо, которое он так любил, казалось встревоженным, и у него возникло сильное искушение спросить: «Есть ли у тебя любовник? Любишь ли ты меня?»
Но Жан-Люк боялся, что не получит прямого ответа, а лишь рассердит ее.
– Прости, mon ange, – сказал он. – Все хорошо.
– Но что-то должно быть, дорогой. Возникли новые проблемы в фонде?
Мартель закрыл глаза и кивнул. Это был самый простой ответ.
– На тебя давит постоянный стресс. Тебе надо ко всему относиться чуть-чуть легче. Отдохни несколько дней. Устрой себе месячный отпуск.
– Рынок никогда не отдыхает, – ответил Мартель. – И сейчас на нем происходит очень много событий. Слишком много. Как всегда.
Черил поднялась и отошла от него. На ее лице можно было увидеть одновременно печаль и раздражение.
– Это плохо для тебя, и это плохо для нас. И мы должны что-то предпринять, – произнесла она.
– Я, пожалуй, отправлюсь в постель, – сказал, поднимаясь, Мартель.
– Не пытайся сбежать от меня подобным образом, – неожиданно жестко произнесла Черил.
Мартель никак не отреагировал на ее слова, и она схватила его за руку.
– Я же сказала, не пытайся убежать от меня. Нам надо поговорить, Жан-Люк.
Мартель повернулся к ней лицом (он уже не мог контролировать свой гнев) и сказал:
– Вам, американцам, просто необходимо все обсуждать, не так ли? Все анализировать. Боюсь, Черил, что разговорами это не исправить.
– И что же для этого требуется? – Ее глаза теперь пылали гневом.
– Лояльность. Доверие.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего. – Мартель отвернулся, опасаясь, что в ярости может наговорить лишнего.
Она снова схватила его за руку.
– Ты должен сказать, на что намекаешь. Ты меня в чем-то обвиняешь?
Мартель грубо стряхнул ее руку и зашагал в спальню.
– Ты не сможешь убежать, Жан-Люк! – крикнула она ему вслед.
Значительно позже, когда они лежали в постели спиной к спине, разделенные холодной стеной молчания, Мартель думал о том, что сказала Черил. Она права, он не смог бы убежать. Ему следовало это понять. Его одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, он был в ярости, оттого что она, возможно, ему изменила, а с другой – ему отчаянно хотелось вновь завоевать ее любовь. Больше всего его мучила неопределенность. Даже не мучила – убивала. Он не знал, обманывает его жена или нет. Но он не мог делать вид, будто не слышал того кашля.
Поэк последовал за Черил в Нью-Йорк, и Мартель встретился с ним рано утром в понедельник, очень рассчитывая на то, что детектив так или иначе избавит его от порожденных неопределенностью страданий.
Кроме того, ему надо было решить еще один вопрос. Когда Мартель сказал, что причиной его депрессии является фонд «Тетон», то он не до конца кривил душой. Рынок для разнообразия относился к нему благосклонно. Индексы «Никкей» росли хотя и медленно, но неуклонно, достигнув точки, в которой его потенциальные потери составляли всего пару сотен миллионов. Еще две недели – и он окажется в прибыли. После этого и начнется настоящее веселье.
Но он узнал еще об одной проблеме, которая грозила уничтожить все. И ее следовало решить как можно скорее. По счастью, в этом случае Мартель точно знал, что следует делать.
Утро выдалось прекрасным. Снег на верхних склонах холма Тетон маняще сверкал в лучах раннего солнца, в то время как лесистое подножие гор еще лежало в глубокой тени. Небо было ясным, и лишь вокруг Гранд-Тетона клубились облака. Они то поднимались, то опускались, принимая самые причудливые формы. Иногда они казались белоснежными грибами, порой – комками сероватой ваты, а временами становились похожими на воспарившие над горами длинные плоские клинья. Очень скоро склоны будут пестреть людьми. Самые нетерпеливые энтузиасты горных лыж уже шагали через долину к подъемникам в Тетон-Виллидже. В Вайоминге было раннее утро, но в Киеве солнце уже перевалило далеко за полдень. Мартель глубоко вздохнул и поднял трубку.
Ожидая соединения, он чувствовал, как в его груди растет ощущение всесилия. Он начинал привыкать к власти миллиардов, к тому, что может купить все, что угодно, к власти, способной поставить на колени целые страны. Но обладание властью над жизнью, властью решать, кому жить, а кому умереть, было ему в новинку, и эта власть была опьяняющей.
Мартель хорошо помнил, как это случилось впервые. Свой первый шаг, первую ликвидацию он не забудет никогда. Это произошло в Швейцарии двенадцать месяцев назад.
Они весь день катались на лыжах, и Мартелю некоторое время удавалось сдерживать скорость, чтобы не обгонять на склоне своего гостя. Но после полудня его терпение лопнуло, и он ринулся вниз, в узкую темную горловину, оставив компаньона далеко позади. Мартель остановился на плато в конце склона, посмотрел на лежащий под ним Сент-Мориц и повернулся, чтобы понаблюдать, как спускается его гость. Тот катился с горы, делая повороты неторопливо и изящно, всем своим видом демонстрируя, что вовсе не собирается соревноваться с Мартелем. Подобная рисовка перед клиентом была явной ошибкой, но Мартель ничего не мог с собой поделать. Дела обстояли так, что ему иногда хотелось встать на краю почти отвесного склона и посильнее оттолкнуться палками.
Он сделал несколько глубоких вздохов, отметив про себя, что альпийский воздух так же свеж, как и воздух Скалистых гор, но все же чем-то от него отличается. Он любил кататься в Швейцарии, хотя спуски Сент-Морица не ставили перед лыжникам таких сложных задач, как склоны Джексон-Холла. Просто Швейцария была выше классом.
Через пару минут его компаньон, облаченный в желтый горнолыжный костюм, уже стоял рядом с ним. Михайло Бодинчук был крупным розовощеким мужчиной, выглядевшим значительно моложе своих тридцати с небольшим лет. Этот человек входил в число пятидесяти самых серьезных инвесторов фонда «Тетон». Бодинчук, как и Мартель, добился больших успехов в бизнесе, и в манере ведения дел он, подобно Мартелю, не был ортодоксом. Но для достижения успеха в деловом мире Украины Михайло должен был обладать совершенно иным набором качеств, чем Мартель в своем Вайоминге.
– Там есть бар, – сказал Мартель, показывая лыжной палкой на небольшое шале у подножия пологого склона. – Может, выпьем пива?
– Почему бы и нет? – ответил Бодинчук.
Они грациозно скатились по склону, освободились от лыж и открыли застежки на ботинках. Мартель
