обмануть? Мне повезет, если я протяну неделю. О девяти месяцах не могло быть и речи.
Я выбрался из постели и налил в стакан виски. На некоторое время алкоголь меня согрел, и я даже почувствовал себя в относительной безопасности. Но немного поразмыслив, я вылил остатки виски в кухонную раковину.
Загнав себя в алкогольный ступор, я свою жизнь не спасу. Если я хочу остаться в живых и чтобы у моего ребенка был отец — пусть и в тысячах миль от него, — то должен что-то предпринять. Предпринять немедленно.
29
Ранним утром, упаковав кое-какие вещи, я вызвал такси.
— Куда едем? — спросил водитель-индиец.
— Аэропорт Логан.
Машин на дороге было немного, и весь путь до аэропорта я поглядывал назад. Вряд ли за мной следили, но полной уверенности в этом у меня все же не было. Я отчаянно боролся с искушением отправиться прямиком к международному терминалу и взять билет на Лондон. В Англии я был бы в полной безопасности. Убийцы, оставшиеся по другую сторону океана, при всем желании ничего бы мне не сделали.
У меня был выбор — бежать и забыть о «Ревер», «Био один» и Лайзе или уйти в подполье и попытаться схватиться с врагом, кем бы он ни был. Во втором случае я должен шататься вокруг Бостона до тех пор, пока меня не настигнет пуля.
Впрочем, все эти размышления не имели практического смысла. Во-первых, я давно решил, что никуда не убегу из страны, в которой живет Лайза, и, во-вторых, мой паспорт все еще находился у помощника прокурора.
Поэтому я попросил водителя такси высадить меня у терминала отправлений внутренних линий. Проболтавшись с полчаса по зданию аэровокзала и убедившись в отсутствии слежки, я отправился к стойке фирмы «Херц» и взял напрокат ничем не примечательный белый «форд».
Я проехал по 128-му шоссе до зоны отдыха и свернул на парковку. За мной, очевидно, никто не следовал, поскольку прошло более двух минут до того, как со скоростного шоссе съехала первая машина. Судя по всему, мне пока ничто не грозило.
В машине я изучил свой список медицинских центров, занимающихся болезнью Альцгеймера, а затем с помощью сотового телефона договорился о визите в три из них.
Первым в моем списке значился доктор Герман А. Нетербрук — сотрудник одного из небольших университетов, заполонивших все окрестности Бостона. Его маленький кабинет находился в здании медицинского исследовательского центра, носившего имя известного политика штата Массачусетс, ныне покойного.
Доктору было лет шестьдесят, и он показался мне равнодушным, усталым и немного циничным. Такое выражение лица часто бывает у замшелых преподавателей и ученых. Он довольно вежливо меня приветствовал и тут же вручил кружку растворимого кофе. Я, в свою очередь, передал ему карточку.
— Не могли бы вы, мистер Эйот, напомнить мне, где вы трудитесь? По телефону я это не уловил.
— Я работаю в «Ревер партнерс» — одной из венчурных компаний, инвестирующих средства в фирму «Био один», которая в настоящее время проводит третью фазу клинических испытаний «Невроксила-5». Вы, насколько нам известно, принимаете участие в проверке этого лекарства против болезни Альцгеймера. Я не ошибся?
— Нет, вы не ошиблись. Мы сравнительно недавно закончили вторую фазу и теперь, естественно, участвуем в третьей. Но, боюсь, я не вправе обсуждать с вами коммерческую сторону нашей работы. На эту тему вам лучше всего побеседовать с самим доктором Эневером.
— Меня сейчас больше заботит безопасность лекарства.
— Да, вы упомянули об этом по телефону. Но мы, как и положено в ходе испытаний, весьма тщательно наблюдаем за всеми пациентами.
— Не сомневаюсь. Не замечали ли вы каких-либо негативных последствий?
Исследуя болезнь Альцгеймера, я узнал, что о всех негативных последствиях приема лекарства врачи должны сообщать немедленно.
Нетербрук некоторое время внимательно на меня смотрел, словно решая, стоит ли отвечать на мой вопрос. Затем встал, подошел к канцелярскому шкафу и извлек из него папку.
— Сейчас посмотрим. В нашем эксперименте принимали участие тринадцать пациентов. За год, в течение которого проводились испытания, мы имели два осложнения. У одного пациента случился инфаркт миокарда, а у другого появились признаки диабета. Но поскольку мы имели дело с престарелыми пациентами, этого можно было ожидать. И все они, к счастью, выжили.
— Не наблюдали ли вы инсультов?
— Инсультов? — Он заглянул в папку. — Нет. Ни одного.
— Вы не заметили ничего такого, что могло бы вызвать у вас обоснованную тревогу?
— Если бы у меня был повод для тревоги, то я немедленно поставил бы об этом в известность «Био один». Разве не так?
— Ну, конечно, доктор Нетербрук. Благодарю вас за то, что согласились потратить на меня время.
Ощущая, что в глазах достойного доктора я выглядел несколько глупо, я вышел из здания медицинского центра, сел в машину и поехал в город Спрингфилд, расположенный в самом центре Массачусетса. Я надеялся, что задавал правильные вопросы. Однако если среди участников испытаний случаев инсультов не наблюдалось, то характер вопросов вообще не имел никакого значения.
В Спрингфилде располагалась клиника, специализирующаяся на изучении болезни Альцгеймера. Принявший меня доктор Фуллер оказался длинноногой блондинкой лет тридцати двух с роскошными ресницами. Сначала я пожалел доктора Фуллер, бесполезно гибнущую в обществе старцев, но, немного поразмыслив, решил, что когда мне стукнет восемьдесят, то скорее всего я буду думать совсем по-иному. Она говорила, точнее, мурлыкала с нежным южным акцентом, и я с трудом сосредоточился на сути слов.
Я узнал, что один из ее пациентов, участвующих в клинических испытаниях, получил небольшой инсульт примерно через девять месяцев после начала приема препарата. Еще один скончался от бронхиальной пневмонии, что, по словам доктора Фуллер, со старыми людьми иногда случается.
Итак, один инсульт на двадцать три пациента. Это ничего не доказывало.
Затем я отправился в Хартфорд на встречу с доктором Питом Корнинком. Доктор оказался жизнерадостным человеком с большой бородой и вьющейся над ушами шевелюрой цвета стали.
Один из его шестнадцати пациентов жаловался на боли в печени, а другой скончался от инфаркта миокарда.
— А как насчет инсультов? — поинтересовался я, не сомневаясь, что если таковые случались, то он мне о них обязательно скажет.
— Ни одного. По крайней мере среди страдающих болезнью Альцгеймера.
— О'кей, — сказал я и, немного подумав, спросил: — Почему вы выделили именно их?
— Потому что мы имеем пациентов, страдающих от парциальной деменции, или слабоумия. Их болезнь вызывается так называемыми микроинсультами. Суть ее, грубо говоря, состоит в том, что в небольших сосудах головного мозга возникают тромбы или спазмы, и прилегающие к сосудам ткани лишаются притока крови. За несколько лет ткань мозга в зоне повреждения гибнет и размягчается. Все внешние проявления этого недуга весьма сходны с симптомами болезни Альцгеймера. Симптомы настолько схожи, что их часто путают.
— И микроинсульты случаются у этих больных постоянно?
— Да, — ответил бородатый доктор. — А иногда у них случаются и обширные инсульты.
— Насколько я понимаю, вы исключаете подобных пациентов из вашей программы исследований?
— Исключаем. В тех случаях, когда это возможно. Однако часть таких пациентов, безусловно, проникает в сферу наших исследований. Окончательно болезнь Альцгеймера можно диагностировать лишь при вскрытии.
— Не приходилось ли вам менять диагнозы пациентам из числа тех, которые принимают участие в клинических испытаниях?
— Приходилось. Троим.
