крестьяне ходят по уцелевшим селам, выпрашивая милостыню для «погорельцев», и все готовы прийти им на помощь. С собранными деньгами они возвращаются и строят себе новое жилье. Таким образом ежегодно расходуются миллионы рублей на то, чтобы возместить ущерб от пожаров.
Именно благодаря крестьянам Россию покрыли бесчисленные белые церкви, столь оживляющие унылую равнину. Крестьяне отдавали последние гроши на постройку этих зданий, куда они могли прийти со своими печалями и надеждами, чтобы снять тяжесть с души. Крестьянин хочет, чтобы его дети первым делом выучили молитвы и Слово Божие. Самое заветное его желание – увидеть своего сына в священниках. Крестьяне никогда не употребляют слово «убийца»; они говорят «душегуб». Именно поэтому крестьянин столь отважно противостоит опасности. Тело для него не имеет значения, главное – не запятнать душу, поскольку Бог покарает за это.
Таковы характерные духовные черты русского крестьянина. «Экономический материализм» – не для него.
Глава 26
Интеллигенция
В 1918 г., вследствие захвата власти большевиками, я снова оказалась изгнанницей и с тех пор жила за пределами родной страны. Соответственно рассказ о моем личном участии в российских событиях подошел к концу. Однако мне представляется, что я не могу поставить точку, не ознакомив читателя со своими впечатлениями, оставшимися от жизни среди российского народа в течение трех четвертей века, от характера, умонастроений и самых сокровенных целей тех людей и классов, которые в течение многих десятилетий вели борьбу за свой идеал свободы.
Мои ранние впечатления восходят к тесным контактам с дворовыми и крестьянами из деревни, прилегавшей к границам нашего поместья. Крестьянки становились кормилицами помещичьих детей и жили у хозяев на положении привилегированной прислуги, но никогда не теряли связей с односельчанами, которых любили и жалели, проявляя самый пристальный интерес к их делам. Няньки, горничные и прочая прислуга пользовалась каждой свободной минутой для горячего спора о деревенских проблемах. Я, господское дитя, сидя рядом с любимой няней, прислушивалась к этим спорам и, затаив дыхание, впитывала впечатления, которые навсегда остались в моей памяти.
Родители-дворяне не имели привычки вести при детях разговоры на такие темы, которые непосредственно не касались их молодых жизней. Особенно родители старались не возбуждать их картинами мрачных сторон социальной и семейной жизни. Крестьяне, наоборот, были откровенны со своими детьми, и те с самого раннего возраста слышали о несправедливостях, которым подвергаются родители и их друзья. Поэтому господский ребенок при всякой возможности старался проскользнуть в людскую, где при его появлении не прекращался откровенный разговор. И лишь когда обсуждалось что- нибудь очень важное или ожидалось появление старших членов семьи, ему обычно говорили:
– Мать не позволяет тебе ходить в людскую. Возвращайся в детскую.
Таким образом, помещичьему ребенку ничто не препятствовало прикоснуться к заботам и тревогам крестьянского мира – столь резко отличающегося от того, в котором он родился. Лично я ощутила эту двойственность впечатлений в трехлетнем возрасте. Мой разум был полон трудных вопросов, на которые я не могла дать ответа. Разумеется, не все дети оказывались под таким сильным влиянием. Более пассивные подчинялись родителям, занимались своими делами и не интересовались ничем, что не затрагивало их жизнь. Однако те, кто поотважнее, стремились к более глубокому участию в окружающей жизни. Для детей очень характерно яркое воображение. Когда ребенок начинает рисовать в своем уме различные картины, у него начинается собственная внутренняя жизнь, и на первый план выходит вопрос о том, в какую сторону направить эту жизнь – к добру или ко злу. В таком случае первостепенную роль играет окружение. Счастливы те дети, которые с самого раннего возраста воспитываются в духе честных принципов, проявляющихся не только на словах, но и на живом примере.
Хотя моя семья большую часть времени жила в глухой провинции, мы часто переезжали из одной губернии в другую и нашу жизнь разнообразила тесная дружба с окружающими помещиками. Кроме того, мои мать и отец были образованными людьми, воспитанными в традициях Великой французской революции. В пятидесятых и шестидесятых годах прошлого века встречалось много образованных дворян. Большое влияние на русское общество оказали и Наполеоновские войны. 1848 год, посеяв глубокие сомнения, в то же время стимулировал стремление к знаниям. Наконец, пожилые люди еще помнили 14 декабря 1825 г. Они знали Пушкина наизусть и шепотом читали стихи Рылеева. За закрытыми дверями изучались сочинения Шевченко и Ростопчиной, а в дворянских библиотеках непременно имелись труды французских энциклопедистов. Помещики с такими интересами, как правило, не занимались своими поместьями лично – они оставляли эту работу управляющим и старостам, а свое время посвящали обширному чтению. Они слегка ворчали на существующий порядок и пытались насадить в своих семьях европейские понятия. Нередко их дети, переходя от жизни в детской к жизни в гостиной, легко впитывали дух европейской культуры и забывали все те идеи, которые почерпнули из контактов с простым народом; но иногда, к удивлению родителей, дети не желали подчиняться стандартам приличного общества, которые были приняты в гостиной, и пытались претворить в жизнь свои идеалы равенства и справедливости для всех людей. В семьях часто шли споры на эту тему. Родители с удивлением и подозрением выслушивали речи молодежи, которая в своей чистоте признала все евангельские истины и стремилась воплотить их в жизнь. Родители обычно утверждали, что христианское учение идеалистично и недоступно для простых смертных. Представители старшего поколения, несмотря на свое светское образование и примирение с жизненными реалиями, нередко оставались верующими людьми и ухитрялись сочетать искреннюю верность русскому самодержавию с не менее искренней верой в учение Христа. Однако дети, особенно те, кто получал образование дома, а не в государственных гимназиях, замечали несоответствие между теорией и практикой.
Неиссякающим источником вдохновения для младшего поколения служила русская литература, которая уже в начале шестидесятых подняла прекрасное знамя гуманизма. Когда я спрашивала своих товарищей по революционной работе, что подвигло их посвятить свою жизнь борьбе с деспотизмом, обычно они отвечали примерно так:
– В Темрюке [крохотном провинциальном городке] не было никого, кто бы мог рассказать нам о новых течениях мысли. Закончив школу, я намеревалась пойти в учителя, поэтому стала много читать. Открыв для себя стихи Некрасова, я почувствовала, будто бы родилась заново. Я переехала в Киев, где училась на акушерских курсах – единственных курсах для женщин, существовавших в то время. А теперь я хочу идти с вами в народ.
Так мне отвечала Мария Коленкина, физически хрупкая девушка с железной волей и кристально чистой душой, готовая перенести адские муки ради достижения своей цели. Вся ее юность прошла в трудах, полных страшных опасностей, завершившихся приговором к десяти годам каторги. Однако весь этот срок она провела в постели, слабая и больная. Она переносила свои страдания в холодной одиночной тюремной камере стойко и без жалоб. Все ее аргументы сводились к единственной фразе: «Так нужно».
В другой раз от другого человека я получила такой ответ:
– Матери у меня не было, а отца я ненавидел за его порочную жизнь и за жестокость к людям. Я любил читать, особенно «Искру».[64] Сперва она казалась мне смешной. Позже я начал улавливать в ней скрытый смысл, что породило во мне желание более глубоко и подробно ознакомиться с сущностью российской общественной жизни. Мои изыскания привели меня в тюрьму, но зато теперь я могу работать вместе с борцами за свободу.
Так в самых отдаленных уголках нашей огромной страны вырастали люди, имевшие сознательную цель в жизни. Университетские студенты приносили новые идеи в самые глухие уезды. Они пользовались большим влиянием на провинциальную молодежь, которая с легкостью усваивала европейские теории. Таким образом, малообразованная молодежь тоже вставала на сторону тех, кто отвергал старые формы жизни и призывал к более широкому, свободному образу мысли. Конечно, не все желали свободы так сильно, что готовы были принести себя в жертву страшной, жестокой власти, притеснявшей страну, но все без исключения боготворили тех, кто хоть чуть-чуть приоткрывал дверь для доступа чистого, свежего воздуха. Некоторые были очарованы величием предстоящей борьбы и ее целей. Такие люди нередко позволяли увлечь себя энтузиазму, не успев толком испытать свои силы. Встречались редкие натуры, которым переход от обеспеченной и привольной жизни к мрачному существованию в темных, сырых
