тюремных казематах давался так же естественно, как куколка превращается в бабочку. Их дух освобождался от внешних уз и воспарял в такие высоты, где разум и воля не знают преград.
Молодежь из университетских городов в шестидесятые годы находилась в лучшем положении, чем жители провинции. Этот период был отмечен полным развитием среди русской интеллигенции тех принципов, которые провозглашали Герцен, декабристы и другие революционные агитаторы. В столицах идеи гуманизма и средства, предполагавшиеся для их воплощения, были уже знакомы мыслящим членам общества и широким кругам читающей публики, в то время как в провинции не успел закончиться период немоты, Петербург уже мог говорить, читать и писать. Студенты часто проводили собрания, на которых подвергали критике своих профессоров и требовали изменений в университетских уставах. Когда их высылали домой, в отдаленные уголки страны, они рассказывали захватывающие истории о своих победах и поражениях. Их родители, нередко очарованные тем красноречием, с которым дети нападали на крупных чиновников и знаменитых ученых, обычно все же пытались утихомирить своих сыновей, опасаясь, что из- за подобной неосторожности те останутся без дипломов и отправятся в тюрьму или в ссылку. Студенты, изгнанные из университетов, возвращались в провинцию героями. В более просвещенных городах их пытались устроить в местные учреждения, библиотеки, музеи и комитеты. Молодежь, не учившаяся в университетах, преклонялась перед глашатаями свободы и света. Школьники стремились прийти им на смену в борьбе за те же благородные принципы. Девушки мечтали об университетском образовании в Москве, Петербурге или за границей. В семейной жизни продолжался конфликт между старшим и младшим поколениями. Социальная атмосфера все сильнее насыщалась недовольством; в разговорах и в печати постоянно встречались проявления протеста.
Таким образом, для российской интеллигенции шестидесятые годы стали переходным периодом. Хотя положение дворян как хозяев страны по-прежнему было непоколебимым и большинство из них все так же отвергало новые идеи, младшие, лучшие представители этого класса и кое-кто из старших, читавших Герцена, поднялись над общим уровнем и приобрели чувство гражданской ответственности. Молодежь, которая в детстве с открытыми глазами слушала рассказы старших о юных «безумцах» из числа гвардейских офицеров, которые вышли на Сенатскую площадь с целью низвергнуть Николая I, выросла и была готова сама вступить в борьбу. К началу семидесятых многие ее представители уже пытались прибегнуть к просвещению как к средству достижения своих целей и потерпели неудачу. После того как их надежды обратились в прах, они вступили в наши революционные ряды, так как убедились, что победить столь сильного врага, как российское самодержавие, невозможно без кровопролития. В своих попытках просвещать массы они основывали школы, библиотеки и сберегательные кассы. Эти первопроходцы не получали никакого вознаграждения. Богатые люди финансировали работу из собственных средств. Однако недолгие весенние мечты были загублены ранними заморозками. Правительство запретило интеллигенции вступать в какие-либо контакты с крестьянами. Полиция с удвоенным рвением взялась за дело, и уже в начале семидесятых многие учителя были сосланы в северные губернии, а другие оказались под полицейским надзором. Все их заведения были закрыты, а снова открывать их не дозволялось. Такая вопиющая несправедливость вынудила многих молодых людей обратиться к нелегальной работе как к воплощению своего стремления работать на благо возрождения России.
Российская молодежь устремлялась в сферу общественной деятельности не вследствие случайного порыва, не в результате наносного иностранного влияния. Движение за освобождение явилось естественным продолжением и развитием тех задач, которые поставили перед нами такие мыслители екатерининской эпохи, как Радищев и Новиков, и те реформаторы-демократы, что пришли им на смену и умерли в тюрьме или в ссылке. Несмотря на все старания реакции, их идеи получили широкое распространение, и именно поэтому с такой готовностью был воспринят либерализм, провозглашенный «с высоты трона» после поражения под Севастополем. Общество в существенной степени было готово к реформам, и молодежь поспешила занять уготованное для нее место.
Уже в то время лучшие научные и общественные силы происходили из того слоя общества, который непосредственно соприкасался с народными массами. Представители tiers-etat[65] поднялись на интеллектуальный уровень дворянства и кое в чем превосходили его. В университетах они выделялись своей настойчивостью и способностями. Они стали вожаками так называемых «студенческих беспорядков». Однако первопроходцы «хождения в народ» состояли почти исключительно из детей знатных семейств вследствие их более высокой образовательной подготовки. Третье сословие только начинало в заметном числе выходить на первый план, в то время как дворяне уже пожинали плоды расцвета либерализма, и поэтому из их среды вышла самая большая доля пропагандистов и борцов. Особенно это относится к женщинам, так как tiers-etat еще не осознало необходимости давать образование дочерям, и в институты[66] поступали почти исключительно дочери дворян.
Борьба, в которую вступила российская молодежь, вдохновлялась не только видениями прекрасного и отдаленного мира. Она также покоилась на призывах к дружбе и взаимному доверию, которое связывало каждого борца с его товарищами. Они приносили в жертву своей работе все лучшее, чем обладали, и больше всего на свете боялись, как бы чем-нибудь не нарушить общепризнанных этических норм своего движения. В среде народников стандартом для личных отношений считались «свобода, равенство и братство», и любой отход от этого правила подвергался осуждению. Такое дружелюбие не только смягчало суровую жизнь в тюрьме и ссылке, но и содействовало укреплению нашей веры в человека и в справедливость, за которую мы пострадали.
Больше всего мучений пришлось на долю тех, кто, принужденные прекратить просветительскую деятельность, боялся включаться в революционную работу. Эти честные, но слабые личности, лишившись возможности приложения своих умственных и нравственных стремлений, вели пустую, бесцельную жизнь, впадали в уныние и нередко приобретали привычки, подрывавшие их здоровье и нравственное равновесие. Таким путем Россия потеряла множество ценных работников в сфере образования. Самым выдающимся из них был Гаршин – писатель, отчаявшийся принести пользу обществу в таких деспотических условиях и покончивший с собой.
Аналогичные случаи отчаяния наблюдались у молодых политических ссыльных, оказывавшихся в одиночестве на заснеженных берегах Северного Ледовитого океана. Там даже туземцы появляются редко, не слышно звуков родной речи, а суровая природа на каждом шагу грозит смертью. Если двоим или троим людям удавалось устроиться вместе в этих бесплодных местах, они жили хорошо и порой даже счастливо. Они жадно следили за ходом борьбы на далекой родине, где на их место вставали новые бойцы и где новые жертвы приносились на алтарь будущей свободы. Они стремились снова броситься в бой и постоянно строили планы побега. Иногда побег им удавался, но чаще бывало наоборот. Некоторые беглецы направлялись на запад через всю Сибирь. Те, кто жил к востоку от Байкала, бежали во Владивосток и морем добирались до европейских берегов. Женщины переносили опасности пути через тайгу и пустыню с той же отвагой, что и мужчины.
Письма ссыльных, которые они ухитрялись отослать, были полны юмора и описаний красоты окружающей природы. Суровые условия и невзгоды они считали нормальной частью своей жизни военнопленных. Они с презрением встречали чиновников, которые приезжали из Петербурга в надежде услышать от них слова раскаяния. Чиновники возвращались с пустыми руками и доносили, что эти ссыльные – «закоренелые преступники».
Варварская реакция восьмидесятых годов сделала революционную работу в России практически невозможной. На помощь администрации в подавлении любого вольнодумства и протестов были призваны все бесчестные элементы в стране. После одухотворенной просветительской работы шестидесятых годов и революционной деятельности семидесятых Россия словно окаменела. Однако продолжалась аналитическая работа, пролагавшая путь к новым фазам борьбы. В наши дни всемирных катаклизмов эти ранние попытки могут показаться незначительными, но они были необходимы. Благодаря им появились первые трещины в оковах, сдерживавших русскую мысль. Эти попытки стали началом движения, охватившего всю Россию и давшего могучий импульс непрерывному и неизменно расширяющемуся прогрессу в сфере мысли и гражданской сознательности.
Насколько я помню, именно в шестидесятые годы ведущие писатели впервые воспользовались словом «интеллигенция» для обозначения тех просвещенных умов, которые искали в гуманистических идеалах и беспристрастной справедливости решение классовых проблем и исключали из социальных конфликтов
