Главная цель наша в походе сем: разбить новгородцев дополна ранее, чем король Казимир повернуться успеет. Вести у нас еще есть от Даниаровых татар, что у хана Ахмата междусобье в Орде. Посему летний поход начать надо немедля. Бог помогает нам — во всей новгородской земле сушь великая, голод там будет. Мы же, сговорясь с князем Тверским, ни единого воза с хлебом к Новугороду не пропустим. Будем у Торжка зимой все хлебные обозы, а летом все лодки имать…
Иван Васильевич подошел к развернутой на столе самой большой карте, и опять его голос зазвенел твердо и уверенно:
— Сими двумя путями: на Русу и на Вышний Волочок идти полкам нашим. Но мало сего. Надо войско новгородское на части разделить ныне же, дабы умалить силу их ратную, дабы не знали, куда им метнуться. Яз псковичам приказ дал идти в конце мая к Новугороду со всеми полками, с пищалями, дабы новгородцы и туда войска слали. К концу же мая готовыми быть воеводам: Борису Матвеичу Тютчеву — в Москве; Образцу же Василью Федорычу — в Устюге. Оба, как укажу им, должны идти враз, в один день в Заволочье, где у Господы самые богатые земли, дабы Господа вновь силу свою дробила и туда полки свои слала. Нам же тем самым тыл свой со стороны Двины заслонить надобно. Большую свою силу, тысяч десять, не менее, пошлем мы на Русу, к устью Шелони, а там — пойдет она к Новугороду крут озера Ильменя. Яз же сам с главной силой пойду на Торжок и Вышний Волочок. О прочем ждите приказов от меня через брата, князя Юрья. Разумеете?
— Разумеем, государь, — повскакав с мест, кричали воеводы, — веру великую вложил ты в нас!
— Сами мы ратные люди и зрим как хитро ты задумываешь!
— Мы за водительством твоим, яко за стеной каменной!
Иван Васильевич сделал знак, и все смолкли.
— Еще едино. Всем полкам и отрядам не отходить друг от друга далее ста верст и денно и нощно вестниками ссылаться. А наиглавно — вести бы всякий час в государев стан приходили, дабы вестники вовремя от меня приказы всем воеводам развозить могли…
— Нарядим все, государь, — с воодушевлением говорили воеводы. — Каждый приказ твой борзо и точно исполним!..
— Токмо по разуму, — перебил их великий князь. — Умейте и сами так деяти на месте, где видней вам, чем государю, дабы наидобре приказ исполнить. Помните каждый: что решил — мигом исполняй, дабы вороги не упредили тобя. Каждый шаг вражьих сил ведайте точно…
Государь оборвал речь свою, увидев в дверях дворецкого Данилу Константиновича, и молвил весело:
— Ну, да пред отпуском полков ваших буду яз еще беседу с каждым из вас иметь пространную. Сей же часец изопьем кубки за начало рати и пообедаем все за моим столом.
После отдания Пасхи, когда последний раз пасхальные песнопения поют, тридцатого мая завершил Иван Васильевич с братом Юрием составление порядка выступлений воевод своих с полками к Новгороду Великому, а тридцать первого мая, в День Еремея-распрягальника, когда поселяне с концом ярового сева все полевые работы кончают, выступили одновременно в Заволочье боярин Тютчев с московскими полками и воевода устюжский Образец со своими устюжанами и вятчанами.
Беседуя об этом с Юрием, Иван Васильевич набожно перекрестился и молвил:
— Не оставь нас, Господи! Великая рать с Новымгородом зачалась.
Перекрестился следом за братом и князь Юрий, добавив:
— Помоги нам, Господи и святые угодники московские…
— Так вот, Юрьюшка, — продолжал великий князь, — приказывай воеводам моим именем: князю Даниле Холмскому, который вельми скорометлив в ратном деле, выступать первому седьмого июня ко граду Русе, а потом к устью Шелони, где бы соединился он с полками псковичей…
Иван Васильевич досадливо усмехнулся и заметил:
— Нет у меня веры во псковичей, не соблюдут, боюсь, сроков своих, мешать будут Холмскому. Вся надежа моя токмо на князя Данилу. Десять тысяч даем ему, да пусть он точно соблюдает день в день, час в час, куда и в какое время в указанные грады ему приходить, как на его ратных чертежах мечено. Даем еще князю Даниле быстрые конные полки из татар Даниара-царевича. На походе пущай Холмский-то пустошит нещадно и грабит все грады и селы новгородские и полоны берет, дабы страхом гнать людей новгородских к Новугороду, дабы теснота, страх и голод были в сем гнезде осином…
Иван Васильевич нахмурил брови и добавил:
— Помни токмо, Юрьюшка, нигде воли татарам не давать. Добычи и полона им у христиан не брать. Токмо Русь православная карать может за вероотступничество.
— Истинно так, Иванушка, — подтвердил Юрий, — а то пороги наши во зло сие обратят, скажут, добром христианским татарам платим. Вот еще что скажу тобе, Иванушка. В Русе-то могут задержать князя Данилу. Крепок град-то сей заставой своей, и пищали в нем есть. Мыслю, на всяк случай, дабы Холмскому вровень идти с полками князя Стриги-Оболенского, надо ему оставить на задержку запас времени…
— И яз так мыслю, Юрьюшка, — молвил государь, — а посему задержим Стригу-то здесь. Укажем ему выступать из Москвы на Акулину-гречишницу, через седмицу. Токмо ты ему числа и дни на прибытие в другие грады и селы исправь и о сем днесь же Холмскому доведи, а главное — укажи князю Даниле, когда князь Стрига в Вышнем Волочке будет, отколь к реке Мсте пойдет и к устью ее у Ильмень-озера. Сколь силы-то мы дали Стриге?..
— Тысяч пять, государь, — ответил князь Юрий, — потому сей отряд всего в семи днях от главной нашей силы, нам ему легче помочь, чем князю Даниле.
— Добре сие придумано, — согласился Иван Васильевич. — Знать, и мне с главными силами из Москвы выступать надобно попозже — на Мефодия-перепелятника, тоже через седмицу. Следи, Юрий, дабы удельные-то наши в Волок пришли точно. Кто не придет вовремя, ждать не буду, пусть на собя пеняет после…
Долго еще беседовали братья, не отрываясь от карты с чертежами, вычисляя время всех переходов и точно намечая по дням и числам движение главных сил, дабы об этом так же точно знали и все воеводы. Было намечено, чтобы выиграть время в движении к Новгороду, производить присоединение отрядов союзников уже на походе. Так, полки великого князя Тверского должны были присоединиться к пехоте главных сил московских в Торжке. Для своих же удельных войск сборным местом назначен был Волок Ламский.
— Все сие, Иване, — радостно воскликнул Юрий, — так придумано и все исчислено, что нету у меня никакого сумления! Наиразумно ты, Иване, изделал, что воеводами Образцом да Тютчевым заслонился от Заволочья. В бой еще не вступая, ты уже силу новгородскую на части разделил. Главное же, государь мой, ты на походе так силы все свои поставил, что ворогам никак нельзя нас уязвить и удары наши упредить…
— Верно, Юрьюшка, — подтвердил Иван, — поход-то Холмского с полудни, а Стриги с полунощи смутит новгородцев, а наши главные силы, идя меж двух сил передовых отрядов сзади, любому на помощь придут, ежели на какой из них главные силы новгородские ударят…
Когда совещание братьев окончилось и Юрий ушел, Данила Константинович осторожно, не входя в покои, отворил дверь и нерешительно остановился на пороге. Государь, все еще поглощенный мыслями о войне и походе, не сразу заметил приход дворецкого.
Вдруг сердце его упало, и тоска вошла в душу. Он вспомнил все. Подошел к дворецкому и, положив ему руки на плечи, спросил с тоской:
— Ну, как она там, Данилушка, в монастыре-то? Что баила?..
Данила Константинович взволнованно потупился и тихо заговорил:
— Был яз, государь, у Дарьюшки. Ныне она — мать Досифея. Не приняла мя. Мать-игуменью передать молила, что-де она от мира ушла и мира боле не ведает. Токмо, мол, Богу молюсь за грехи свои и за чужие, а опричь того ничего через игуменью-то не наказывала…
Иван Васильевич ни о чем больше не спрашивал. Понял он все и молвил:
— Поборет она любовь земную ради небесной…
Помолчал и тихо добавил:
— Прости мя, голубица моя кроткая…
Быстро отошел от дворецкого, задохнувшись от внутренней боли, и произнес глухо:
