От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе

налог уплачен, отмечалось примитивным способом – надрезом на деревянной табличке-бирке, разделенной на две половины. Одну половину брал себе сборщик, другую – плательщик налога. (Вероятно, отсюда и возникло название taille: это слово по-французски может значить и «резание», и «бирка». – Пер.). И наконец, господин мог в любое время и при любых обстоятельствах вызвать к себе крепостного для работы на себя. Крепостной был обязан во время таких барщинных работ – по-французски они назывались corvees (corporis angariae, operae), – которые делились на обычные и сверхурочные (perangariae), обрабатывать господскую часть земли, перевозить на телеге продукцию господского хозяйства, участвовать во всех полевых и строительных работах, которые проводил его господин. Крепостного могли направить на работы по ремонту замка, заставить конвоировать преступников, чинить дороги и мосты или участвовать в обороне крепости. Теоретически он сам, его труд и плоды его труда целиком принадлежали господину. Таковы были повинности, лежавшие только на крепостном крестьянине.

Но существовали и многие другие повинности, по которым с него требовали больше, чем с других подлежавших этим же повинностям вилланов. Эти платежи, которые иногда выплачивались деньгами, но в большинстве случаев натурой, назывались champ arts, complants или пошлинами, состояли из зерна, вина, скота, домашней птицы, воска, подарков в определенные дни года (salutes) и сборов за пользование неразделенными землями господского владения. Крепостной так же, как виллан, должен был признавать баналитеты (то есть монопольные права) господина на печь, мельницу и пресс для выжимания сока из винограда. Часто он был вынужден признавать исключительное право господина охотиться и иметь голубятню, а также исключительное право господина продавать свои виноград и вино раньше всех (оно называлось banvin). Вилланы и крепостные были обязаны служить своему господину, словно главе независимого государства, военную службу или платить вместо нее налоги. Они должны были вносить дополнительные налоги, называвшиеся «помощь», по случаю посвящения в рыцари или свадьбы детей господина, для его выкупа из плена или для возмещения расходов, которые он понес во время Крестового похода. Точно так же они были должны обеспечивать его жилищем, едой и другими нужными вещами (prise) и содержать его и его спутников (procuration). Еще крепостные платили господину за право пользоваться дорогами и за право бывать на рынках, на ярмарках и в портах. Если у феодального сеньора были свои полиция и суды, они также находили предлоги для штрафов и конфискаций. Имущие слои общества, за исключением духовенства и правителей, не знали здоровых методов управления экономикой и не понимали, что для них лучший способ повысить доход со своих земель – защитить крестьянина, который создает этот доход. Для них и еще больше для их грубых и алчных служащих – мэров, провостов, бейлифов, амманов, из которых многие получили свои должности по наследству, – масса сельских жителей, которых можно было эксплуатировать как угодно, была только стадом двуногих скотов. На этих скотах, по мнению служащих, можно было пахать, пока они не надорвутся, только ради сиюминутных интересов.

Не делалось никаких попыток усовершенствовать производственные процессы в крестьянском хозяйстве. Феодалы не были знакомы с научным ведением сельского хозяйства и презирали земледельческий труд. Им не приходило на ум поощрять крестьянина за лучший результат или помочь ему получить с земли больший урожай. Вилланы, предоставленные самим себе, без руководства, совета и поддержки, без капитала, имевшие слишком мало скота и несовершенные орудия труда (иногда только лопату, заступ и деревянный плуг), продолжали обрабатывать свои наделы затратными методами экстенсивного земледелия. Они не понимали, что такое севооборот, не знали, что можно восстановить плодородие земли, засеяв ее корнеплодами или травами, слишком экономно расходовали на удобрение навоз. Они слишком усердно следовали обычаю оставлять землю под паром и сжигать сорняки. В первые два столетия этого феодального периода освоение новых сельскохозяйственных земель шло медленно. Большая часть земель Запада по-прежнему была занята вересковыми пустошами, болотами и лесами. Зерновые культуры, виноградники и технические культуры занимали лишь ее малую часть. В хлевах по- прежнему стоял главным образом мелкий скот, и пастбищ по-прежнему было больше, чем лугов (которые выкашивали, заготавливая сено). Вилланы, запертые в тесных границах поместья, где для них не было достаточно сильных побудительных причин, чтобы повышать продуктивность своего хозяйства, производили лишь самое нужное для своего господина и самое необходимое для выживания своей семьи.

Надел виллана был, как правило, достаточно большим, хотя его размер зависел от плодородия почвы. В Эльзасе этот размер в среднем был равен 30 акрам, в Германии составлял от 20 до 180 акров, в Англии от 15 до 30 акров и лишь в исключительных случаях достигал 50 акров – среднего размера наделов во Франции и на остальном Западе. К этому нужно добавить, что крестьянин участвовал в пользовании пустошами, пастбищами и лесами, принадлежавшими деревенской общине или господину. Но в некоторых странах, например в Англии, в Германии и на востоке Франции, пахотные земли были разделены на узкие полосы, которые обрабатывались одинаковыми для всех способами. Это правило, а также сильное дробление (morcellement) имений и наделов в других местностях, вызванное новым принципом равных долей, очень затрудняло работу земледельца и препятствовало улучшениям в сельском хозяйстве. К тому же ничто не побуждало виллана увеличивать стоимость его земли, поскольку он не был ее хозяином, и ему было непросто передать или продать ее кому-либо, отдать ее в чужие руки по своему желанию или хотя бы спокойно собирать с нее плоды своих же трудов. Ничто не побуждало его осваивать приемы интенсивного земледелия, поскольку он не имел никакой возможности распорядиться дополнительным урожаем, который получил бы благодаря этому. При феодальном строе землевладелец был вовсе не партнером крестьянина, а паразитом, всегда грубым и капризным, для которого любое улучшение почвы надела было предлогом, чтобы потребовать новый налог. Отбирая у вилланов так много плодов их труда, что половина их стараний пропадала напрасно, феодал лишал их охоты проявлять инициативу и этим еще в зародыше уничтожал в них всякую жажду деятельности. Поистине, главной изначальной ошибкой феодалов было то, что они эксплуатировали крестьян вместо того, чтобы помогать им эксплуатировать землю.

Но и при такой неразумной экономической организации сельское хозяйство в первый период западного феодализма все же обеспечивало крестьянам некоторые из элементарных жизненных потребностей. В обществе, где жизнь человека почти всецело зависела от плодов земли, миллионы людей могли жить лишь благодаря тому, что пользовались участками этой земли, монопольными владельцами которой были сословия феодалов. Виллан, прикрепленный к земле, дававшей ему жизнь, уже не был, как всегда были рабы, существом без дома и корней, которое перебрасывают из одного имения в другое, у него был свой домашний очаг – хижина и семья. Он был свободен от тревог, которые выпадают на долю наемного труженика, – не мучился от безработицы, не искал себе работу. Земли было много, и каждый земледелец мог быть уверен, что получит часть ее в аренду как свободный человек или как крепостной. Виллан не мог быть собственником своего земельного капитала, но по крайней мере был уверен, что за свой труд получит часть доходов с этого капитала. С другой стороны, господину тоже было выгодно предоставить земледельцу право хотя и не собственности, но неограниченного пользования землей: тут интересы господина совпадали с интересами крестьянина. Землевладелец, ревниво оберегавший то, что имел, оставлял себе право собственности на землю и значительную часть доходов, которые она приносила, но виллан – единственный, кто своим трудом обеспечивал непрерывное поступление этих доходов, – получал по формальному договору или по молчаливому соглашению право бессрочного пользования, не менее ценное, чем полная собственность. Он мог передать свой надел наследникам, хотя для этого и было много препятствий. Ему даже удавалось получить разрешение продать или обменять свой надел. Эта разновидность пользования была шагом на пути к произошедшему позже возникновению крестьянской собственности. А пока она не сформировалась, виллан-пользователь был до некоторой степени независимым на своем наделе и мог обрабатывать его как желал. От него требовалось лишь одно – точное исполнение своих обязанностей. И наконец, при экономике, в которой преобладало натуральное хозяйство, земледелец напрямую получал пользу от продуктов своего труда, поскольку сам потреблял или оставлял себе все, что оставалось у него после уплаты всех сборов и платежей.

Хотя положение вилланов не было определено в законодательстве, эти люди, по крайней мере, жили