От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе

Будапешт, Вратислав (он же Бреслау) (теперь Вроцлав. – Пер.), Гданьск (он же Данциг), Краков, Рига, Полоцк, Новгород Великий, в котором было 100 тысяч жителей и 190 банковских контор, Киев, который соперничал с Константинополем своими 400 церквями, банковскими конторами и 8 рынками, а на юге – Рагуза. Между этими новыми странами и государствами Востока и Запада возникли активные деловые отношения, основой которых был обмен природных продуктов на промышленные товары.

Наряду с примитивными формами производственной деятельности – домашней и семейной, в эти недавно открывшиеся для цивилизации страны были, под влиянием жителей Запада и византийцев, принесены ее более прогрессивные формы, и в только что возникших городских центрах (напомним, что скандинавы еще в IX в. называли Русь Гардарикой – страной городов. В это время «только что возникли» города Запада – на руинах римских городов. – Ред.) стали появляться мастерские мастеров-ремесленников, а в областях, где имелись месторождения полезных ископаемых, возникла крупная промышленность. Рудокопы и иностранные капиталисты, главным образом немцы, итальянцы и жители Рагузы, начали разрабатывать шахты с содержащей серебро свинцовой рудой в Сербии, Боснии и Венгрии и пласты пород, содержащих ртуть и медь, в Рашской области (область, где было основано Сербское королевство, названа так в честь реки Рашки, на которой стоял ее главный город; теперь он называется Нови-Пазар. – Пер.), добывать серебро и олово в Чехии, железо, медь и каламин (кремнистая цинковая руда. – Пер.) в сербских, польских и чешских землях и соль из мелких соленых озер в Трансильвании и Великой Польше. Они создали первые металлургические предприятия в Сербии, Силезии, Моравии и Чехии. Из Византии, Франции и Италии приезжали художники, которые знакомили эти народы с архитектурным мастерством и прикладными искусствами. Но и торговля, и эта развивающаяся промышленность не были настолько крупными, чтобы дать развитию городской экономики толчок, хотя бы отдаленно сравнимый по силе с тем импульсом, который раньше получила экономика Восточной империи и Запада.

В экономическом отношении Восточная Европа оставалась в первую очередь огромной зоной сельского хозяйства, где города были ненамного крупнее, чем сторожевые крепости, а внешне выглядели как большие деревни. Только на крупных торговых путях выросли первые действительно городские центры, которые ожидало блестящее будущее, – Рагуза, Буда и Пешт, Прага, Вроцлав, Данциг (Гданьск), Рига, Новгород и Варшава (основанная в XIII в.), Кенигсберг и Львов, Киев и, наконец, Москва, передовой оплот Европы, основанный в XII в. (Автор забыл другие русские города этого региона – Владимир, Ростов, Суздаль, Тверь, Рязань, Нижний Новгород и др., в тени которых Москва была до XIV в. А настоящим форпостом стал Великий Устюг (первое упоминание, как и Москвы, в 1147 г.), родина русских землепроходцев С.И. Дежнева, Е.П. Хабарова, В.В. Атласова. – Ред.) Городская буржуазия в этих странах не была ни многочисленной, ни влиятельной – то ли из-за своего иностранного происхождения (это только в Чехии, отчасти в Венгрии. На Руси, в Польше и др. в основном свои «организаторы производства», только ростовщичеством по традиции занимались евреи. – Ред.), то ли из-за того, что область действия городов была узкой. По сравнению с сельским населением они оставались, как было сказано о Польше, «каплями масла», разбросанными по поверхности огромного океана (на Руси была несколько иная картина – Гардарика. – Ред.).

Тем не менее преобразования в политической и экономической жизни этих стран привели к глубоким изменениям их общественного строя – ускорили исчезновение коллективной собственности племен у большинства этих народов и привели к изменению характера старой общей собственности семей. Семейная собственность уцелела как социальная структура и сохранила свои характерные черты – совместный общий труд, распределение поровну произведенного продукта и власть главы семейства, но перестала быть неотчуждаемой и неделимой. Ее приобретенная часть могла быть отчуждена, и было признано право делить, продавать и даже отдавать в другие руки недвижимость семьи и саму землю, а также право распоряжаться имуществом по завещанию и право женщин быть наследницами, если нет наследников- мужчин. Частная собственность увеличивалась за счет семейной и племенной. Короли и князья спешили создавать себе обширные поместья, населенные земледельцами. Они завладели большей частью лесов и пустошей и предъявляли права на богатства недр своей страны, но не могли уберечь свои земельные владения от незаконного захвата и отчуждения. Церковь из подаренных, освоенных и приобретенных земель терпеливо создавала себе огромные владения, занимавшие в некоторых странах, например в Венгрии, Чехии, Польше и России, половину или даже две трети всей земли. Возникла аристократия, в большинстве случаев не закрывавшая доступ в свои ряды чужакам и не наследственная. Она состояла, с одной стороны, из прежних племенных вождей, а с другой – из богатых землевладельцев, чиновников, военных и приближенных правителя. Она все быстрее становилась похожа по структуре в Балканских странах на византийскую знать, а в остальной Европе, даже в России, на западную феодальную знать. Она имела свои аллоды (такие же, как французские alleux) и феоды, поместья, похожие на английскую усадьбу, французскую segneurie или немецкое grundherrschaft, поделенные на участки, которые обрабатывали крестьяне.

Мелкая свободная собственность и сословие мелких землевладельцев-крестьян, которые до XIII в. играли очень важную роль в этих странах, оказались в подчинении у этих новых сил – королевской власти, церкви и феодалов. Новое зависимое положение крестьян было таким, как у византийских колонов или западных вилланов, то есть земледельцу оставили личную свободу и право бессрочного пользования землей, но лишили его собственности на землю и обязали платить подушный налог и арендные платежи, а также выполнять трудовые повинности. В таком положении находились те массы сельского населения, которые назывались meropsi и kmetons у сербов, словенцев, поляков и чехов, drabans в Румынии, udvornici в Венгрии, мужики и смерды в России. Некоторые из побежденных в войне или обедневших сельских жителей даже опустились еще ниже – были превращены в крепостных под влиянием заимствованных из Германии или Византии представлений о правах аристократии. В Болгарии, Сербии и Словении obrotsi, atroesi и pariki были уподоблены византийским paroikoi. В Венгрии, Чехии, Польше и России с XIII в. непрерывно шаг за шагом распространялось крепостное право. Сельское рабство под влиянием идей христианства и лучшего понимания экономической выгоды полностью исчезло в Хорватии и стало редкостью в Венгрии, Чехии и Польше, но в более отсталых странах, например в Литве и России, оно сохранилось и даже распространилось шире. (Повторимся, вплоть до монголо-татарского нашествия Русь не отставала в своем развитии от других европейских стран, а своих ближайших соседей, таких как Литва, Польша, Венгрия, Валахия, превосходила. – Ред.)

На юге и в центре, то есть у сербов, валахов (будущих румын и молдаван), хорватов, чехов и поляков, сельское население, жившее некомпактно в рассеянных по стране селах и деревнях, частично получило пользу (хотя гораздо меньшую, чем крестьяне на Западе) от выгодных сторон освоения новых земель и от распространения христианской цивилизации. Восточнее, в России, крестьяне по-прежнему оставались людьми, недалеко ушедшими от азиатского варварства (старая песня западных ученых. – Ред.). Повсюду эпидемии и налетавший чаще, чем они, голод, а также по-прежнему суровые общественные порядки делали их жизнь неустойчивой и тяжелой, хотя неуверенность в завтрашнем дне уменьшалась благодаря мощной солидарности, которую укрепляли старые коммунальные порядки и учреждения в семье и деревне.

На севере Европы свободные Скандинавские государства начали знакомиться с цивилизованной жизнью только в X или XI в., когда стали христианскими. До этого их жители, норманны, делились на ряд племен и жили в основном за счет морского разбоя. Экономический и общественный строй их жизни был почти таким, как у древних германцев, их родственников. Норманны так же, как и остальные германцы, мало занимались земледелием и добывали себе средства к существованию рыболовством, охотой, использованием своих лесов и скотоводством. Одна часть земли принадлежала племенам, а другая деревенским общинам, причем члены общины совместно пользовались неразделенной землей. Частная собственность была только у семей. Каждая семейная группа совместно владела семейным имуществом, которое называлось odhal. Это имущество не отчуждалось и передавалось только мужчинам; оно состояло из собственного и приобретенного имущества семьи и включало в себя только дом (topf) с оградой вокруг него и расчищенную от леса землю (ornum). В Дании каждое такое патриархальное земельное владение обычно имело