сторону, взял со стола книгу, которую Тимофей смотрел днем.
— Надо было еще вчера тебе рассказать, да кто ж знал.
Эта рукописная книга написана дедом твоей матери. Он собрал здесь, если можно так выразиться, предания рода. Так вот, предыстория здесь. Я читал эту книгу и расскажу тебе одно из преданий.
Попытка киевского князя Владимира Святославича создать на Руси языческий пантеон в 980-м году не удалась.
Это привело к крещению Руси в 988–989 годах. Мечом и огнем была Русь окрещена. Преданные старой вере, вере отцов, не желающие менять Перуна и Дажбога на Христа, язычники бежали в леса, в глухие места. Что было им еще делать? Дружинники князя первыми на Руси после самого князя принявшие крещение, стремясь доказать свою преданность новому богу, взялись за дело рьяно. Непокорные деревни сжигались дотла. Для крещения нужна вода? Ну что ж, непокорных мечами загоняли в воду. Те, кто оказывал сопротивление, уничтожались безжалостно. Хорошую жатву из крови и мяса собрал в свои закрома милостивый бог.
Шло время, еще оставшиеся языческие поселения отступали все дальше на восток, в нетронутые лесные дебри. Не было покоя язычникам. Цари менялись, а христианство оставалось, и даже в глухомани доставали руки Христа. Теперь уже специальные конные отряды вооруженных воинов, называвших себя псами Господними и являвшимися по сути дела инквизиторами Руси, гонялись и днем и ночью по лесам, уничтожая языческие поселения. Шел 1074 год от рождества Христова.
Цепочка всадников, один за другим, по звериной тропе медленно пробирались сквозь чашу. Длинные шишаки на высоких шеломах цеплялись за ветви деревьев, так что то и дело приходилось нагибать головы. Лучи солнца не проникали сквозь густые кроны деревьев и на тропе стоял полумрак. Мошкара, пользуясь прохладой, тучами кружилась вокруг распаренных долгой дорогой коней и седоков. Это был один из летучих отрядов псов Господних. Во главе отряда стоял старший сын киевского воеводы Гюрята. С ним находились и два брата его: средний Святовид и девятнадцатилетний Ярополк. Несмотря на молодость, Ярополк уже был славен своими ратными подвигами и по праву чувствовал себя равным в компании зрелых воинов. С виду хрупкий, он, однако, обладал недюжинной силой, и мало находилось молодцов, рисковавших поспорить с ним в удалых забавах.
К тому же была у него еще одна особенность, делавшая его непобедимым неистовость. Появись он на свет викингом, быть бы ему берсерком. Но если берсерки для приведения себя в состояние безумной ярости употребляют настои и порошки мухоморов и других галлюциногенных растений, то Ярополк входил в это состояние сам по себе, при виде крови.
Стоило почувствовать на губах вкус крови, и уже не было удержу его буйству. Еще будучи мальчишкой, участвуя в уличных драках, был он окрещен бешеным.
В голове отряда, на невысокой лохматой лошаденке ехал проводник. Это был хорошо знавший лесные тропы охотник. Он не был бойцом и поэтому кроме широкого ножа, заткнутого за пояс, не имел никакого оружия. Не по душе ему были те люди, которых он вел. Там, куда приходили они, часто оставались лишь пепелище и трупы. Будь воля охотника — давно бросив лошадь, метнулся бы в чащу. Нипочем не догнали бы его. Гюрята, однако, был не прост. В середине отряда ехал сын охотника. Взяв его, Гюрята сразу убил двух зайцев. Была уверенность, что не сбежит охотник. Ну и, наконец, сын охотника был запасным проводником. Был уже научен Гюрята горьким опытом: вылетит легкая стрелка из лесу, скосит проводника, и блуждай по лесу, не зная дороги.
Следом за проводником ехал сам Гюрята. Мощному, черному, как вороново крыло, коню было нелегко под дородным всадником. Под стать масти коня было и одеяние седока. Черного металла кольчуга в обтяг облегала мускулистый торс. Черненый шлем козырьком прикрывал пол-лица, в прорези остро поблескивали глаза. Над правым плечом возвышалась рукоять тяжелого двуручного меча, подвешенного за спиной поверх длинного, также черного, плаща, шлейфом лежащего на крупе коня. Большой серебряный крест казался игрушечным на широкой груди. Не отличающийся весельем в повседневной жизни, сейчас Гюрята был и вовсе мрачен. Несмотря на быстроту перемещений его отряда, в большинстве случаев внезапных набегов не получалось, казалось, сам лес предупреждал язычников о приближении псов Господних. Деревни либо пустовали, либо в них находились только мужчины, оказывавшие отчаянное сопротивление. После каждой схватки отряд недосчитывался ратников. Воины гибли в лесных переходах от стрел, вылетавших неизвестно откуда. Правда, для язычников, загнанных в глушь, металл становился все дороже и дороже, поэтому они использовали преимущественно легкие стрелы с костяными наконечниками, неспособные пробить доспехи. Но даже и эти стрелы находили незащищенные латами места.
Мысли Гюряты были прерваны внезапной остановкой.
Проводник напряженно вдыхал воздух, как собака, задрав лицо вверх.
— Деревня близко, — посмотрел он на подъехавшего и вставшего рядом Гюряту. — Чувствую запах дыма.
Гюрята удивленно понюхал воздух и понял, что тягаться с охотником бесполезно. Он посмотрел на отряд. Ратники, не понимая из-за чего остановка, настороженно озирались по сторонам.
— Передать в конец: деревня близко.
Послушный поводьям конь двинулся вперед. Оглянувшись, Гюрята увидел, что бывалые вояки приводят себя в порядок. Одни проверяли, легко ли меч ходит в ножнах, другие перетягивали щиты из-за спины на бок. Любил Гюрята эту суету перед боем, сердце опытного воина радовалось при блеске стали. Сам никогда ею не пренебрегал, хоть и был уверен, что все у него в порядке. Вот и теперь: надев тяжелую рукавицу, взялся за рукоять меча. Меч был талисманом. У всех трех братьев мечи были одинаковые, выкованные на заказ, имели они примечательную деталь — рукояти у них были в виде распятья. Мечи были освящены и вручены отцом, когда он благословлял сыновей перед опасной дорогой.
Минут десять еще отряд Пробирался меж деревьями, наконец, деревья стали расступаться. Остановив коня, Гюрята спрыгнул на землю и, укрываясь густым кустарником, подобрался к самой опушке. Лес кончался, сразу за опушкой шел пологий спуск к реке, поросшей зарослями кустарника.
На берегу реки и стояла деревушка. Была она видна как на ладони. Лежа в траве, Гюрята начал прикидывать: «В деревне двадцать домов. На каждый дом мужика по два. Ну что ж, сорок лапотников против моих двадцати семи сущий пустяк». Рядом тихонько пристроились Святовид и Ярополк.
— Святовид, возьми десять ратников и обойди деревню.
Ярополк, будешь со мной. Чтобы все вывалили на улицу, нужно поджечь дома. Ну, Бог нам в помощь!
Некоторое время Гюрята выжидал, наконец, решив, что Святовид уже обошел деревню, он широко перекрестился и взмахнул рукой. Обтекая его с двух сторон, всадники молча рванулись по склону к деревне. В руках некоторых пылали факелы. Деревня была уже близка, когда навстречу с противным свистом понеслись стрелы. Гюрята понял, что внезапного нападения опять не получилось. Чтобы не быть легкими мишенями, всадники рассыпались. Прикрываясь щитом, Гюрята пришпоривал тяжело скакавшего коня. У самого въезда на улицу, вившуюся меж домов, два ратника, несшиеся перед Гюрятой, вдруг исчезли.
Вздыбив коня и чуть не опрокинувшись, он сам едва избежал этой же опасности. Они провалились в ловушку, в замаскированную яму, дно которой был утыкано кольями.
Объезжая, Гюрята заглянул в яму. В глаза бросилась кровавая маска, за минуты до этого бывшая лицом, и копыто умирающей лошади, в конвульсиях бившее по этому лицу.
Стрела, скользнув по шлему, отлетела в кусты. Прикрывшись щитом, Гюрята направил коня в ближайший дворик.
Со всех сторон слышался шум схватки, лязг металла, крики, хрипы. В дальнем конце деревни поднимался дым — Святовид знал свое дело. Конь Гюряты, проломив плетень, ворвался во двор дома и вдруг, захрипев, начал заваливаться.
Высвободив ногу из стремени, Гюрята соскочил на землю, и как раз вовремя, конь рухнул набок. Из шеи, пробив ее насквозь, торчала стрела. Конь пытался подняться на ноги — и не мог. С губ слетала кровавая пена, а подернутый поволокой слезы глаз недоуменно и мученически косился на хозяина.
