Жюли расхохоталась:
— Наверное.
— А ты не боишься этих злодеев и тех, других, кто их убивает — которых называют хорошими?
— Боюсь. Но я обожаю, когда меня пугают.
— Когда ты чуть не утонула, тебе, наверное, было очень страшно.
— Угу. Очень.
— И тебе это понравилось?
— Да ты что, конечно нет! Но это же было на самом деле, по-настоящему. Я люблю, когда мне страшно — но только понарошку.
— Значит, ты любишь истории, потому что они ненастоящие?
— Ну да.
— А вот мои истории — самые что ни на есть всамделишные. За это я их и не люблю. Огромное количество правдивых историй, случившихся с огромным количеством настоящих людей, и все это вместе составляет одну большую историю, в которой говорится все одно и то же.
— То же, что в «Синей Бороде» и «Мальчике-с-Пальчик»?
— Вот именно. А из моих историй потом получились твои. Разница только в том, как их рассказывают и как понимают. Это-то мне и интересно, и поэтому я держу здесь все эти книги.
— А твоя большая история, она хорошо кончается?
— Да. Именно потому, что она кончается. Закончится когда-нибудь. И это в ней хорошо.
Жюли взглянула на него с доверчивым и кротким недоумением. Она дожевала свой бутерброд, допила последний глоток молока и сказала:
— А я знаю одну всамделишную историю, которая тебе нравится.
— Какую историю?
— Как и во всех историях, все плохо начинается и хорошо заканчивается. Но хорошему не нужно в конце убивать плохого, потому что там нет плохого. Догадался?
— Нет.
— Это же так просто. Я тону в реке, ты меня спасаешь, и мы становимся неразлучными друзьями на всю жизнь. Вот и вся история. Тебе не нравится?
— Еще как нравится.
— Ага! Вот видишь!
Незнакомец отвел взгляд и ненадолго замолчал. Потом спросил:
— Не хочешь еще пострелять из лука?
* * *
Погасив свет, Мари вышла из спальни Жюли, закрыла дверь. Незнакомец сидел за большим столом в гостиной. Мари приблизилась к нему и заговорила вполголоса:
— Она хотела пожелать вам спокойной ночи. Я сказала, что вы уже ушли.
— Вы были неправы.
Он поднялся со своего места, зашел в комнату. Волна света из гостиной пролилась в спальню и достигла кровати. Жюли повернулась и увидела высокую фигуру в дверном проеме.
— Значит, ты не ушел?
Незнакомец подошел совсем близко.
— Я вернулся сказать тебе «спокойной ночи».
— Сегодня было весело, правда?
— Правда.
— Завтра еще поиграем, да?
— Как скажешь. Спокойной ночи, Жюли.
— Спокойной ночи.
Он вышел, прикрыл за собой дверь, вернулся на прежнее место. Мари сказала ему:
— Она рассказала мне, как вы провели сегодняшний день. У нее горели глаза, она была счастлива.
Поколебавшись, Мари прибавила:
— Она вас очень любит. Не судите ее строго. Она еще слишком мала и не может знать, что это только смешная аномалия, искажение здорового инстинкта. Дети любят просто так, не задумываясь. Они не боятся парадоксов.
Он краешком губ улыбнулся. Помолчав, Мари заговорила снова:
— Ее отец совсем не занимался ею. Он был слишком поглощен своей работой.
Замолчала.
— Он погиб. Его застрелили. Обычная история, борьба правил и закона, как вы бы сказали.
— Иногда за глупость приходится платить.
Ошеломленная, пристально взглянула на него. Сказала гневно:
— Кто вам дал право так говорить? Вы о нем ничего не знаете.
Он отвечал сухо, почти резко:
— Я знаю только одно: когда у тебя нет ничего стоящего, чем бы ты дорожил, сама жизнь не представляет никакой ценности, и, расставаясь с ней, ты ничего не теряешь. Так же точно, когда ты имеешь что-то единственное в своем роде, как этот ребенок, например, — и не осознаешь этого, ты также ничего не теряешь, поскольку слепота — это та же нищета, с той лишь разницей, что во втором случае ты сам виноват. Первый принимает смерть как должное, как нечто в порядке вещей. Второй бывает смертью наказан. Это я и имел в виду, говоря о плате за глупость.
— О какой глупости вы говорите?
— О глупости того, кто спасает весь мир, не научив плавать собственного ребенка.
— Вы не имеете права его судить. Вы ничего не знаете.
— Я знаю то, что вы мне сами сказали, и то, что я вижу своими глазами. И я вас ни о чем не спрашивал.
— Разумеется, вы меня ни о чем не спрашиваете. И вам ничего от меня не нужно. Кроме одного — чтобы я была вашей шлюхой.
— Вы раскаиваетесь?
Она отвернулась и замолчала, не ответив. Потом, собравшись с мыслями, проговорила устало и почти безнадежно:
— Нет. И подпишусь под каждым словом, сказанным прошлой ночью: никогда раньше я не испытывала такого наслаждения.
— В таком случае вы никакая не шлюха, а обыкновенная женщина. Шлюхи ничего не знают о наслаждении.
Мари посмотрела на него. Потом встала и молча отправилась в спальню. Он пошел следом за ней.
* * *
Стрела полетела в цель. Наконечник глухо пробил картонную коробку и застрял в первом круге. Жюли закричала:
— Ты видел, видел?!
Незнакомец, сидевший на стуле немного поодаль, с книгой в руке, встал, подошел к мишени и похвалил девочку. Внезапно он вскинул голову. Со стороны большой усадьбы донесся шум мотора. Ни минуты не раздумывая, незнакомец зашел в дом и вышел назад с пистолетом за поясом, спрятанным под
