Мертвую тишину прорезал последний звук — удар колокола. Джованни сел в машину, завел мотор, включил фары и, все еще колеблясь, тронулся в обратный путь.
Как нелепо вышло! Весть о каком-то ничтожном оползне, может, и о том, что завалил расчищенное поле, спустилась с гор и, изменившись до неузнаваемости, достигла города в виде известия о трагедии. Что ж, бывает, такова жизнь. Но спросят с него, с Джованни. А в чем его вина? Только в том, что он вернется с пустыми руками и окажется в дурацком положении. Вот разве что… И Джованни улыбнулся своей безумной мысли.
Автомобиль оставил далеко позади домишки Сант-Эльмо и крутыми виражами спускался в черную пропасть. Вокруг не было ни души. Под колесами шуршала щебенка, яркие лучи фар шарили в темноте. Время от времени они упирались в противоположную стену узкой долины, выхватывали наугад то низко плывущие облака, то угрюмые скалы, то безжизненные деревья. Джованни не спешил, будто чего-то ждал и на что-то надеялся.
И вот шум мотора стих, вернее, это только показалось: откуда-то сзади, пока еще неясно, но все сильнее и сильнее, стал нарастать гул, от которого содрогалась земля. Сердце запрыгало в груди Джованни. Его охватило волнение, очень похожее на радость.
35
ЗАПАДНЯ
Жара была невыносимая. Простояв несколько часов в коридоре вагона и страшно устав, Анна и Антонио сошли с поезда в городе, где им предстояло заночевать: следующий поезд придет только утром.
Они вышли на раскаленную привокзальную площадь. В одной руке Антонио нес чемодан, другой поддерживал Анну, которая от усталости едва держалась на распухших ногах. Жара была невыносимая. Поскорее бы найти гостиницу и отдохнуть.
Около вокзала их было предостаточно, и все как будто пустовали: жалюзи опущены, ни одного автомобиля на стоянке, никого у входа. Путешественники заглянули в скромную по виду гостиницу с вывеской «Отель Стригони».
В вестибюле ни души: все замерло, погрузилось в дремоту. За стойкой сидел швейцар, но и он храпел, развалившись в кресле.
— Извините, — робко окликнул его Антонио.
Швейцар лениво приоткрыл один глаз, нехотя встал и оказался громадным негром.
Антонио не успел и рта раскрыть, а негр уже затряс головой и недружелюбно оглядел посетителей. Он ткнул пальцем в регистрационный журнал на стойке и изрек:
— Свободных мест нет. Сожалею. Даже подселить некуда.
Казалось, он нехотя повторяет приевшуюся за много лет фразу.
В других гостиницах свободных мест тоже не оказалось. Тем не менее людей у входов не было, с лестниц не доносилось ни звука. Хмурые, потные швейцары дрыхли за стойкой. И все как один, проснувшись, тыкали пальцем в журнал и говорили, что занято все, вплоть до подсобок. А на юную пару смотрели неприязненно.
Путешественники битый час проходили по раскаленным улицам и вконец измотались. Когда очередной портье ответил им отказом, Антонио рискнул спросить, нельзя ли по крайней мере принять душ.
— Душ? — удивился портье. — Вам нужен душ? Тогда идите в дневные номера. Это тут рядом, — посоветовал он и даже объяснил, как пройти.
Путешественники снова двинулись в путь. Лицо у Анны было напряженное, она молчала. Значит, была на пределе. Они подошли к большой сверкающей вывеске дневной гостиницы. От входа вниз вела лестница. И опять никого у дверей.
Спустившись, путники даже растерялись: под табличкой «душевые» перед двумя окошками стояли длиннющие очереди. Те, кто уже получил билетик, сидели и ждали, тихо переговариваясь.
В одном окошке обслуживали мужчин, в другом — женщин.
— Господи, — вздохнула Анна, — у меня уже нет сил!
— Потерпи, — подбодрил ее Антонио. — Тут хотя бы прохладнее. А потом, Бог даст, найдем какую- нибудь гостиницу.
И они заняли каждый свою очередь.
Из коридора, в котором располагались душевые, валил пар, и воздух в вестибюле был горячий и влажный. Очередь разглядывала пришельцев, в особенности Анну; люди начали перешептываться. Никто ни разу не улыбнулся.
Женская очередь шла быстрее. Через полчаса Антонио увидел, что Анна наклонилась к окошку, протянув сто лир.
В этот момент тихая перебранка между соседом по очереди и служащим в окошке привлекла его внимание. У служащего не было сдачи. У посетителя не было мелочи.
— Отойдите от окна и пропустите других, — сказал служащий.
Они спорили приглушенными голосами, словно боялись привлечь к себе внимание. Наконец человек, ворча, отошел в сторону и пропустил вперед Антонио.
Тут только молодой человек заметил, что у Анны тоже что-то не ладится. Она раскраснелась и, тяжело дыша, рылась в сумочке.
— Ты что, деньги потеряла? — окликнул он ее.
— Да нет, тут документы требуют. Не могу найти…
— Вам чего? — спросил кассир у Антонио. — Душ? Восемьдесят лир.
— А что, нужен еще паспорт?
— Разумеется. — На лице кассира промелькнула неопределенная улыбка.
Антонио вынул удостоверение, и служащий переписал его данные.
Тем временем женская очередь застопорилась; поднялся недовольный гул. Из окошка раздался резкий голос:
— Барышня, если у вас нет документов, отойдите, не мешайте.
— Но мне нехорошо, мне необходимо принять душ, — устало улыбнулась Анна, надеясь разжалобить кассиршу. — Вот тут рядом есть господин, он меня знает, и у него есть удостоверение.
— Вы отрываете меня от работы, — сухо заявила женщина в окошке. — Будьте добры…
Антонио аккуратно потянул подругу за руку, но Анна не сдержалась и закричала:
— Да что у вас тут за порядки такие! Прямо как в тюрьме!
Ее громкий голос вывел всех из оцепенения. Люди повернули к ней недоумевающие лица и с жаром принялись обсуждать.
— Этого только не хватало, — урезонивал ее Антонио. — Что теперь делать будем?
— А я откуда знаю? — едва не плача огрызнулась Анна. — В этой дыре даже помыться нельзя… Тебе-то хоть дали билет?
— Дали… Посмотрим, может, тебя по нему пустят.
Они подошли к контролеру, стоявшему у входа в душевые и приглушенно вызывавшему посетителей из очереди.
— Не откажите в любезности, — сказал Антонио с мольбой в голосе, — я купил билет, но уже не успеваю. Можно по нему пройдет эта девушка?
— Отчего ж нельзя, — ответила билетерша. — Обратитесь в окошко рекламаций и зарегистрируйте ваше удостоверение.
— Послушайте, я вас очень прошу, — взмолилась Анна. — Я не могу найти документы… Разрешите мне так пройти. Мне нехорошо. И ноги опухли.
— Не могу я вас пропустить, дорогуша. А ну как кто заметит, тогда неприятностей не миновать.
