Маргарет ощутила, какой холодной была его кожа после поездки по горам.
— Я подумал, что ты могла по мне соскучиться.
— И Мика тоже явился! — Маргарет сделала шаг вперед. — Как поживаешь, мой милый? Я не видела тебя с тех пор, как вы вернулись. Тебе хорошо дома или теперь все кажется скучным после тех экзотических мест, где вы побывали?
Мика поклонился.
— Вы выглядите так же прекрасно, как и всегда, леди Маргарет. Маргарет бросила взгляд на сына.
— Он стал настоящим придворным, Роберт! Что вы с ним затеваете?
Роберт предложил матери руку и вывел ее из комнаты на солнечный свет.
— Я делаю все, что могу, но есть вещи, над которыми я не властен. К несчастью, Мика — одна из них.
Смешок, раздавшийся у нее за спиной, сказал Маргарет, что Мика вышел следом за ними. Она искоса взглянула на Роберта: старший сын, как видно, прожил зиму не так уж плохо. Он хорошо выглядел, хоть и не казался особенно счастливым. Ее снова поразило, как случалось каждый раз, когда она его видела, до чего Роберт похож на отца. На полголовы выше его, сын имел такие же вьющиеся темные волосы, в которых летний закат зажигал золотые искры, гладкий лоб, прямые брови, так выразительно говорящие о настроении… Роберт унаследовал и зеленые отцовские глаза, хоть и более темного оттенка. Прямой нос, широкий выразительный рот, твердый подбородок заставляли Маргарет думать, что Тревор и впрямь живет в своем сыне.
Роберт получил от отца в наследство и еще один дар: умение очаровывать людей. Оба мужчины в полной мере отличались этим качеством, Роберт, возможно, даже больше, чем старший Дуглас. Что-то в них заставляло людей доверять им, видеть в них предводителей и героев, достойных поклонения. Однако в отличие от отца Роберт никогда не осознавал впечатления, производимого им на других.
Да, сын ее был красив — красив настолько, что даже послушницы заглядывались на гостя, когда он приезжал проведать мать. Впрочем, не зная его так хорошо, как знала Маргарет, некоторых вещей они не могли заметить: шаг его был не таким пружинистым, как раньше, в зеленых глазах редко зажигались огоньки искреннего веселья. Роберт умело притворялся, но материнский взгляд не так легко обмануть.
— Знаешь, Роберт, — сказала Маргарет, помолчав, — сестры в обители очень смущены твоими постоянными посещениями. В прошлый раз они несколько дней не могли прийти в себя
Роберт выглядел смущенным и удивленным, и Маргарет не могла скрыть улыбку. Сам он бывал насмешлив и колок и потому не был готов к подобным шпилькам в свой адрес.
Наконец и он усмехнулся:
— Опасаешься, что они тебя выгонят, матушка? Впрочем, я удивляюсь, почему этого не случилось раньше.
— Будь добр не бросать тени на мое поведение. Я твоя л. ать, прояви же уважение!
По садовой дорожке, обсаженной лавандой и розмарином, они дошли до теплицы. Отсюда Маргарет могла любоваться своим любимым видом: высокими горами и узкой долиной, в которой пряталась обитель.
— До чего же очаровательное местечко, верно? — сказал Роберт, оглядывая окрестности.
Маргарет выпустила его руку и уселась на пень, торчащий из каменистой почвы.
— Ты говоришь это каждый раз, как приезжаешь сюда. Прости меня, дорогой, но у тебя, должно быть, есть особая причина навестить меня. Не то чтобы я жаловалась, но я беспокоюсь: все ли в порядке?
Роберт через плечо оглянулся на мать, потом посмотрел на Мику, который уселся на соседний пень.
— Я подумал, что нужно известить тебя о том, как себя чувствует Финлей.
— Тебе не скучно дома? — вырвалось у Маргарет. Что-то в отстраненном спокойствии Роберта всегда побуждало ее расспрашивать сына снова и снова. Маргарет знала, что на Финлея брат производит такое же впечатление, но тот воспринимал манеры Роберта скорее как вызов.
— Скучно, матушка? — Роберт в шутливом ужасе поднял брови. — Никогда! Я просто приехал сообщить тебе о здоровье младшего сына. Долг, и более ничего.
Маргарет кивнула, но не смогла удержаться от улыбки.
— Ну так как себя чувствует Финлей?
— Значительно лучше. Он уже на ногах, хотя все еще нуждается в отдыхе. Ну да это справедливая расплата за скачку из Марсэя под весенними дождями.
Маргарет почувствовала, что ее умиротворенность тает, как иней под жаркими лучами солнца.
— Он ездил в Марсэй? Роберт пожал плечами.
— Я ничего не мог поделать — разве что употребить власть.
— Тогда так и нужно было поступить. — Маргарет поднялась и сложила руки в привычном жесте монашеского терпения. — Мы здесь, конечно, далеки от мирских забот, но мы слышали о том, что происходит, в особенности в церкви. Мы все знаем о епископе МакКоули и этом глупце Броме.. Наша обитель полна слухов и сплетен. Я думала, ты достаточно благоразумен, чтобы не позволить брату ступить в подобную трясину. Ведь с ним могло случиться что угодно.
Роберт повернулся и успокаивающе посмотрел на мать.
— Матушка, с ним все в порядке. Финлей просто ездил узнать, как все обстоит на самом деле. Никто не знает, что он был в Марсэе. Тебе не следует беспокоиться.
— Не следует беспокоиться? — Маргарет рассмеялась, услышав такой совет. — С того самого дня, как я решила поселиться здесь, оставив вас в Данлорне одних, я беспокоюсь о вас. Да вы и давали мне для того повод — иногда я думала, что вы поубиваете друг друга. Однако я решила позволить вам жить собственной жизнью. С чего бы мне беспокоиться, Роберт? После всего, что ты натворил, после всех дальних стран, где путешествовал, после того, как рассорился с королем, почему, скажи на милость, должна я беспокоиться?
Роберт рассмеялся, обнял мать и запечатлел у нее на лбу поцелуй.
— Ох, матушка… Что бы я без тебя делал?
Маргарет отстранилась с ехидной улыбкой.
— Ну, я могла бы представить тебе целый список, если пожелаешь. И можешь не отделываться от меня своей светской улыбкой. Ни тебе, ни твоему братцу доверять нельзя — Мика подтвердит.
— Разве я посмею оспаривать ваши слова, миледи?
Бросив на парня внимательный взгляд, Маргарет снова уселась на пень. На самом деле она не была ни сердита, ни даже раздражена. Сам факт, что Роберт отпустил Финлея в Марсэй, сказал ей, что сыновья наконец достигли более или менее нормальных взаимоотношений. Сейчас ей этого было достаточно. Сложив руки на коленях, она спросила:
— Как дела дома?
— Почему бы тебе не вернуться вместе со мной и не посмотреть самой?
— Не могу, Роберт. Ты ведь знаешь почему. — Маргарет посмотрела на сына, гадая, нет ли все же еще какой-то причины для его приезда.
— Но вся твоя жизнь прошла там. Там твой дом, матушка.
— Нет. Без твоего отца — это не мой дом. Ты и представить себе не можешь, как тяжело мне было в первые недели после его смерти. Как ни хотелось мне быть с тобой, когда ты оказался взаперти, я радовалась, что не должна жить в Данлорне без Тревора.
Прошу тебя, пойми. Без твоего отца у меня осталась только половина жизни. Часть меня умерла вместе с ним, а оставшейся части лучше здесь, в монастыре, где я по крайней мере могу чему-то учить послушниц. Я не осмеливаюсь принять постриг, потому что не могу полностью отдать себя служению богам. Вам двоим я не нужна, вы это знаете. Пожалуйста, не проси меня больше вернуться.
Роберт не сводил с матери глаз, пока она говорила, потом посмотрел в сторону.
— Ты помнишь день, когда встретила отца?
— Так же ясно, как сейчас вижу тебя перед собой. Почему ты спрашиваешь?
— Ты помнишь, что подумала, когда увидела его? Какой была твоя самая первая мысль?
Маргарет не могла не заметить необычного напряжения в голосе сына, но ответила не колеблясь:
— Да, я помню.
— Так что?
