1-й батальон 211-го полка 71-й дивизии с 12 мая по 22 мая 1942. 211-й полк, как мы уже знаем, в ночь на 12 мая должен был быть сменен на своих позициях и отправиться в свою родную 71-ю дивизию. Советское наступление разметало этот полк побатальонно.
«В то время как с 13 по 23 мая дивизия с назначенными на этом участке фронта частями отражает все нападения и попытки прорыва противника, 1-й батальон I.R.211, который находился на севере при 294.I.D., переносит чрезвычайную тяжелую и жесткую борьбу, ход которой развивался следующим образом, — сообщают историки 71-й I.D. — Батальон, который был сменен рано утром 12 мая и находился на марше, чтобы занять квартиры для отдыха в Петровской, около 8 часов получил сообщение, что враг с большими танковыми массами прорвался в районе Непокрытой. Батальон сразу же занял круговую оборону и был атакован красными летчиками[92]. Здесь в батальон поступает приказ, что он должен занять позиции к востоку от Петровской вдоль полевой дороги. В форсированном марше лесной массив в 3 км северо-западнее Непокрытой был достигнут [93]. В 13.30 Непокрытое было полностью в русских руках[94]. Красные летчики стали совсем бесцеремонными. Они повсюду бросали бомбы и вели огонь из бортового оружия. К востоку от Непокрытой наблюдались мощные скопления вражеских танков[95]. Батальон, которому между тем было приказано прибыть в Перемогу, двигался по лесистой местности к востоку от Петровской. Маршу в район боевых действий мешала авиация противника. У Перемоги батальон встретил остатки находившихся там частей, в том числе гауптмана Штайна (Stein) и лейтенанта Шнайдера (Schneider). Перемога была оставлена[96]. Ситуация выглядела рискованной. Поэтому батальон сразу же вернулся и занял позиции на высотах к востоку от Петровской. Еще в тот момент, когда батальон стал окапываться, он попал под фланговый огонь и был обработан двумя танками противника, подошедшими с юга. Так как никакого оборонительного оружия в наличии не имелось, то не оставалось ничего другого, как по возможности лучше обеспечить себе укрытие. Танки утюжили батальон и наносили значительные потери. Несколько пулеметов было раздавлено танками. Так как удерживать эти высоты дальше было бессмысленным, батальон оставил их и собрался в Петровской. К этому времени в батальоне насчитывалось 158 человек, в том числе и примкнувших к нему из чужих подразделений.
Рано утром 13 мая батальон занял круговую оборону к западу от Петровской. Связи с соседями не было, и батальон был предоставлен сам себе. Однако противник не использовал свой прорыв и не повторил удар. В течение дня несколько противотанковых и пехотных орудий пробились к батальону и помогли усилить круговую оборону. Большие массы русских постоянно просачивались в Петровскую. К вечеру враг атакует круговую оборону батальона. Атака была отражена. Ночью противник вел себя спокойно, однако рано утром он с полной мощью продолжил атаки»[97].
«С утра 13 мая бои развернулись с новой силой, — вспоминал главный участник событий в этом районе командир 39-го полка 13-й гвардейской дивизии И.А. Самчук. — К 16 часам дивизия освободила девять населенных пунктов. На исходе дня 34-й полк вел бой за Петровское, 42-й полк овладел высотой 212,3 и рощей восточнее высоты, а 39-й полк, выведенный во второй эшелон, наступал за боевыми порядками 42-го полка…
К 19 часам 13 мая полки 13-й дивизии вышли на ближайшие подступы к Харькову[98]. Тем временем разведка установила, что немцы начали подтягивать подкрепления из города: навстречу наступавшим соединениям 28-й армии выдвигались крупные танковые группировки врага[99]. Оценив обстановку, штаб 28-й армии отдал распоряжение частям 13-й дивизии к исходу 13 мая перейти к обороне. Согласно этому распоряжению 34-й полк закрепился в районе Петровского, 42-й полк занял оборону фронтом на юг по линии курган с отметкой +2,0 и высота 213,3; 39-й полк, поступив в оперативное подчинение командующего 28-й армией, готовил оборону на рубеже Перемога, Гордиенко, прикрывая стык между 28-й и 38-й армиями»[100].
Имеющий большую информацию о событиях, комдив-13 А.И. Родимцев о дне 13 мая сообщил следующее:
«Зная, что с утра 13 мая мы возобновим наступление на Харьков, я приказал ночью организовать разведку. Судя по показаниям пленных, гитлеровцы расценивали наше наступление как операцию, предпринятую только с целью улучшения оборонительных позиций. По крайней мере, немецкое командование не сочло нужным подбросить подкрепления тем войскам, которые противостояли нам в районах населенных пунктов Красный и Рязановка[101].
Утром, после огневого артиллерийского налета, дивизия перешла в наступление. 34-й гвардейский полк атаковал поселок Красный и после жаркого боя захватил у гитлеровцев 11 исправных орудий. Следуя вместе с танками, наши пехотинцы ворвались в населенный пункт Петровское и очистили его от врага.
— Дело идет, Александр Ильич! — кричал по телефону Борисов. — Наш 42-й полк уже ворвался в Рязановку и выколачивает оттуда противника.
События развивались стремительно. Уже к 12 часам дивизия выполнила поставленную задачу. Я связался с командующим 28-й армией Рябышевым и доложил, что мы вышли на заданный рубеж, захватив 38 орудий, 4 склада с боеприпасами, два склада с вещевым имуществом, несколько тысяч снарядов и много патронов. Кроме 74 немецких солдат и офицеров, к нам попали в плен гитлеровские холуи-полицаи.
— Хорошо, — ответил Рябышев. — Теперь вы должны временно закрепиться на достигнутом рубеже.
Я несколько опешил:
— Опять закрепиться? Но ведь дорога на Харьков открыта!
— Понимаю, Родимцев, — помолчав, сказал командующий. — Мне тоже не терпится. Но обстановка складывается так, что нужно закрепиться. За два дня боев вы продвинулись на 30 километров вперед. Это хорошо… Но теперь следует осмотреться, подтянуть резервы, разобраться в обстановке.
Он повторил:
— Закрепляйтесь и крепитесь!
Вспомнилось недавнее совещание в Купянске. Как уверены были мы в скором освобождении Харькова!
А теперь, когда появилась возможность войти в город, пока гитлеровцы охвачены паникой, бить их, как говорится, в хвост и в гриву, — нам приказывают временно закрепиться на достигнутом рубеже!
В это время из вражеского тыла возвратилась наша конная разведка. Разгоряченный и взволнованный, вбежал в помещение штаба комиссар эскадрона Алексей Лукашов:
— Товарищ полковник, разрешите…
— Докладывайте.
Глаза его блестели, руки нервно вздрагивали.
— Мы побывали за фронтом в населенных пунктах Черкасское, Тишки[102], Циркуны, Большая Даниловка…
— Далеко забрались. Молодцы!
Он жадно вдохнул воздух и почти прокричал:
— Товарищ полковник. Мы были в Харькове! На его восточной окраине!
Я внимательно посмотрел на Лукашова: нет, не шутит.
— Кроме полицаев, наспех поставленных немцами на дорогах, в этих селах противника нет! А полицаи, как только завидели нас, кто куда во все лопатки…
— Спокойнее, Лукашов. Вы беседовали с харьковчанами?
— Да, беседовали. Местные жители говорят, что в городе среди фашистов страшная паника. Офицеры грузят награбленное в машины и торопятся выехать.
После доклада Лукашова о его рейде я предложил ему и его конникам отдохнуть. Он посмотрел изумленно:
— То есть как — отдохнуть? Почему?
— Потому что вы устали с дороги.
Он вытянулся, козырнул, злой и разочарованный, и, громко стукнув каблуками, вышел из домика.
Как я его понимал! Но что можно еще сказать? Позвонил снова Рябышеву. Он выслушал, поблагодарил.
