Крымову наступать на Петроград с кавалерийским корпусом и артиллерией, находившимися в тот момент в Луге, откуда они могли за два дня дойти до столицы. Это означало начало гражданской войны и делало дальнейшее ведение переговоров невозможным. Наступление на Петроград будет подавлено силой, но он опасался, что вызванное им прекращение продовольственных поставок спровоцирует большевистское восстание, которое приведет к образованию коммуны. Поэтому он советует всему дипломатическому корпусу немедленно переехать в Москву или Финляндию, и, получив мой ответ, он начнет все необходимые приготовления. Я ответил, что не могу бежать и оставить без защиты британскую колонию и что на эвакуацию всех союзных колоний нет времени. Я созову собрание глав миссий и сообщу ему об их пожеланиях, но одновременно с этим я обращаю внимание правительства на необходимость примирения с Верховным главнокомандующим и призываю послать генерала Алексеева в качестве посредника, чтобы уладить разногласия. Поскольку он не выразил надежды, что какие-либо шаги в этом направлении будут все-таки предприняты, остается только ждать развития событий и надеяться, что у Корнилова хватит сил, чтобы за короткое время преодолеть сопротивление.
Возвратившись домой, я попытался убедить жену и дочь перебраться в Финляндию, но они, со свойственным им мужеством, наотрез отказались меня покинуть. На встрече глав дипломатических миссий, состоявшейся в нашем посольстве в тот же день, было решено, что мы должны оставаться в Петрограде, чтобы обеспечить защиту нашим соотечественникам. Представители союзных держав также приняли резолюцию, в которой предлагали свои услуги в качестве посредников в конфликте, который возник между Временным правительством и главнокомандующим, с единственной целью предотвратить гражданскую войну и служить интересам России и ее союзников».
«Сегодня вечером, передавая Терещенко резолюцию, принятую союзными представителями, я сказал ему, что хотя у нас нет намерений вмешиваться во внутренние дела России, но как ее друзья и союзники мы хотели бы предложить правительству свои услуги, если мы можем хоть что-нибудь сделать для того, чтобы избежать возможной катастрофы.
Выразив свою благодарность и сказав, что незамедлительно поставит премьер-министра в известность о предпринятом нами шаге, он заявил, что, по его мнению, конфликт теперь неизбежен. Социалисты- революционеры вместе с Керенским считают, что теперь не остается ничего кроме как сражаться, поскольку дело зашло слишком далеко и для компромиссов уже нет места. Кадеты, напротив, полагали, что правительство должно сдаться и позволить Корнилову сформировать министерство. Сам Терещенко всегда был горячим поклонником главнокомандующего и был готов зайти очень далеко, чтобы спасти страну от гражданской войны. Однако мысль о том, что судьба России окажется в руках людей, которые окружали Корнилова, внушала ему серьезные опасения. Так, министром финансов должен был стать Завойко – главный советник Корнилова, – чья деятельность в прошлом не давала оснований для доверия, в то время как его будущие коллеги, включая Аладьина, намеченного на пост министра иностранных дел, были ничуть не лучше. Терещенко добавил, что лично он все еще пытается добиться примирения и призывает к тому, чтобы Корнилов и Керенский подали в отставку и было образовано новое правительство из представителей умеренных партий, без участия Совета».
«Министр иностранных дел сообщил мне сегодня утром, что премьер-министр поручил ему поблагодарить союзных послов за их предложение, которое его очень тронуло, и выразить сожаление, что позиция Верховного главнокомандующего не позволяет правительству прийти с ним к соглашению.
Терещенко говорит, что петроградский гарнизон стал на сторону правительства и что Корнилов может рассчитывать лишь на три кавалерийские дивизии под командованием Крымова. Все министры подали в отставку, хотя продолжают руководить работой своих ведомств, и, по существу, Керенский является диктатором».
«В результате медлительности наступления Корнилова у правительства было время, чтобы собрать гарнизон, привезти матросов и солдат из Кронштадта, вооружить тысячи рабочих и арестовать многих из его сторонников».
«Терещенко сообщил мне, что Корнилов окончательно отставлен и что Керенский взял на себя Верховное командование армией, назначив генерала Алексеева начальником Генерального штаба, и что генерал Верховский, командующий Московским округом, будет назначен военным министром».
Выступление Корнилова почти с самого начала было отмечено почти детской некомпетентностью ее организаторов и завершилось полным поражением. По прибытии на станцию в двадцати пяти километрах от Петрограда его войска были встречены Черновым, и, поскольку они ничего не знали о целях своего похода, он легко убедил их принять сторону Керенского. Крымов, их командир, был доставлен в Петроград на автомобиле и после беседы с Керенским застрелился. Корнилов был арестован и отдан под суд по обвинению в государственной измене, но после большевистской революции ему удалось бежать.
Хотя все мои симпатии были на стороне Корнилова, я всегда старался показать бесперспективность идеи военного переворота, поскольку надежда России на спасение была в тесном сотрудничестве между ним и Керенским. Корнилов, который вовсе не был реакционером, искренне считал, что Львов послан Керенским, чтобы выяснить его взгляды на политическую ситуацию, и он выразил их с присущей ему откровенностью, не придавая им формы ультиматума. Совершенно невозможно объяснить ту роль, которую сыграл в этом деле Львов. Он извратил слова Керенского Корнилову, слова Корнилова – Керенскому, но был ли он отъявленным мошенником или дураком, я сказать не берусь. Во всяком случае, он оказался главным возмутителем спокойствия. Корнилов решился на это выступление только после того, как получил от Керенского приказ сложить с себя командование, и при этом он руководствовался исключительно соображениями патриотического характера. Но хотя лично он был готов работать с Керенским, в его окружении были люди, которые уже несколько недель вынашивали планы свержения правительства и желали использовать его как свое орудие и навязать ему свою волю.
В планы этого контрреволюционного движения было посвящено такое количество людей, что они уже давно не являлись секретом. Керенский знал об этих планах, и поэтому, когда Львов принес ему то, что он выдал – хотя и совершенно безосновательно – за ультиматум Корнилова, у него уже были подозрения и предубеждение против главнокомандующего. Хотя Керенский, несомненно, видел в нем опасного противника, который, в случае если ему удастся получить контроль над армией, может использовать ее против правительства, но я не верю, что он намеренно расставил Корнилову ловушку, чтобы убрать его с дороги. Но, как и у последнего, у него нашлись дурные советчики, которые из личных или партийных интересов уговаривали его избавиться от главнокомандующего. Он не был уверен, стоит ли так поступать, о чем свидетельствует и тот факт, что во время его телеграфного разговора с Корниловым он пообещал приехать в Ставку, и только Некрасов в конце концов убедил его объявить Корнилова предателем. Все это время его политика была слабой и нерешительной: после июльского восстания у него была возможность разделаться с большевиками раз и навсегда – он ею не воспользовался; и теперь, вместо того чтобы попытаться найти с Корниловым общий язык, он сместил единственного сильного человека, способного восстановить дисциплину в армии. Более того, ради защиты революции, что всегда было у него на первом плане, он совершил еще одну ошибку: вооружил рабочих, сыграв таким образом на руку большевикам. В своем письме в министерство иностранных дел от 21 сентября я отмечал:
«Как сказал мне вчера один известный иностранный государственный деятель, в Керенском уживаются два человека: один – глава правительства и патриот, другой – социалист и идеалист. Пока верх берет первый, он издает приказы о строгих мерах и говорит об установлении железной дисциплины; но как только он начинает прислушиваться к увещеваниям последнего, он снова опускает руки и смиряется с тем, что его приказы остаются лишь на бумаге. Более того, боюсь, что, как и Совет, он никогда не хотел создания действительно сильной армии, поскольку, как он однажды заметил мне, он никогда не станет своей рукой ковать оружие, которое может быть использовано против революции».
Глава 31
1917
Совет получает преимущество. – Демократическое совещание выражает доверие коалиционному
