— Это потому, — тоже шепотом ответил Годфри, оглядывая обоих архидьяконов, прежде чем подняться на ноги, — что я на самом деле умею читать мысли, братья. Однако каковы бы ни были новости, нельзя ли поговорить о них после собрания?
Когда ни Френсис, ни Олер ничего не ответили, Годфри приступил к обсуждению предстоящих монастырских дел и сел, только когда один из монахов начал ежедневное чтение главы из Писания. Через некоторое время холод каменной скамьи пробрал Годфри до костей, и он порадовался, когда чтение было закончено и можно было закрыть собрание. Годфри дождался, пока все монахи, кроме двоих его коллег, вышли из зала. Встав и размяв затекшие ноги, он повернулся к Френсису и Олеру.
— Так о чем я должен был слышать?
— Вы же умеете читать мысли, — сухо бросил Френсис. Олер неодобрительно пощелкал языком и покачал головой.
— Опять этот отшельник из Шан Мосса, Годфри. Вы знаете о его последнем видении?
Только чувство самосохранения не позволило Годфри закатить глаза. В его жизни было время, когда он доверял всему, что исходило от лесного отшельника. Однако отшельник в Шан Моссе жил уже более столетия, и эта роль явно переходила от одного монаха к другому; некоторые пророчества, о которых Годфри пришлось услышать в последние месяцы, не могли не вызывать недоверия. Впрочем, ни братья, ни страна, скатывающаяся в бездну отчаяния, не разделяли его сомнений, находя надежду в чем угодно.
— Нет, о последнем не знаю. Какую новость я пропустил?
— Вы лучше выслушайте все внимательно, — посоветовал Френсис, заметив скептицизм Годфри. — На основании видений отшельника уже пишутся книги по истории. Не хотите же вы стать известным потомству как священник, который пренебрег предостережениями?
— Был бы счастлив, — вздохнул Годфри, — вообще не стать известным потомству.
Олер поднял руки, призывая обоих собеседников к молчанию.
— Отшельник видел ее. Видел воплощение Минеи, снизошедшей к нам. Это наверняка следует отпраздновать. В этом году он видел ее уже одиннадцать раз. Я просмотрел летописи — никогда не бывало так много...
— А он сказал, где мы ее отыщем? — перебил его Годфри, уже думая о работе, которая ему предстояла. — И что нам следует делать, когда мы ее отыщем?
— Нет. Вы же знаете, Годфри, таких деталей в его видениях не бывает.
— Нуда, хватит и того, что видения появляются так своевременно. Это все? У меня и в самом деле много работы... — Френсис рассмеялся, а Олер насупился. — Что еще?
Френсис повернулся к Олеру.
— Наш собрат слишком занят, чтобы из-за сегодняшних дел беспокоиться о будущем.
— Не кажется ли вам странным, — сказал Олер, поднимаясь на ноги, — что весь этот год полон знамений и пророчеств? А теперь мы получили распоряжение Кенрика... — Годфри замер на месте, потом оглянулся, чтобы удостовериться: тяжелые двери зала закрыты. Однако Олер продолжал, не обращая на это внимания: — Ведь были и другие видения, кроме тех, о которых стало известно епископу... и нам. Отшельнику уже не раз являлась битва при Шан Моссе, схватка между... — Олера передернуло. — Между его светлостью герцогом Хаддоном и гильдийцем, Нэшем. Для любого, кто готов слушать, ясно: корень всех несчастий в одном — в колдовстве. Хотел бы я знать, что, по-вашему, нам теперь делать.
— Делать? — Брови Годфри поползли вверх. Сейчас он намеренно выбросил из головы свою связь с Мердоком, а через него — с Робертом Дугласом. Заговорить об этом он не мог, даже если бы хотел, — а такого желания он не испытывал. — Не уверен, что мы в силах сделать хоть что-нибудь. По крайней мере до тех пор, пока не решимся объявить священную войну колдунам... и позвольте напомнить вам, что наш король — один из них. Поскольку ни один из нас не достиг ранга епископа, хотел бы я услышать, что, по- вашему, нам следует предпринять? Что до меня, я вижу прок в одном: делать свое дело и быть готовыми действовать, когда придет время.
— Вот слова истинного патриота, — засмеялся Френсис. Он тоже поднялся и положил руку на плечо Олеру. — А ведь он прав. Благодари богов, что Бром болеет и не склонен с ходу объявить священную войну. Ни к чему нам торопить события больше, чем необходимо.
Олер по-прежнему хмурился.
— Надеюсь, вы серьезнее отнесетесь к делу, когда толпы народа начнут ломиться в дверь базилики, требуя ответов.
— Несомненно, — кивнул Годфри. — Я ведь буду там с ними.
Осберт разломал последний кусочек хлеба и обмакнул его в жидкую молочную кашу. Кусочки яблок и других фруктов придавали каше сладость и аромат. Хотя многие считали такую еду подходящей только для немощных, Осберт в душе предпочитал ее любой другой.
Когда слуга снова наполнил его кубок, Осберт отправил в рот последний кусочек и откинулся в кресле, вытирая пальцы куском грубого полотна. Перед ним стоял один из его самых доверенных агентов. Таких у него осталось совсем мало, и тех пятерых, что еще оставались, можно было считать подарком судьбы. Человек ждал, усталый, в грязной дорожной одежде, которая так странно выглядела на фоне роскоши кабинета Осберта.
Проглотив пищу, Осберт спросил:
— Так с тех пор Нэш ни разу и не покидал замок Рансем?
— Нет, господин.
Осберт кивнул и помахал рукой слуге, чтобы тот принес агенту чего-нибудь горячего. Поднявшись из-за стола, проктор подошел к окну, из которого открывался вид на королевский замок. Ветер, сотрясавший рамы и гулявший по комнате ледяными сквозняками, весело развевал флаги на стенах. Между флагами виднелись насаженные на пики головы людей, казненных на протяжении года за предательство, — вернее, обвиненных в предательстве, что было совсем не одно и то же.
